• 2019 - ГУМ-RED-LINE. выставка современного искусства в ГУМе на Красной площади. Москва, Россия
• 2016 - Борщ и шампанское. Избранные произведения из коллекции Владимира Овчаренко. Московский музей современного искусства. Москва, Россия
• 2015 - Зазеркалье: Гиперреализм в Советском Союзе. Zimmerli Art Museum at Rutgers University. Нью-Брансуик, США
• 2014 - Реконструкция II. Фонд Екатерина. Москва, Россия
• 2013 - Команда, без которой мне не жить. Галерея РИДЖИНА, Москва
• 2013 - Metropolis: ReflectionsontheModernCity. Birmingham Museum and Art Gallery. Бирмингем, Великобритания
• 2013 - Moscow & Muscovites. Almine Rech Gallery. Париж, Франция
• 2012 - Русское современное искусство сегодня – выбор Премии Кандинского (Куратор – Андрей Ерофеев). Arts Santa Monica. Барселона, Испания
• 2011 - Russian Turbulence (curated by Etienne Macret). Charles Riva Collection. Брюссель, Бельгия
• 2011 - Заложники пустоты. Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия
• 2010 - Предельно/Конкретно. КГАУ «Музей современного искусства» PERMM. Пермь, Россия
• 2010 - Negotiation- Today’s Documents 2010. Today Art Museum. Пекин, Китай
• 2008 - Next of Russia. Сеул, Южная Корея
• 2007 - Движение. Эволюция. Искусство. Фонд культуры «Екатерина». Москва, Россия
• 2006 - Художники против государства/Возвращаясь в перестройку. Галерея Рона Фельдмана. Нью-Йорк, США
• 2005 - The Russian vision of Europe. Europalia. Брюссель, Бельгия
• 2004 - Москва-Berlin/Берлин-Moskau. 1950–2000. Искусство. Современный взгляд. Государственный исторический музей. Москва, Россия
• 2004 - Nostalgic Conceptualization: Russian Version. Schimmel Center for the Arts, Pace University. Нью-Йорк, США
• 2003 - Semyon Fajbisowitsch, Allen Jones, Timur Novikov, Robert Rauschenberg, Andy Warhol. Bleibtreu-Galerie. Берлин, Германия
• 2003 - Berlin-Moskau 1950–2000. Мартин-Гропиус-Бау. Сентябрь 2003 – январь 2004. Берлин, Германия
• 2003 - Новый отсчет: Цифровая Россия вместе с Sony. Московский дом художника. Москва, Россия
• 2002 - Актуальная русская живопись. «Новый Манеж». Москва, Россия
• 2002 - Pro Зрение. II Международный фестиваль фотографии. Нижний Новгород, Россия
• 2001 - Русские художники – Энди Уорхолу (в рамках фестиваля «Неделя Уорхола в Москве»). Выставка Галереи Марата Гельмана. Москва, Россия
• 2000 - Искусство ХХ века. Новая постоянная экспозиция Государственной Третьяковской галереи. Москва, Россия
• 2000 - Сериалы. ГЦСИ, Манеж. Москва, Россия
• 1999 - Музей современного искусства. Русское искусство конца 50-х – начала 80-х. Проект А. Ерофеева. ЦДХ. Москва, Россия
• 1999 - Act 99. Австрия – Москва. Музей г. Вельс – Манеж. Москва, Россия
• 1999 - Послевоенный русский авангард. Собрание Юрия Трайсмана. Государственный Русский музей. Санкт-Петербург,
• 1999 - Россия – Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия – Музей Университета Майами. Майами, США
• 1997 - История в лицах. Передвижная выставка по городам российской провинции. Институт «Открытое общество», Государственный музей-заповедник «Царицыно». Москва, Россия
• 1995 - Nonconformist Art from the Soviet Union. Zimmerli Art Museum. Университет Ратгерс. Нью-Джерси, США
• 1994 - Before Neo and after Post – The New Russian Version. Lehman College Art Gallery, Бронкс, Нью-Йорк, США
• 1993–1994 - Old Symbols, New Icons in Russian Contemporary Art. Stewart Levi Gallery. Нью-Йорк, США
• 1993 - Монументы: трансформация для будущего. ICI. ИСИ. ЦДХ. Москва, Россия
• 1992 - A Mosca... A Mosca. Villa Campoletto. Эрколано. Galleria Comunale. Болонья, Италия
• 1992 - Glasnost Under Glass. Университет Огайо. Колумбус, США
• 1990 - Adaptation and Negation of Socialist Realism. The Aldrich Museum of Contemporary Art. Риджфилд, США
• 1990 - Painting in Moscow and Leningrad. 1965–1990. Columbus Museum of Art. Колумбус, США
• 1990 - Bulatov, Faibisovich, Gorokhovski, Kopystianskiye, Vassilyev. Phyllis Kind Gallery. Чикаго, США
• 1989 - Фото в живописи. «Первая Галерея». Москва, Россия
• 1989 - Behind the Ironic Curtain. Phyllis Kind Gallery. Нью-Йорк, США
• 1989 - Moscow-3. Eva Pol Gallery. Западный Берлин, ФРГ
• 1989 - Von der Revolution zur Perestroika. Sowietische Kunst aus der Sammlung Ludwig. Musee d’Art Modern. Сент-Этьен, Швейцария
• 1988 - Ich lebe – Ich sehe. Kunstmuseum. Берн, Швейцария
• 1988 - Glastnost. Kunsthalle in Emden. ФРГ
• 1988 - Beyond the Ironical Curtain. Galerie Inge Baecker. Кельн, ФРГ
• 1988 - Лабиринт. Дворец молодежи. Москва, Россия
• 1987 - Direct from Moscow. Phyllis Kind Gallery. Нью-Йорк, США
• 1987 - Ретроспекция: 1957–1987. Т.О. «Эрмитаж». Москва, Россия
• 1976–1988 - Выставки Горкома графиков на Малой Грузинской. Москва, Россия

