За свою долгую жизнь А. Ф. Кони снискал се­бе славу не только выдающегося судебного деятеля и пер­воклассного оратора, талантливого писателя и крупного общественного деятеля, но и незаурядного ученого-право- веда.

Ero талант многогранен, научные интересы разносто­ронни. Большой вклад внес он в область уголовного права, уголовного процесса и судоустройства. Среди получивших всеобщее признание криминалистов дореволюционной Рос­сии его имя занимает одно из первых мест.

Уже в юные годы А. Ф. Кони пишет первую научную работу - кандидатское рассуждение о праве необходимой обороны, опубликованное в «Московских университетских известиях» в 1866 году. Эта работа вызвала огромный ин­терес не только будущих многочисленных почитателей его необычайного таланта, но и государственной цензуры в лице Главного управления по делам печати. Ero дерзкие для того времени мысли о справедливости и целесообраз­ности допущения необходимой обороны против неправо­мерных действий власти и, в частности, против незакон­ного ареста, о том, что «всякий гражданин, имеющий обя­занность исполнять закон, имеет и право не допустить противозаконных действий», об органической связи права необходимой обороны и принципа равенства между людьми сразу же охарактеризовали А. Ф. Кони как борца за про­грессивные и демократические идеи в праве, каким он оста­вался до конца своих дней. To был смелый вызов молодого ученого, принципиально и мужественно отстаивающего свои взгляды и убеждения.

Научное дарование А. Ф. Кони было сразу же заме­чено, и он должен был по рекомендации" юридического факультета Московского университета занять место на ка­федре уголовного права и процесса. Однако А. Ф. Кони добровольно отказался от научной карьеры и почти всю свою жизнь посвятил судебной деятельности. Он прочно вошел в науку с большим опозданием во времени, но зато обогащенный многолетним опытом судебной и прокурор­ской деятельности. Быть может, потому столь весомы и значительны его научные выводы и положения, что они надежно и прочно опираются на обобщения и анализ обширной практики, на личный опыт крупного судебного деятеля и потому вызывают неослабевающий интерес и в наши дни.

Было бы ошибочно думать, что правовые взгляды А. Ф. Кони выражены лишь в его научных работах, со­ставляющих основное содержание данного тома его сочи­нений. Они красной нитью проходят через все его обвини­тельные речи и кассационные заключения, руководящие напутствия присяжным заседателям и кассационные до­клады, его выступления на собраниях юристов и воспоми­нания о прошлом.

А. Ф. Кони по праву считается основателем судебной этики - науки, не занявшей еще до сих пор заслуженного ею места. Взгляды его по этому вопросу Изложены B «Нравственных началах в уголовном процессе (общие черты судебной этики)».

Нравственйым началам при осуществлении правосудия А. Ф. Кони отводил видное место. He особенно веря, ви­димо, в возможность их реализации в судах царской Рос­сии, он утверждал, что нравственным началам «принад­лежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса». Он надеялся на то, что рядом с «изощрением техники» в уголовном процессе Должно пойти «развитие истинного и широкого человеколюбия на суде, равно далекого и от механической нивелировки отдельных индивидуальностей, и от черство­сти приемов, и от чуждой истинной доброте дряблости воли в защите общественного правопорядка».

Он надеялся на то, что «центр тяжести учения о судопроизводстве пе­ренесется с хода процесса на этическую и обществен- но-правовую деятельность судьи во всех ее разветвле­ниях».

Центральное место в судебной деятельности А. Ф. Ко­ни всегда отводил личности судьи. Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках, а самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто при дурном отправлении право­судия. Исходя из этого, А. Ф. Кони считал, что изучение судопроизводства в той его части, которая относится к судебной деятельности, должно иметь своим предме­том не только свойства и условия этой деятельности, HO и «поведение судьи по отношению к лицам, с которыми OH приходит в соприкосновение вследствие своей деятель­ности».

Большое внимание А. Ф. Кони уделяет проблеме внут­реннего убеждения судьи. Он прослеживает, как в истори­ческом развитии свобода внутреннего убеждения античного судьи сменяется предвзятостью внутреннего убеждения феодального судьи в уголовном процессе, где отсутствует защита и присутствуют безгласность, письменность и кан­целярская тайна, а последняя в свою очередь сменяется связанностью внутреннего убеждения судьи во времена господства системы формальных доказательств. Он^ при­ветствует возврат к свободе внутреннего убеждения судьи, связанный с судебной реформой 1864 года.

Судья, по мнению А. ®. Кони, должен напрягать все свои душевные силы для отыскания кстины в деле, при вынесении приговора он не должен быть в плену «мимо­летного мнения, внушенного порывом чувства или пред­взятым взглядом», он не вправе решать дела по прин­ципу: «Я так хочу». Ero девизом должно быть: «Я не могу иначе». B основе судебного приговора должна ле­жать не только логическая неизбежность, но и нравствен­ная обязательность.

Процесс формирования внутреннего убеждения судьи связан с непрерывным разрешением возникающих сомне­ний. А. Ф. Кони принадлежит определение понятия «со­мнения» и путей его преодоления. «Благодетельный и ра­зумный обычай, обратившийся почти в неписаный закон, предписывает всякое сомнение толковать в пользу подсу­димого. Ho какое это сомнение? Конечно, не мимолетное, непроверенное и соблазнительное по легко достигаемому при посредстве его решению, являющееся не плодом вя­лой работы ленивого ума и сонной совести, а остающееся после долгой, внимательной и всесторонней оценки каж­дого доказательства в отдельности и всех их в совокуп­ности, в связи с личностью и житейскою обстановкою обвиняемого^ C сомнением надо бороться - и победить его или быть им побежденным, так, чтобы в конце концов не колеблясь и не смущаясь сказать решительное слово - «виновен» или «нет»...». B этом теоретическом положении настойчиво звучит призыв к напряженной, интенсивной и плодотворной деятельности судей, вне которой не может быть достигнуто специальное и общепревентивное воздей­ствие судебного процесса, и особенно судебного приговора.

Высоко ценил А. Ф. Кони судейскую независимость как одно из важнейших условий, обеспечивающих поста­новление правильного приговора. Он считал необходимым ограждать судей от всяких посягательств на их независи­мость, от условий, дающих основание к развитию в них «малодушия и вынужденной угодливости».

B связи с этим он положительно оценивал принцип несменяемости судей, дающий, как ему представлялось, «возможность спокойно и бестрепетно осуществлять свою судейскую деятельность». Переоценка значения несменяе­мости судей как гарантии судейской независимости отно­сится к числу заблуждений А. Ф. Кони. Общеизвестна ленинская оценка принципа несменяемости судей, не даю­щего возможности замениаь негодных судей. Именно по­этому советское законодательство не восприняло этого принципа.