Семена Файбисовича считают классиком фотореализма. А между тем к этому рубежу он шел совсем непростым путем, пережив затяжной творческий кризис. Сегодня его работы стоят огромные суммы на мировых аукционах, а лучшие музеи с удовольствием показывают его выставки. Большая экспозиция художника «Моя Москва» , организованная галереей «Риджина» , недавно открылась в Музее Москвы . И кажется, это закономерность, потому что не так уж много найдется художников, чье искусство столь сильно связано именно с Москвой. Файбисович, конечно, бытописец Москвы. Его герои - обычные прохожие, дворовые бабушки, продавцы, модные девицы, гастарбайтеры, бомжи и милиционеры - те самые городские типы, что и составляют настоящий городской колорит. Однако некоторое время назад Файбисович был вынужден уехать из города, который он всегда называл своей музой. О том, почему он покинул Москву, о своих персонажах, а также о том, зачем он постит котиков в Facebook, Семен Файбисович рассказал ARTANDHOUSES.

В своих интервью вы часто называли Москву вашей музой. Недавно вы переехали в Тель-Авив. Стал ли он вашей музой?

Говорить о Тель-Авиве как о музе пока рано, потому что я переехал не так давно. Однако там сразу родился новый проект. Уже из того воздуха родился, из тех эмоций. А Москва - это муза всей жизни. Почти всё, что я делал в живописи, фотографии, прозе, - это разговор о ней, с ней.

Почему вы решили переехать?

Мне стало тяжко ходить по родному городу. У меня с ним всегда были сложные, противоречивые отношения, но интересные, интригующие - вот я их и выяснял. А сейчас просто противно стало, выяснять больше нечего. Когда Советский Союз рухнул, труднее всего было представить, что в каком-то виде он вернется. А теперь опять кругом он. Я перестал ощущать Москву своей, и это серьезная травма. Моя Москва - это занюханные дворы и задворки, пустыри, киоски, трещины на асфальте, бездомные собаки, бомжи. А Собянин всё зачищает, вытравляет из города жизнь. То, что я люблю, чем я питался как художник, исчезает на глазах. Уж не говоря, что у прохожих на улицах и попутчиков в общественном транспорте на лица вернулось «советское» выражение.

Насколько вам интересна художественная жизнь в Тель-Авиве?

Я с ней практически не связан, не вошел в нее. И как понял, в нее войти довольно сложно. Налицо защита от внешних воздействий, от новых предложений. С одной стороны, всё держится на протекции и рекомендациях, с другой - черта с два их получишь. Пока и близко нет возможности представить там свой новый проект, а его надо представлять именно там.

Можете рассказать, что за проект?

Проект в Музее Москвы держится на «плохом» качестве - на низком разрешении исходных имиджей, а дальше с ним идет игра, которая заканчивается «настоящей» живописью. А в новом проекте игра основана на высоком качестве имиджа, и на выходе чисто цифровая живопись. При этом суть игры - стремление вытащить разными способами из реальных окружающих фактур «ауру места», его историческое обаяние, что прячется за внешней непритязательностью.

У вас нет страха перед новыми технологиями?

Есть, но этот страх преодолевается желанием получить, что хочется. Я так и фотошоп освоил. Всё началось с проекта «Мобилография» в 2005 году. Ребята, которые придумали этот проект, пригласили несколько художников, раздали нам телефоны Nokia с камерой 0,6 мегов, сказали: «Снимайте что хотите, а мы это потом растянем в большой размер и выставку сделаем». Камера того телефона не могла сделать нормальную фотографию, поэтому была обречена творить свою реальность, а мне очень понравилось ее творчество, и я стал ей помогать. Но когда имиджи механически увеличили до 80×120 и выставили в МДФ, я расстроился: это было совсем не то, что я видел на крохотном экране и вожделел увидеть в печати. Потенция, возбуждавшая меня, испарилась, но я не хотел сдаваться и попросил своего друга дать мне несколько уроков работы в фотошопе. Постепенно освоил его и научился, увеличивая, вытаскивать из картинок то, что хотелось. Но чего-то всё же не хватало - и тут внутренний голос и начал нашептывать: возьми в руки кисти. Так и родился в 2007 году проект, два последних цикла которого я показываю в Музее Москвы.

У вас не было комплекса живописца-самоучки? Ведь по образованию вы архитектор?

Может, когда-то и был, но я об этом уже забыл. Потому что давно понял, что я профессиональный дилетант. В архитектурном институте и прозу начал писать - именно там понял и ощутил, что такое творение как процесс и как результат; что на самом деле неважно, что ты делаешь: роман пишешь или картину или дом строишь. Главное, иметь, что сказать, и владеть языком для этого высказывания.

Вы себя чувствуете больше художником или писателем?

Сложно сказать. Одновременно заниматься большими живописными и литературными проектами невозможно. Так что, занимаясь живописью, ощущаю себя художником - мне даже неудобно, когда меня писателем называют. И наоборот.

Вы достаточно скандальный писатель, выходили многочисленные возмущенные рецензии на ваши романы. А как художник вы намного меньше возмущаете публику и профессионалов.

Почему? Это сейчас меня записали в классики. В свое время очень даже скандалистом слыл в пространстве современного искусства, потому что всегда делал не то, что говорили критики и кураторы, а то, что мне самому хотелось делать, - хронически не совпадал с «генеральной линией», не был ни концептуалистом, ни соц-артистом. Критики объясняли сначала, что я безнадежный аутсайдер, потом начали объяснять, что я мертвый художник. Стебали каждую выставку, так что в какой-то момент я не выдержал и начал публично объяснять, что я сам о них думаю. Так и оказался скандалистом: надо же, мы его закапываем, а он рыпается - какая невоспитанность!