Заслуживают быть отмеченными суждения А. Ф. Кони о влиянии иа судей общественного мнения. Он высоко це­нил общественное мнение передовой России. Вместе с тем он предостерегал от подмены подлинного общественного мнения «общественными страстями». «Под видом «обще­ственного мнения», - писал он, - судье указывается ино­гда лишь на голос «общественной страсти», следовать ко­торому в судебном деле всегда опасно и нередко недо­стойно».

А. Ф. Кони весьма ярко показал, как отрицательно иногда влияет на суд общественное мнение, когда оно яв­ляется зыбким, неустойчивым, несозревшим. B обвини­тельной речи по делу Александра и Ивана Мясниковых, разбиравшемуся 14 лет и возбудившему массу толков, он говорил:

«Общественное мнение клонилось... TO в одну, TO в дру~ гую сторону, и судом общественного мнения дело это было несколько раз, и самым противоположным образом, разре­шаемо. Мясниковых признавали то закоренелыми преступ­никами, то жертвами судебного ослепления. Ho суд обще­ственного мнения не есть суд правильный, не есть суд, сво­бодный от увлечений; общественное мнение бывает часто слепо, оно увлекается, бывает пристрастно и - или жесто­ко не по вине, или милостиво не по заслугам. Поэтому приговоры общественного мнения по этому делу не могут и не должны иметь значения для вас».

Эти соображения актуальны и в наши дни.

Присяжным заседателям, «почерпнутым из обществен­ного моря и снова в него возвращающимся», он всегда вну­шал, что они не должны приходить в суд с уже заранее сложившимся мнением. B них он видел представителей общественной совести. .

Обращая внимание судей на недопустимость автомати­ческого применения закона, на необходимость проникнове­ния в мысль законодателя, А. Ф. Кони вместе с тем воз­ражал против внесения в толкование закона своих личных вкусов, симпатий и антипатий, что способно поставить на место закона личное усмотрение и произвол. «Законода­тельная деятельность, - писал он, - в своей вдумчивой и медлительной, по самому своему существу, работе, уподоб­ляется старости, о которой поэт сказал, что она «ходит осторожно и подозрительно глядит». Пестрые явления и новые потребности мимо бегущей жизни обгоняют закон с его тяжелой поступью. Судье легко и извинительно увлечься представлением о том новом, которому следовало бы быть на месте существующего старого, и в рамки на­стоящего постараться втиснуть предполагаемые веления желанного будущего. Этот прием приложения закона.., од­нако, грозит правосудию опасностью крайней неустойчи­вости и случайности...».

Таким образом, А. Ф. Кони выступал против коррек- тировзния законов судьями в соотзетствии с потребно­стями практики и изменившимися условиями жизни. Так идея независимости судей дополнялась идеей законности, составляя двуединую формулу одного из важнейших устоев правосудия.

Высоко ценя закон, А. Ф. Кони тем не менее подчерки­вал, что он намечает лишь служебные обязанности судьи. Ho наряду со служебным долгом есть нравственный долгПоэтому в деятельности судьи должны сливаться право­вые и нравственные требования, в каждом судебном дей­ствии наряду с вопросом, что следует произвести, возни­кает не менее важный вопрос о том, как это произвести. Нравственный долг судьи А. Ф. Кони видел прежде всего в уважении к человеческому достоинству и в справедливом отношении к человеку. «Правосудие не может быть отре­шено от справедливости, - писал А. Ф. Кони, - а послед­няя состоит вовсе не в одном правомерном применении к доказанному деянию карательных определений закона. Судебный деятель всем своим образом действий относи­тельно людей, к деяниям которых он призван приложить свой ум, труд и власть, должен стремиться к осуществле­нию нравственного закона».

B ряде положений уголовно-процессуального закона А. Ф. Кони видел требования нравственности (право близ­ких родственников и супруга обвиняемого устраниться от дачи показаний о нем, недопущение к свидетельству защит­ника в отношении признания, сделанного ему обвиняемым во время производства по делу, право обвиняемого на мол­чание и недопустимость принять это молчание за призна­ние им своей вины и т. д.).

А. Ф. Кони стремился привить нравственную чуткость судье, развивать в нем стремление не только казаться, но и быть справедливым. Судья никогда не должен забывать, что подсудимый почти никогда не находится в спокойном состоянии, что следует всегда учитывать состояние потер­певшего, оскорбленного в своих лучших чувствах, а также состояние свидетелей, большинство которых теряется в не­обычной, торжественной обстановке суда, и потому надо уметь «вернуть спокойствие и самообладание одним,начала в уголовном процессе»: «Идеалы постепенно начали затемняться, и нравственные задачи стали отходить на задний план. Служение правосудию по­немногу начинает обращаться в службу по судебному ве­домству, которая отличается от многих других лишь своею тяжестью и сравнительно слабым материальным возна­граждением».

А. Ф. Кони мечтал, чтобы в курс уголовного судо­производства входил отдел судебной этики в дополнение к истории и догме процесса. Неоднократные его попытки получить возможность читать такой курс в университете не увенчались успехом. Ho мечта его была смелой и дерз­кой: утверждать и внедрять нравственные начала в уголов­ное судопризводство, хотя и пореформенной, но самодер­жавной России.

Большую научную ценность имеет включенный в чет­вертый том очерк «История развития уголовно-процес­суального законодательства в России». Законы о судо­производстве, подчеркивал А. Ф. Кони, помимо своего на­значения регламентировать осуществление правосудия, имеют историческое, политическое и этическое значение.

Метко и образно характеризует А. Ф. Кони старый до­реформенный суд, в котором торжествовало «своеобраз­ное правосудие, среди органов которого подчас власть без образования затопляла собою небольшие островки обра­зования без власти».

Волокита и исключительная медлительность производ­ства являлись непременными спутниками этого суда. B ра­боте приводится яркий пример такой волокиты: дело о краже из московского уездного казначейства медной мо­неты, возникшее в 1844 году, было окончено ЛИШЬ B 1865 году, т. e. через 21 год. Таких дел было немало.

Обличающие строки посвятил А. Ф. Кони временам, когда «сознание надо добыть во что бы то ни стало, - не убеждением, так страхом, не страхом, так мукою», когда судьи допытывались «правды» посредством изощренных пыток, когда суд находился в плену заранее «предустанов­ленных», формальных доказательств с их «присяжными» и «бесприсяжными» свидетельскими показаниями, с превос­ходством показаний знатного перед незнатным, духовного перед светским, мужчины перед женщиной, ученого перед неученым.

А. Ф. Кони показал и неприглядную роль правовой науки. «Вопиющие недостатки такого порядка вещей, - пи­сал он, - долгое время не привлекали к себе внимание законодателя и мало интересовали науку, которая, брезг­ливо отворачиваясь от действительности, уходила в глубь веков, изощряясь в исследованиях о кунах и вирах по Русской Правде или раболепно пела дифирамбы нашему судопроизводству».

И если делались отдельные попытки хотя бы коммен­тировать действующее законодательство, то они натал­кивались на противодействие цензуры. B очерке приво­дится приговор с «Практическим руководством к русскому уголовному судопроизводству», написанным H. И. Стоя- новским в 1850 году и признанным цензурой излишним по мотиву: «Что если в его руководстве приведено TO, что изложено в Своде законов, то к чему оно?, а если в нем содержится то, чего нет в Своде, то оно бесполезно, а сле­довательно и не нужно;..»,

Читатель найдет в указанной работе немало восторжен­ных строк, посвященных периоду, предшествовавшему су­дебной реформе и связанному с ее осуществлением, - периоду «судебного обновления России», «пробуждения правового чувства и юридической мысли».

Весьма тщательно показаны в этой * работе дискуссии, имевшие место в то время по вопросам введения суда при­сяжных, допущения защиты обвиняемых на предваритель­ном следствии и гласности при производстве предвари­тельного следствия.

А. Ф. Кони сочувственно относился к мнению, что «та­кая гласность представляется самым действительным сред­ством в смысле ограждения лица, подвергшегося пресле­дованию, от злоупотреблений и увлечений следователя», она нужна и «для устранения несправедливых нареканий на добросовестных следователей и для предупреждения возможности голословного отказа подсудимых от сделан­ного ими признания преступления». Что же касается до­пущения защиты на предварительное следствие, то оно «одинаково полезное не только для привлеченного, HO и для самого следователя».

А. Ф. Кони сочувственно приводит доводы редакцион­ной комиссии против предоставления права единолично мировому судье применять арест: «Арест есть лишение свободы - величайшего блага каждого гражданина, рас­поряжение которым нельзя предоставить единоличному мировому судье, способному, как всякий человек, увле­каться и страстями, и пристрастиями. B случае несправед­ливости этого наказания уже невозможно вознаградить сделанное им зло. Арест есть вычет из жизни, попол­нить который не в состоянии никакая сила человеческая. Представлять такое безвозвратное неисправимое наказание произволу одного судьи - нет никакой возможности. Рас­поряжение им может быть представлено только суду кол­легиальному, но никак не одному судье. Гражданская сво­бода- такое великое право, которое должно быть огоаж- дено самыми действительными гарантиями».

Весьма примечательно суждение А. Ф. Кони о царской тюрьме - «этой школе взаимного обучения праздности пороку, разврату и преступлению».

А. Ф. Кони был неизменным почитателем судебной реформы, осуществленной в России в 1864 году. Он счи­тал, что юрист найдет в истории судебной реформы ши­рокую и блистательную картину коренного изменения форм и условий правосудия, являющегося одной из важ­нейших сторон жизни. Уходил со сцены вотчинный суд C его расправой в голом виде, терялся сословный характер суда. C судебной реформой связывалась не оправдавшаяся впоследствии надежда, что уйдет в прошлое Русь, которая «в судах полна неправды черной».

B работе «Судебная реформа и суд присяжных» А. Ф. Кони прослеживает процесс рождения новых начал в судопроизводстве. Вначале, еще до реформы, полицей­ский розыск отделяется от судебного исследования. Ha смену полицейским чинам приходят судебные следова­тели. Двери залов судебных заседаний понемногу начи­нают открываться, и в них входит не только проситель, но и «слушатель и зритель». Однако это были лишь за­платы на старой одежде. B суде продолжала господство­вать теория формальных доказательств, преобладало пись­менное производство. «Составители Судебных уставов, - писал А. Ф. Кони, - понимали, что необходима кореиная реформа, что как ни подпирать, чинить и штукатурить старое здание, а все-таки в нем долго прожить будет не­возможно».

Судебная реформа на место теории формальных дока­зательств принесла свободную оценку доказательств, а взамен письменного производства провозгласила начала гласности, устности, непосредственности и состязатель­ности. Появился суд присяжных. «Живой человек, - писал А. Ф. Кони, - вызван ими во всех стадиях процесса пред лицо суда и в решительные моменты окончательного об­суждения его вины поставлен в условия свободного состя­зания».

А. Ф. Кони с грустью многократно отмечает, что осу­ществление в жизни основных начал Судебных уставов вызвало резкие и все возрастающие нападки на эти начала. Демократические начала и институты не могли пуститькории в почву царскойРоссии(этодалеконевсегда понимал А. Ф, Кони). Их судьба оказалась печальной. «Мировой институт, - констатирует А. Ф. Кони, - судеб­ные следователи, прокуратура, адвокатура и присяжные заседатели были подвергаемы беспощадней и, по большей части, крайне односторонней критике».

А. Ф. Кони возмущался несправедливостью огульных обвинений учреждения адвокатуры, «неразрывно связан­ного с коренным началом нового суда - состязанием сто­рон», и отмечал ту тяжелую и бескорыстную помощь, «ко­торую оказывала адвокатура отправлению правосудия в массе уголовных, подчас очень долгих процессов».

Он решительно отбивал все атаки на суд присяжных и отстаивал необходимость его сохранения. B присяжных заседателях он видел представителей общества, выразите­лей общественной совести, указывал иа ту пропасть, кото­рая отделяла их от сословных представителей. «Присяж­ные заседатели, - писал А. Ф. Кони, - решают дела по внутреннему убеждению, которое складывается свободно и независимо, согласно с тем, что они видят и слышат на суде. Это коренное свойство суда присяжных».

Как известно, суд присяжных подєергалея в то время критике главным образом за то, что он выносил значитель­ное число оправдательных приговоров. Особой силы до­стигла эта критика, когда был вынесен оправдательный приговор по делу Веры Засулич, по которому председа­тельствовал А. Ф. Кони (в качестве наказания за это он был «разжалован» в цивилисты и направлен в петербург­скую судебнуюпалатудля рассмотрения гражданскихдел). А. Ф. Кони потратил немало сил и энергии на".то, чтобы вскрыть подлинные причины оправдательных приговоров, выносимых присяжными заседателями. Он указывал на то, что присяжных спрашивают ке о том, совершил ли подсу­димый преступное деяние, а виновен ли он в том, что совер­шил его. И поэтому они нередко, установив факт соверше­ния подсудимым преступления и не найдя его личной вины в этом, выносят оправдательный вердикт. Он считал пре­увеличенными многочисленные заявления о слабой репрес­сии суда присяжных.

А. Ф. Кони утверждал, что можно не соглашаться с тем или иным оправдательным приговором суда присяж­ных, но его всегда можно понять и объяснить.