Вам важна полная достоверность, полное обнажение человеческой личности? Ведь вы пишете далеко не парадные портреты.

Почему? Есть и парадные. Например, портрет моего слабоумного друга Володи: он специально приосанился. Или парадный портрет старушек. Вот сидят на скамейке во дворе, как на завалинке, знакомые старушки, всех обсуждают, кто мимо идет. Я спрашиваю, можно ли их сфотографирую? Они разрешают и тоже приосаниваются - вот и получается групповой парадный портрет. Но вообще предпочитаю не светиться - просто ловлю фрагменты обыденной жизни.

Вы скорее наблюдатель, чем критик?

И то, и другое, как представляется. Только не наблюдатель скорее, а свидетель. Мне хочется адекватно передать те сложные, неоднозначные впечатления от реальности, которые она во мне будит. Все вместе передать: веселье и грусть, отвращение и восторг, красоту и жуть - как оно в жизни и есть, как я это и ощущаю.

Мне кажется, ваши работы ближе к передвижникам.

Согласен. Считаю себя продолжателем традиции русского критического реализма. И когда намечалась выставка, здешние сотрудники так к моим вещам и отнеслись, насколько знаю. У музейных работников особая оптика, ретроспективная, вот они преемственность и почувствовали - продолжение того разговора в этой реальности.

Как вы выбираете героев? Вам больше интересны маргинальные, неблагополучные персонажи?

Мне больше интересны неинтересные люди - в которых нет индивидуальности, которые незамутненное воплощение и выражение «коллективного бессознательного». Они рассказывают не столько о себе, сколько о месте и времени. К примеру, у меня до этого был цикл «Разгуляй», где главными героями нечаянно стали бомжи. Когда задумал цикл и начал смотреть вокруг через видоискатель, их оказалось намного больше, чем казалось. Они кругом, а мы их просто не замечаем. Вот они и стали главными героями - хотел загладить перед ними нашу общую вину невнимательности к ним. Есть они и в новых циклах, но всё же во дворе главные герои - соседи, а на вокзале - пассажиры.

Насколько тяжело снимать человека в упор? Как реагируют люди?

Очень по-разному. С мобильником проблема проще решается - легче оставаться незаметным. А когда в советские времена снимал фотоаппаратом, выходил на это занятие, как дрессировщик входит в клетку со львом. Куча всяких историй. Однажды напоролся на гэбиста. Снимаю в метро перспективу вагона для портрета Левы Рубинштейна, а на первом плане пыжиковая шапка маячит, застит общий вид. Я попросил ее обладателя немного подвинуться, а он в ответ: «Почему вы снимаете в метро?» Я говорю: «Потому что мне надо». Он говорит: «Ваши документы». Я говорю: «Нет, сначала ваши», - отработанный в подобных ситуациях ответ. Обычно - в случае с доброхотами - на этом все заканчивается, а он достает красную книжечку, открывает, и там написано: «КГБ». Сейчас, говорит, я вас сдам в отделение милиции. Я говорю: «Вы же пьяный». Было 8 марта, и он действительно был пьян. А это, говорит, не ваше дело. Я не стал дальше спорить: в камере почти отснятая пленка, сейчас засветит, и всё псу под хвост. В Беляево он сдал меня постовому, а тот отвел в отделение. Мне повезло, что тогда МВД и КГБ были на ножах. Как гэбист ушел, со мной немножко поговорили и отпустили.

Вы часто говорите, что идете своей дорогой. Почему вы не входили в круг концептуалистов, а предпочли выставляться на Малой Грузинской, это тоже был какой-то свой путь?