Оправдательные приговоры суда присяжных во мно­гих случаях содержали в себе критику действовавших тогда законов, c которыми не могло примириться право­сознание присяжных заседателей. Поэтому А. Ф. Кони подчеркивал, что систематически повторявшиеся оправда­тельные приговоры «сослужили службу законодатель­ству, указав ему на противоречие жизни с требованиями закона».

А. Ф. Ко-ни приходил к выводу, что правильное реше­ние вопроса заключается не в принятии предложений об упразднении суда присяжных, а в осуществлении мер по улучшению практики его деятельности. «Суд жизнен­ный, - писал он о суде присяжных, - имеющий облаго­раживающее влияние на народную нравственность, слу­жащий проводником народного правосознания, должен не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни».

«Суд присяжных России, - говорил А. Ф. Кони 28 но­ября 1880 г.в С.-Петербургскомюридическом обществе,- похож на дорогое и полезное растение. Опытный и знаю­щий садовод, в лице составителей Судебных уставов, пере­нес его из чужих краев на нашу почву, вполне для него пригодную, и затем уступил другим возращеиие этого растения. Пока оно не пустит глубоких корней и не рас­пустится во всей своей силе, необходимо не оставлять его на произвол судьбы, а заботливо следить за ним, охранять его от непогоды, защищать от дурных внешних влиянии, окопать и оградить таким образом, чтобы не было поводов и возможности срезать с него кору или обламывать его вегки».

B суждениях А. Ф. Кони о суде присяжных в царской России имелось немало заблуждений и главное чрезмерной идеализации этого института. Некоторые его предложения по усовершенствованию суда присяжных были ошибоч­ными. Он неправильно, например, полагал, что одной из причин недостатков в деятельности суда присяжных яв­ляется привлечение в их состав крайне бедных людей. Отмечая в работе «О суде присяжных и о суде с сослов­ными представителями» невысокий имущественный ценз для включения в списки присяжных (200 руб. валового до­хода или жалованьявгод)и предлагая повысить этотценз, А. Ф. Кони писал: «...всякий суд, не исключая и суда при­сяжных, должен состоять из людей, независимых от нуж­ды и от страстей, ею порождаемых». Он считал в связи с этим правильным исключение законом 1887 года из со­става присяжных Людей, впавших в крайнюю бедность, и домашнюю прислугу и ставил вопрос о возможности иск­лючения из их состава «...таких представителей служеб­ных профессий, которые, будучи надломлены в своей жив- ни и искажены в трезвости своих взглядов непрерывным механическим трудом за кусок хлеба, приносят затем иа скамью присяжных болезненную односторонность». Он сетовал на «...призыв в присяжные заседатели, по не­скольку лет сряду, одних и тех же лиц из числа весьма недостаточных крестьян, тогда как в тех же местностях много лиц дворянского и купеческого сословий...».

Отдавая должное судебной реформе, А. Ф. Кони тем не менее иногда трезво понимал, что если найдутся люди для ее осуществления в жизни, то не будет условий для деятельности этих людей. B речи в годовом собрании Юри­дического общества при С.-Петербургском университете 26 января 1892 г. «Новые меха и новое вино» он говорил: «У нас часто жалуются, что «нет людей», когда в сущно­сти нет не людей, а условий для их деятельности. Яв­ляются условия - появляются неведомо откуда, из безве­стной тьмы предполагаемого безличья, и деятели бодрые и добрые...».

B августе 1913 года в канун 50-летия Судебных уста­вов А. Ф. Кони писал: «Скоро минет пятьдесят лет с 20 ноября 1864 г.... Гармонические черты богини измени­лись, чело ее покрыли морщины - плод горьких утрат и тяжелых испытаний, н® для тех, кто ее узнал полвека назад, кто с любовью и тревогой следил за ее жизненным путем, ее внутренняя красота осталась неизменной, и в душе их живет вера, что все наносное, временное, случай­ное, вызванное «злобой дня» и служащее последней, при дальнейшем развитии русской правовой жизни «спадет ветхой чешуей», открыв неувядающие черты первоначаль­ного образа».

Демократические начала правосудия и идеалы, в кото­рые верил и которым служил А. Ф. Кони, были, однако, несбыточной мечтой в условиях царской России. Ему су­ждено было дожить и увидеть их торжество после Октября 1917 года в Советской России, где произошло действи­тельное судебное обновление как составная часть всеоб­щего обновления экономической, общественной и полити­ческой жизни..

А. Ф. Кони был неизменным приверженцем демокра­тических принципов уголовного процесса. Гласность,уст- ность, непосредственность и свободную оценку доказа­тельств он считал коренными началами правосудия.

Он высоко ценил принцип состязательности и полагал> что «едва ли скоро человечество... найдет возможным об­ходиться без состязательного начала», так как именно в судебном состязании «взаимно создаются и разрушаются аргументы и установляются новые и не всегда ожиданные точки зрения не только на закон, но и на личность подсу­димого, взятую не отвлеченно, а выхваченную из жизни со всеми своими корнями и ветвями».

«Гласность и устность, - писал он, - внесли в судебное производство начало непосредственного восприятия мате­риала для суждения. Они расшевелили и разметали по сторонам тот ворох бумаг, докладов, протоколов, проектов, резолюций и т. п., под которым был погребен живой человек, становившийся лишь нумером дела. Он встал из- под этого нагромождения письменной работы, стиравшей его личные краски, и предстал перед судьею вместе со своими фактическими обличителями и заступниками-свиде- телями».

Демократические принципы правосудия хорошо рас­крыты А. Ф. Кони в работе «Заключительные прения сторон в уголовном процессе». Здесь, в частности, указы­вается на то, что состязательное начало в процессе выдви­гает как необходимых помощников судьи в исследовании истины - обвинителя и защитника, совокупными усилия­ми которых освещаются разные и противоположные сто­роны дела.

А. Ф. Кони подчеркивал прежде всего нравственные обязанности прокурора-обвинителя, призванного с одина­ковой чуткостью и усердием ограждать «интересы обще­ства и человеческое достоинство личности».

«Мерилом дозволительности приемов судоговорения, - писал он, - должно служить то соображение, что цель не может оправдывать средства и что высокая задача правосудного ограждения общества и вместе защиты личности от несправедливого обвинения должна быть достигаема способами, не идущими вразрез с нравствен­ным чувством».

Весьма интересны суждения А. Ф. Кони о характере, содержании и предмете прений сторон. Нельзя не согла­ситься с его утверждением, что прения - самая живая, подвижная, изменчивая в содержаний и объеме часть су­дебного состязания. Прения не должны касаться вопросов, не имеющих никакого отношения к делу, но вместе с тем они, по мнению Кони, могут касаться обстоятельств, не бывших предметом судебного следствия (например, воп­роса о применении уголовного закона, меры наказания, указаний на общеизвестные истины, не требующие судеб­ных доказательств, и т. д.).

Касаясь вопроса об обременительности для суда уча­стия в деле нескольких защитников на стороне одного под­судимого, А. Ф. Кони остроумно замечает, что соображе­ния практического удобства не должны приниматься во внимание и что численное неравенство сил не имеет ника­кого значения, важно лишь их качество. «Рассматриваемые с точки зрения талантаизнания, - пишет он, - несколько заурядных защитников не могут составить надлежащего противовеса одному талантливому обвинителю, а три-че- тыре рядовых прокурора не идут в сравнение с одним богато одаренным защитником, горячим словом которого движет глубокое внутреннее убеждение».

B противовес многим ученым и судебным ораторам А. Ф. Кони категорически возражал против составления текста обвинительной и защитительной речей сторон и оглашения их в судебных прениях. Он сам никогда не при­бегал к этому, выступая в судах в качестве обвинителя, так как это «подрывало бы впечатление, которое они дол­жны производить, и ослабляло бы непосредственность вос­приятия их содержания, сосредоточивая на себе гораздо менее внимания, чем изустные объяснения...». B другом месте он пишет: «Изустное слово всегда плодотворнее

письменного: оно живит слушающего и говорящего». Он сообщает, что Сенат признал недопустимым произнёсение заключительных речей по проектам, заранее заготовлен­ным, разрешив лишь «заглядывать» в заметки в случаях, когда память изменяет. А. Ф. Кони был сторонником жи­вого, образного и яркого слова на суде, лично показывая всем обвинителям неистощимый талант первоклассного судебного оратора.

B подтверждение своей позиции по этому вопросу А. Ф. Кони приводит высказывание московского проку­рора Громницкого по поводу заранее изготовленных ре­чей: «Они гладки и стройны, но бледны, безжизненны, и не производят должного впечатления; это блеск, но не свет и тепло; это красивый букет искусственных цветов, но с запахом бумаги и клея».

B известной работе «Приемы и задачи прокуратуры» А. Ф. Кони показывает не только то, что вправе и обязан делать прокурор, но и то, как он должен это делать. Здесь он прежде всего обращает внимание на трудности, связан­ные с деятельностью обвинителя «в обстановке публичного столкновения и обмена убежденных взглядов, а не в тиши «присутствия». Прокурор не должен обвинять BO что бы то ни стало и допускать «близорукую или ослепленную односторонность». B речи прокурора не должно быть развязности и насмешек над подсудимым. Кони вспоми­нает случай, когда один из товарищей прокурора, pac-: сказав об исходе обвинения, которое он поддерживал, заявил ему: «Ну, хоть я и проиграл, но зато ему (подсу­димому.- И. П.) всю морду сапогом вымазал, - останется доволен». А. Ф. Кони тут же устранил этого «судебного деятеля» от выступлений в качестве обвинителя на суде.

Особого такта требовал А. Ф. Кони от прокурора в отношении к суду и к своему процессуальному противни­ку - защитнику. Он выступал против каких бы то ни было выпадов и личных оскорблений защитника, против обоб­щения отдельных недостатков адвокатуры и огульного охаивания ее деятельности. «Было бы, однако, в высшей степени несправедливо, - писал А. Ф. Кони, - обобщать эти случаи и поддерживать на основании такого обобще­ния неблагоприятный и нередко даже враждебный взгляд на такую необходимую жизненную принадлежность состя­зательного процесса, как защита».

А. Ф. Кони считал невозможным преподать какие-либо советы, исполнение которых может сделать человека крас­норечивым. Важно^уметь говорить публично, а это умение обусловлено, по его мнению, исчерпывающим знанием пред­мета, о котором говоришь, хорошим знанием языка, на ко­тором говоришь, умением пользоваться всеми богатствами языка, и, наконец, правдивостью того, о чем говоришь. B основании судебного красноречия, утверждал А. Ф. Ко­ни, лежит необходимость доказывать и убеждать, т. e. иными словами, - необходимость склонять слушателей присоединиться к своему мнению.

Весьма решительно осуждал А. Ф. Кони практику, по­явившуюся в середине восьмидесятых годов, когда лицо, в отношении которого было собрано достаточно доказа­тельств, для того чтобы быть поставленным в положение обвиняемого, на протяжении почти всего предварительного следствия оставалось в качестве подозреваемого, чем гру­бо нарушалось право обвиняемого на защиту. «Следова­телем и прокуратурой, - писал А. Ф. Кони, - в этих случаях руководило желание достигнуть успеха обвинения лишением заподозренного возможности защищаться, мол­чаливо и беспомощно видя и чувствуя, как куется про­тив него целая цепь улик и доказательств, своевременно опровергнуть или иначе осветить которые он лишен воз­можности».

C возмущением А. Ф. Кони отзывался о незаконной практике, когда будущий несомненный обвиняемый, против которого уже были вполне достаточные данные, допраши­вался как свидетель, иногда по нескольку раз в течение следствия. «Легко себе представить, - писал А. Ф. Ко­ни, - что переживал такой псевдосвидетель, какие ложные и опасные для себя шаги он делал, «оглушенный шумом внутренней тревоги» и измученный этой следственной игрой «в кошку и мышку».

Заслуживает внимания еще одна рекомендация, содер­жавшаяся в «Приемах и задачах прокуратуры». Речь идет об использовании в обвинительной речи на суде сознания подсудимого. «При обвинениях на суде, - писал А. Ф. Ко­ни, - и я, и некоторые из моих товарищей старались не опираться на собственное сознание подсудимого, даже сде­ланное на суде, и строить свою речь, как бы сознания во­все не было, почерпая из дела объективные доказательства и улики, не зависящие от того или другого настроения подсудимого, - от его подавленности, нервности, желания принять на себя чужую вину или смяглить свою, созна­ваясь в меньшем, чем то, в чем его обвиняют...».

Среди работ о судебной психологии видное место за­нимает статья «Память и внимание». И хотя она снабжена автором весьма скромным подзаголовком «Из воспомина­ний судебного деятеля», в ней сделаны научные обобщения и выводы, имеющие значение для развития новой и моло­дой еще в настоящее время науки - судебной психологии.

«Память и внимание» - это глубокое и тщательное исследование одной из важнейших проблем судебной пси­хологии - психологии свидетельских показаний.

А. Ф. Кони справедливо указывает на то, что способ­ность человека останавливать свое внимание на окружаю­щем и происходящем, свойства и характер памяти с ec ви­доизменениями под влиянием времени и личности рассказ­чика имеют большое значение для формирования и дачи показаний. Поэтому проблема внимания и памяти лиц, дающих показания, является ключевой для проверки оцен­ки достоверности этих показаний.