Я не предпочитал. Показывал работы только своим друзьям, а они были поэтами. Художественного круга общения не было, и я даже не пытался участвовать в выставках. А потом после «бульдозерной» выставки КГБ проделал такую дырку в папахе для выпуска нонконформистского пара в виде подвала на Малой Грузинской. Один из друзей посоветовал отнести графику, которой я тогда занимался, на тамошний худсовет - я и отнес. Поскольку я не был членом Союза художников, никаких других возможностей выставляться в принципе не было - пусть я и чувствовал там себя некомфортно и из-за гэбистского присмотра, и из-за богемной атмосферы, витавшей в подвале. Честно уходил в коллективные запои, как и положено богеме, но быстро понял, что это не мое. Сидят все в состоянии глубокой интоксикации, бьют себя в грудь и хором твердят, что гении. Однажды я не выдержал и говорю: «Друзья, по статистике не получается, не могут все быть гениями». Все на меня уставились - кто обиженно, кто возмущенно, а один спрашивает грозно: «Ты что, себя гением не считаешь?» Я говорю: «Нет, не считаю». А он: «Тебе что, больше всех надо?» В общем, маялся я там. Хотя американцы меня заметили в 1985 году именно на Малой Грузинской - а больше и негде было попасться им на глаза. Как только появилась возможность выставляться в других местах (и странах), я оттуда сбежал.

В 1980-е для вас открылись двери на Запад, однако вы всё же не уехали туда. В СССР наши художники идеализировали Запад, а у вас, насколько я знаю, случались неприятные истории с западными галеристами. Вас разочаровала западная система?

Неприятные истории были, когда картины крали к примеру, но концептуально меня разочаровало не это. Я очень признателен тем людям, которые меня заметили и вытащили на свою культурную сцену, на мировой художественный рынок. Но когда из воздуха советской жизни начало уходить то напряжение, что заставляло до боли вглядываться в нее, у меня возникла идея нового проекта - разговор не о том, что мы видим, а о том, как смотрим. И тут моя галеристка Филис Кайнд, которая меня открыла, затеяла разговор о моих творческих планах. Я ей рассказал, почему «социальный» проект перестал меня возбуждать и что возбудил новый, рассказал какой. Она внимательно выслушала, сказала, что это очень интересно, а потом принялась объяснять - и объясняла долго, - почему я должен продолжать делать то, что делаю. Что она меня вывела на рынок с этим продуктом, и все от меня этого и ждут, и я должен соответствовать ожиданиям, а она должна заставить людей вынуть из кармана деньги, а для этого сама должна быть уверена в продукте, который предлагает, - в таком роде. Я слушал ее и думал: «Я сидел в империи зла и делал ровно то, что я хочу, никого не слушая и ни на что не надеясь. И ровно благодаря своей независимости привлек ваше внимание. А теперь, значит, в вашей империи добра и свободы я должен плясать под вашу дудку? Фигушки! Лучше вернусь в Москву и буду продолжать делать, что хочу». И так и поступил.

Вернувшись, вы начали много и откровенно писать о том, что происходит в московской художественной среде. И многих это тогда возмутило.

Не сразу начал, а когда гуляющие по буфету рецензенты совсем достали. Да, врагов себе наделал по максимуму. Для многих я до сих пор персона нон грата. Просто они тогда меня таки закопали - навсегда, как они были уверены, а аукционы меня возьми и воскреси. Больше они меня не зароют – тем более что тем временем в классики выбился. В общем, мой проект слушать только себя и идти своей дорогой удался. И теперь злопыхатели меня развлекают, а не бесят, как раньше. Да и поутихли они.

Но эта позиция привела вас к определенному кризису, когда в 1990-е годы вы прекратили заниматься живописью.

Да, тогда мои гонители преуспели: не только уже никто не покупал, но и не выставляли. Я ж говорю: зарыли. Буквально не на что стало семью содержать, а чтоб писать большие картины, нужны приличные деньги - вот я и решил сэкономить. А потом и «личные обстоятельства» начали сильно депрессировать - в общем, всё сошлось. С другой стороны, в конце 1980-х я начал писать прозу, а в начале 1990-х - публицистику-эссеистику. В этом пространстве было повеселее: востребованность была, и даже чего-то платили - вот я и соскочил в него.

Вам тяжело было пережить этот момент?

Да. Альтернативные занятия отчасти выручали, но затяжной депрессии с суицидальными позывами избежать не удалось. Однако постепенно оклемался. Когда в 2007-м мои картины из одной американской коллекции вывалились на аукцион и ушли за бешеные деньги, а потом еще и еще, и еще раз, мне в одном интервью заметили, что это непорядок: художнику моего, немодного сегодня типа, который упрямо идет своей дорогой, положено умирать на чердаке в окружении своих никому не нужных работ, в бедности, всеми забытым. Я ответил, что со мной в середине 1990-х ровно так всё и произошло. А сейчас уже другая жизнь - райская.

Вы могли представить, что пойдут большие продажи на мировых аукционах, что ваши работы будут продаваться за огромные деньги, вы этого ждали?

Нет. Я считал, что критики со мной справились. Ну, может, после смерти что-то изменится… Нет, и в мыслях не было, даже в мечтах. Так же как в советские времена работал «в стол» и в мыслях не имел продавать работы. Для меня писание картин было образом жизни, способом человеческого выживания, а не профессиональным занятием - просто выяснял так отношения с окружающей жизнью. Поэтому, когда появились первые покупатели, не хотел расставаться с работами, долго себя уговаривал, что так надо.

Вы довольно активны в соцсетях. Что для вас значит Facebook?

Началось все в 2012 году, когда пошли протесты «креативного класса» и у меня снова встрепенулся социальный темперамент: захотелось высказываться, что-то артикулировать. А тут как раз обо мне вспомнили либеральные издания, для которых я писал в 1990-е, пошли предложения писать для них. Потом предложили вести блог на «Эхе Москвы», потом на «Снобе». Но и там, и там постепенно стала набирать обороты цензура. Да еще на «Снобе» такой контингент участников проекта - отъехавшие большие патриоты, - что меня начали «отправлять в игнор», составлять петиции за то, чтобы выгнать меня из проекта. Ну я их и послал. И тут сын подсказал, что есть такая штука - Facebook. И мне понравилось: пиши что хочешь, показывай что хочешь. Кому интересно, тот читает-смотрит, кто хамит и чего-то от тебя требует, того банишь. В общем, не вписываться надо в какую-то нишу, а можно создать свою.

Иногда вы постите котиков!

Да, это концептуальный проект. Когда я туда пришел, все достойные люди костерили «мимими»: неприлично, дурной вкус, обывательщина. А я привык нарушать правила: вижу, есть очень симпатичные и смешные котики (песики, енотики) - смотришь, и настроение повышается, душа радуется. А в других материалах такой мрак - вот и решил своих друзей и подписчиков радовать, чем возможно. Ну и вроде как сломал стереотип отношения к братьям нашим меньшим - больше не слышу про то, что это неприлично.

Журналист

Искусствовед. Работала редактором в журнале «Артхроника». Публиковалась в изданиях The Art Newspaper Russia, «Артгид», "КоммерсантЪ», «РБК Daily», «Эксперт», Harpers Bazaar Art.

#СВОИМ ПУТЕМ

/ СЕМЕН ФАЙБИСОВИЧ – ХУДОЖНИК, ДЛЯ КОТОРОГО ВАЖНО НАЩУПАТЬ И ЗАФИКСИРОВАТЬ НЕРВ ВРЕМЕНИ. ОН ВСЕГДА В ОСОБЫХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ С МЕСТОМ И ЭПОХОЙ, ПОЭТОМУ ЕГО ТВОРЧЕСТВО АКТУАЛЬНО И НЕ ОСТАВЛЯЕТ РАВНОДУШНЫМ НИКОГО /

Текст МАРИНА ФЕДОРОВСКАЯ
фото ВЛАДИМИР ДОЛГОВ

Когда мы впервые обратились к Семену Натановичу Файбисовичу с предложением сделать обложку для осеннего номера, он только вернулся в Тель-Авив, где сейчас живет, из Москвы, где в Музее Москвы еще шла его выставка. Файбисович был увлечен фактурами и сперва не представлял, как в это впишется предложенная тема. Но через несколько часов художник сообщил, что идея есть: к нему в гости собирался сын со своей дочкой Кирой, так что тема семьи обещала раскрыться по-настоящему.