Решительно выступает А. Ф. Кони против учения клас­сической школы, опутавшей «жизнь своим учением о злой воле и ее проявлениях», против появившейся тогда тенден­ции заменить суд присяжных судом «врачей-специалистов, для которого, по самому его существу, не нужны гласность, защита, обжалование, возможность помилования». Он об­ращает внимание на то, что «это все шаткие условия иска­ния истины в деле, а не положительного и твердого зна­ния о ней, даваемого наукой», что это лишь способно низвести карательную деятельность государства «к охоте на человека с применением научных приемов антропомет­рии». Bce эти тенденции не могли не сказаться отрица­тельно не только на уголовном праве и судоустройстве, но и на уголовном процессе, который, по меткому замечанию А. Ф. Кони, «острее соприкасается с жизнью и ее вечно новыми запросами».

Без свидетельских показаний не обходится почти ни одно уголовное дело. Поэтому роль свидетельских показа­ний в формировании внутреннего убеждения следователей и судей огромна. Чтобы обеспечить получение правильных показаний, недостаточно одной лишь борьбы с злоупот­реблениями со стороны лиц, ведущих допрос. «В самом свидетеле, - писал А. Ф. Кони, - могут заключаться эле­менты, отклоняющие его показание от истины, замутняю- щие и искажающие его строго фактический источник».

Если бы внимание каждого свидетеля было обращено на все стороны воспринимаемого явления, а память удер­живала все воспринятое, то при правильном и полном вос? произведении воспринятого мы всегда получали бы досто­верные свидетельские показания. Ho внимание обращается не на все, а память не все удерживает. Это усложняет ра­боту следователя и судьи при оценке свидетельских пока­заний. «Эта своего рода «усушка и утечка» памяти вызы­вает ее на бессознательное восстановление образующихся пробелов - и таким образом, мало-помалу, в передачу ви­денного и слышанного прокрадываются вымысел и само­обман. Таким образом, внутри почти каждого свидетель­ского показания есть своего рода язва, отравляющая по­немногу весь организм показания, ие только против воли, но и без сознания самого свидетеля. Вот с каким материа­лом приходится судье иметь дело...»

Здесь А. Ф. Кони ставит важный вопрос о субъективно добросовестных, но объективно ложных показаниях, во­прос о необходимости отграничить заведомо ложные пока­зания свидетеля, влекущие уголовную ответственность лжесвидетеля, от лжи бессознательной и невольной, не влекущей ответственности свидетеля, но тем не менее оди­наково затемняющей истину, преграждающей к ней путь.

Указывая на трудности, связанные с оценкой свиде­тельских показани^, А. Ф. Кони не пошел, однако, по не­правильному пути отказа вообще от этих показаний как источника доказательств, он мобилизует судей на преодо­ление этих трудностей, в частности, путем изучения основ судебной психологии. Для этой цели он предлагал ввести на юридическом факультете преподавание психологии и психопатологии.

Вместе с тем А. Ф. Кони высказывался против психо­логической экспертизы показаний свидетелей, предлагае­мой рядом ученых (Штерн, Врещнер и др.). Исключение он делал для психологической экспертизы показаний де­тей, легко подвергаемых самовнушению и потому представ­ляющих опасность для правосудия.

«...С точки зрения судоустройства, - писал А. Ф. Ко­ни,- признание допустимости и даже существенной - не­обходимости экспертизы 9 внимания и памяти связано, выражаясь официальным языком, с «колебанием основ», как суда вообще, так и суда присяжных в частности... He по­следовательнее было бы в таком случае преобразовать суд согласно мечтаниям криминальной психологии, заменив и профессиональных, и выборных общественных судей сме­шанною коллегиею из врачей, психиатров, антропологов и психологов, предоставив тем, кто ныне носит незаслужен­ное имя судей, лишь формулировку мнения этой колле­гии».

Подробно и тщательно прослеживает А. Ф. Кони связь между показаниями свидетеля и его темпераментом чув­ства (сангвинический и меланхолический), темпераментом деятельности (холерический и флегматический), полом, возрастом, физическими недостатками, бытовыми и пле­менными особенностями, профессией, образованием и т. д* Глубокому анализу подвергает он различные виды внима­ния (сосредоточенное и рассеянное, центростремительное и центробежное, гиперэтезическое (обостренное) и анестези- ческое (принудительное)и т.д.).Яркие строки посвящены эгоистической памяти, отражающей все события и явления сквозь призму собственного «я», свидетелям с «дырявой» памятью.

А. Ф. Кони приходит к правильному выводу, что про­тиворечия между показаниями различных свидетелей объясняются нередко не тем, что одни из них дали правди­вые показания, а другие - ложные, а чаще всего различ­ными свойствами внимания и памяти лиц, давших пока­зания. «Таким образом, - делает вывод А. Ф. Кони,- очень часто о выходящем из ряда событии или резкой кол­лизии, о трагическом положении или мрачном происше­ствии создаются несколько показаний разных лиц, одина­ково внешним образом стоявших по отношению к ним и показывающих каждый неполно, а все вместе, в своей со­вокупности, дающих совершенно полную и соответствую­щую действительности картину».

Особенный акцент делает А. Ф. Кони на допускаемом потерпевшими от преступления преувеличении обстоя­тельств и действий, наблюдаемых ими. «Простая палка оказывается дубиной, угроза пальцем - подъемом кулака, возвышенный голос - криком, первый шаг вперед - напа­дением, всхлипывание - рыданием, и слова - «ужасно», «яростно», «оглушительно», «невыносимо» - пересыпают описание того, что произошло или могло произойти с по­терпевшим». Ошибочно поступают судьи, которые это есте­ственное преувеличение, легко объяснимое тем, что «у стра­ха глаза велики», воспринимают как заведомую ложь.

«Пред судом предстоит,- писал А.Ф. Кони,- не мерт­вый фотографический механизм, а живой и восприимчивый человеческий организм». Это затрудняет судебную дея­тельность, делает путь к истине тернистым и зигзагообраз­ным, но ни в коей мере не делает невозможным раскрытие и достижение истины в уголовном деле. Глубокое проник­новение в психологию свидетельских показаний не разору­жает, а, наоборот, вооружает следователей и судей в их нелегком труде по установлению объективной истины. Та­ков оптимистический вывод, который следует из работы «Память и внимание». Несомненно, что развивающаяся в наши дни судебная психология не может пройти мимо этой интересной и замечательной работы.

Круг научных интересов А. Ф. Кони был широк и раз- носторонен. Он обращался к исследованию разных проб­лем, имевших социальное и правовое значение. Одной из них была проблема самоубийства, которой он посвятил специальную работу «Самоубийство в законе и жизни».

Рост числа самоубийств А. Ф. Кони рассматривал как социальное явление. «Черное крыло насильственной смер­ти от собственной руки, - писал он, - все более и бо­лее развертывается над человечеством, привлекая под свою мрачную тень не только людей, по-видимому обтерпев­шихся B жизни, HO и нежную юность, и тех, KTO дожил до близкой уже могилы». Он приводит данные о росте само­убийств в Петербурге, Германии и США и возражает тем, кто пытался объяснить самоубийства лишь состоянием сумасшествия и пьянством или наклонностями, передаю­щимися в силу атавизма. «...Случайное и само по себе не имеющее особо мрачного характера обстоятельство или событие представляет собой лишь последнюю каплю в пе­реполненной житейскими страданиями чаше, заставляя перелиться ее содержание через край».

Анализируя вопрос о карательных мерах в отношении самоубийства, А. Ф. Кони считал их жестокими и неце­лесообразными, полагая, что они «били по оглобле, а не по коню». Поэтому он приветствовал отказ в советском уголовном законодательстве от наказуемости самоубийства и покушения на него.

Касаясь причин самоубийства, А. Ф. Кони указывал на развал семьи и разрушение ее внутренней гармонии, иа общественно-политические причины, связанные с потерей надежд в «продолжительный период реакции», на обо­стренную борьбу за существование, вызывающую «край­нюю нужду и безработицу», на «скученность населения в городах, ютящегося в огромном числе в самой нездоровой обстановке, без света и чистого воздуха», на тлетворное действие кинематографа, который вместо научно-поучи- тельных и просветительных картин показывает «методоло­гию преступлений и сцены самоубийств, действующие за­разительно на молодое поколение», на культ самоубийств, присущий многим произведениям литературы, на дурное воспитание в семье и школе, что имеет своим результатом формирование эгоистов, и т. д.

«Вечный» вопрос о том, является ли самоубийство про­явлением малодушия или, наоборот, силы характера и твердой решимости, А. Ф. Кони разрешает так, что здесь имеет место и то, и другое: сама мысль о самоубийстве - проявление малодушия. Ho осуществление этой мысли, противоречащее естественному чувству самосохранения, «требует сильного напряжения воли...»

А. Ф. Кони задумывался и над проблемой эффектив­ной борьбы с пьянством как большим социальным злом, приводящим к многим преступлениям. Корень зла он ви­дел в казенной продаже водки и спирта. Запрещение этой продажи, вызванное войной, привело, по его мнению, к тому, что «порядок и спокойствие в деревне, очевидное и быстрое уменьшение преступности во всей стране, ослаб­ление хулиганства и поразительный по своим сравнитель­но с прошлыми годами размерам приток взносов в сбере­гательные кассы - служат блестящими доказательствами благодетельности этой меры».

Между тем, указывал А. Ф. Кони, министры финдн- сов защищали винную монополию, так как она приносила 700 млн. руб. дохода в год, из которых на содержание ле­чебниц для алкоголиков расходовалось в 1908 году лишь 28 тыс. руб. А. Ф. Кони критически оценивал предполо­жение, что в связи с введением казенной продажи вина кабак прекратит свое существование. «Ho это была иллю­зия, и кабак не погиб, а лишь прополз в семью, внося в нее развращение и приучение жен и даже детей пить вод­ку. Сойдя официально с лица земли, кабак ушел под зем­лю, в подполье для тайной продажи водки, став от этого еще более опасным».

Активно участвовал А. Ф. Кони в выработке и обсуж­дении ряда важных законопроектов. Ero речи свидетель­ствуют о его неизменных демократических и прогрессив­ных устремлениях. Он возражал тем, кто противился при­нятию законопроекта об условном досрочном освобожде­нии, ссылаясь на недовольство слабостью репрессии. «С этой точки зрения, - говорил он, - ощущения и впе­чатления потерпевшего от преступления, недовольного сла­бостью уголовной репрессии, никогда, несмотря на приве­денные здесь личные примеры, не могут и не должны служить директивой для законодателя».

B своей речи А. Ф. Кони высказал ряд интересных суждений по вопросу о преступлении и наказании. «Ныне оставлена мысль, что уголовную кару можно применять на одну общую мерку, считая, что преступное деяние есть результат преступной воли отдельного человека, развив­шего ее в себе, совершенно независймо от всего, с чем OH соприкасается в жизни и чем эта жизнь влияет на него... Преступление... создается множеством обстоятельств и обстановкой, окружающими человека, и к нему, стоящему в центре этого круга, радиусами тянутся те условия, нахо­дясь в которых, он совершил нарушение закона».

Именно такой подход к преступлению обеспечивает необходимую индивидуализацию и назначение справедли­вого наказания, а главное применение не только наказания за совершенное преступление, но и борьбу с причинами и условиями, способствовавшими ему.

Касаясь теоретического обоснования необходимости условного досрочного освобождения, А. Ф. Кони справед­ливо замечает: «...He надо забывать, что в преступлении, подлежащем рассмотрению суда, заключается и статика, и динамика. Статика - это совершенное деяние и назначен­ное за него наказание, а динамика - это применение и воз­действие наказания». При этом речь идет не о воздействии возмездия, в котором отсутствуют нравственные основы, не о воздействии устрашения, а о воздействии исправления, для которого в об\асти динамики нужен ряд активных мер, в том числе и такая мера, как условное досрочное освобождение.

Условное досрочное освобождение А. Ф. Кони рассмат­ривает как стимул к быстрейшему исправлению осужден­ного. Этого стимула не может быть у осужденного, сознаю­щего. «что как бы он себя ни велг он не сократит срока своего содержания, а выйдя на свободу, встретится лицом к лицу с отчуждением и недоверием к тюремному сидель­цу. Так развивается в нем пассивность и замирает само­деятельность. Надобно возбудить в нем активность, сде­лать его в некотором отношении хозяином своего положе­ния, внушить ему, что от него зависит сокращение срока его содержания...»

А. Ф. Кони возражал против того, чтобы не распро­странять условное досрочное освобождение на осужденных, содержащихся в крепости, так как нельзя «держаться внешнего признака и ставить разрешение вопроса в зави­симости не от деяния, а от здания, считая, что исправле­ние возможно только в пределах острога с традиционными башнями, а не за крепостной оградой, которая в действи­тельности в огромном большинстве случаев осужденного и не окружает».

А. Ф. Кони всегда подчеркивал, что подлинный гума­низм в уголовном судопроизводстве достигается не в ре­зультате «всепрощения» и оправдания виновных, а в ре­зультате назначения справедливого наказания и надлежа­щего его исполнения.

Он выступил в защиту законопроекта о допущении женщин в адвокатуру. Здесь он прежде всего полемизиро­вал с министром юстиции, возражавшим против принятия этого законопроекта. Ero довод, что, будучи избранными в совет присяжных поверенных, женщины получат дисцип­линарную власть над своими товарищами, А. Ф. Кони опровергает ссылкой на речь самого министра, в которой он разделил женщин «на таких, которые заставляют себя слушаться и которые не умеютслушаться».«Такпоче- му же женщинам первой категории, - спрашивалА.Ф.Ко- ни, - и не участвовать в принятиидисциплинарныхмер?» Неверно, по мнению А. Ф. Кони, и утверждение, что нет никакой неотложной надобности в допущении женщин в адвокатуру, так как нет недостатка в адвокатах в большин­стве городских местностей. Ho закон, отмечал Кони, дол­жен основываться не на такой необходимости, а быть ре­зультатом спокойно сознанной потребности общества. A по­требность в допущении женщин в адвокатуру имеется. «Для кого же секрет, - спрашивал А. Ф. Кони, - что жизнь удорожилась чрезвычайно? Кто же не чувствует, что бытовые и житейские условия чрезвычайно измени­лись за последние 50 лет?.. Необходимо многим, безза­ботно жившим, самим идти зарабатывать хлеб. Необходи­мо лично вступать в борьбу за существование, т. e. за кусок хлеба. И вследствие этого является потребность возмож­ного расширения областей честной и непостыдной деятель­ности.., как же государство может не придти на помощь этому положению и не открыть новую сферу деятельности, не открыть женщине новый способ заработка?»

А. Ф. Кони вскрывает противоречие между законом 1911 года, разрешившим женщинам получать высшее юри­дическое образование, и попытками не допускать женщин в адвокатуру. Это-противоречие между «расширенным горизонтом знаний» и «крайне суженным приложением их к делу». Резкой критике А. Ф. Кони подвергал возраже­ния против допущения женщин в адвокатуру со ссылкой на особые физические и духовные свойства женской природы.

«Как можно взваливать на женщину, говорят нам, адво­катские обязанности? Взваливая их на женщину, вы хо­тите заставить ее рыскать по делам, прибегать к уловкам, обходить закон, нанимать подставных свидетелей и вообще заниматься всякою скверностью. Ho, господа, если бы адвокатура и представляла иногда некоторые нежелатель­ные стороны, так как это слишком обширное собрание лю­дей, с пестрым нравственным развитием, то нельзя же го­ворить, что вся адвокатура только этим занимается..."нель- зя так размашисто характеризовать адвокатуру».

Критически разбирает А. Ф. Кони еще два довода, противоречащих друг другу: 1) «женщины будут иметь опасное и незримое влияние на судей» и 2) «надо пощадить женскую стыдливость». «Вот тут и есть то лицемерие, 0 котором я позволил себе говорить. Женщина будет иметь опасное, незримое влияние на судей, это - сирена, соблаз­нительница Ева, которая ничем не будет брезгать, чтобы повлиять на судью. И тут же, рядом, говорят, что необхо­димо охранять ее стыдливость, поберечь ее нервы. Ho надо же быть последовательным: если она соблазнительница, никакими приемами не брезгающая, то у нее стыдливости искать напрасно».

Заключает свою блестящую полемическую речь А. Ф. Коки словами: «Я думаю, что женщина-адвокат вне­сет действительно некоторое повышение нравов в адвока- туру.., она их своим присутствием поддержит и упрочит, ибо очень часто женщина укрепляет человека в хороших намерениях.., оиа внесет облагорожение и совсем в другие места... Женщина не будет сидеть в трактирах, не будет в закоулках писать полуграмотных прошений. Она явится с юридическим образованием, которого частные ходатаи не имеют, и эту ближайшую к народу адвокатуру подымет технически и морально. Вот почему я высказываюсь за проект Государственной думы и подам голос согласно с ним».

Выступая в 1902 году с речью в юбилейном заседании Петербургского юридического общества в связи с его 25-ле­тием, А. Ф. Кони высоко поднял роль и значение право­вой науки. Он указал на то, что посредством слияния научных начал с житейским опытом выявляются правопо* требности общества и развивается в нем правильное право* сознание, что при наличии трех источников, питающих Юри­дическое общество, - науки, законодательства и судебной практики, - науке принадлежит важная роль. «Научные положения, - говорил А. Ф. Кони, - преломившись в за­конодательной призме на радугу отдельных мер, получают воплощение в обыденной жизни путем судебной практики».

Вместе с тем А. Ф. Кони справедливо отмечал, что отчужденность науки от практики и ее угодливость де­лают совершенно ничтожным влияние науки на законода­тельство и судебную практику. Точно так же закон, резко оторванный от народного правосознания, обречен на по­стоянный обход или на применение, «насильственное по приемам и бесплодное по нравственным результатам».

Одной из важных задач правовой науки А. Ф. Ко­ни считал разработку правовых вопросов, вызываемых жизнью, имеющих целью подготовку ценных материалов для законодателя. «Различно и своеобразно, - говорил А. Ф. Кони, - текут запросы, назревшие потребности и чаяния жизни, пока не впадут в многоводную реку зако­нодательства. Одни падая с высоты идеала, дробясь, пе­нясь и разбиваясь о камни житейской прозы, то разбра­сываясь на мелкие и быстрые ручейки, то снова сливаясь вместе, быстро и с ропотом несутся влеред; другие, по­винуясь непреложному закону истории, спокойно, но неот­вратимо текут по наклонной плоскости; третьи, переполняя стоячие воды своекорыстной обособленности, тянутся зат­хлыми и медлительными струйками к той же реке. И всех она принимает в себя и, претворив в себе, катит свои воды, прокладывая себе русло».

Так образно и мудро нарисовал большой ученый труд­ный путь преобразования научных предложений в право­вые нормы.

K Анатолию Федоровичу Кони вполне применимы сло­ва, сказанные им в отношении первого председателя Мо­сковского окружного суда E. E. Люминарского: «Он был настоящий судья», «судья от головы до ног». Мы к этому можем добавить: он был «ученым от головы до ног».

А. Ф. Кони ставил и решал научные проблемы, акту­альные для времени, в котором OH жил и творил. Ho B TOM и заключается научная сила и ценность трудов большого ученого, что они не теряют своей значимости много лет спустя. Теоретические положения и выводы А. Ф. Кони актуальны и сейчас.

«Право на плодотворное будущее,-говорил А.Ф.Ко- ни, - дает ясное понимание своего прошедшего и уваже­ние к тому, что в нем было хорошего и достойного. Только пред тем ясно и определенно рисуется завтрашний день, кто не забыл уроков, примеров и заветов дня вчерашнего».

Советские юристы внимательно и настойчиво изучают труды своего талантливого предшественника, они сохра­нили уважение к тому, что в этих трудах было хорошего и достойного. Они не забывают уроки, примеры и заветы, которые он преподал вчера. И потому завтрашний день советской правовой науки рисуется ясным и определен­ным, обогащенным достижениями дня вчерашнего.Вэтих достижениях немалая заслуга принадлежит Анатолию Фе­доровичу Кони.