Семена Натановича Файбисовича очень любит публика – коллекционеры и просто зрители, так что выставка «Москва Моя», на которой были представлены два последних цикла: «Мой двор» и «Казанский В», прошла с большим успехом. Два цикла про диаметрально противоположные составляющие жизни почти каждого москвича – свое, почти приватное, статичное пространство двора и общественное пространство – с его динамикой и мельканием незнакомых лиц. Фотореализм Файбисовича – с психологическим лицом. С конца 70-х он наблюдает общество через личный взгляд на мир с помощью своей кисти и фотоаппарата.

– Вы работаете с реалистичным искусством на протяжении всей жизни. Как менялась эта реальность в разные периоды?

– Дело в том, что в советские времена у меня возникла потребность написать портрет окружающей реальности. Собственно, то, чем я тогда занимался, – создание портрета советской эпохи. У меня было ощущение кролика, глядящего в глаза удаву. Я понимал, что, скорее всего, ничем хорошим это не кончится, но глаз отвести не мог – так меня все это завораживало. Жуть, в которой просвечивает другая реальность – не созданная большевиками, а в результате семи дней творения. А потом как-то неожиданно оказалось, что сдох не кролик, а удав. Я его пересмотрел. И тогда начался следующий период: напряжение, которое гипнотизировало тот воздух тоталитаризма, ушло, привычка к напряженному вглядыванию осталась, а смотреть стало вроде как уже не на что. И мой следующий период (проект «Очевидность») был про то, как мы смотрим, а не на что. О тех фильтрах, через которые мы смотрим на мир, не замечая их. Я просто старался передать на холсте то, что видел с закрытыми глазами. Я фиксировал остаточное зрение, слепые пятна в глазу. В этот период мои картины выглядели зачастую совершенно абстрактно, следы реального мира на экранах закрытых век меняются, трансформируются и, наконец, исчезают. Это выглядит как абстракция, но на самом деле это реализм – то, что видишь реально. Потом я в 1995 году вообще от визуальных занятий отошел и живопись бросил. И вернулся спустя 12 лет.

– А почему?

– Это были и личные обстоятельства, и критики меня уничтожили и думали, что это навсегда. Я в какой-то момент просто хлопнул дверью, хотя никакого кризиса у меня не было. Я написал свои лучшие работы и бросил все это. А в начале 2000-х вернулся с авторской фотографией, с какими-то инсталляциями, и только после пятого года опять потянуло на живопись. Началась новая эпоха, и захотелось снова создавать ее портрет – уже с ее новым лицом и средствами, адекватными новому времени, – так возникла затея смешанной техники. Сперва бралась картинка, снятая на мобильник, с очень слабым разрешением, а потом в фотошопе и кистью я плохую фотографию превращал в хорошую живопись. Это трехчастная технология: фотография – фотошоп – печать на холсте, и сверху – настоящая живопись, которая позволяет выразить ровно то, что я хочу сказать. Мне казалось, я нащупал язык, адекватный времени. А совсем недавно, когда я в Израиле обосновался, у меня возник проект, который стал естественным продолжением этих всех предыдущих. Я в принципе не стратег – я делаю то, что мне интересно. Я просто стал фотографировать и почувствовал, что за некоторыми картинками, за каждым камнем здесь что-то прет изнутри, какая-то энергетика, какой-то гений места, что в тех фактурах есть что-то очень древнее. И захотелось с этим поработать. Я купил подходящий фотоаппарат и в этом проекте полностью отказался от красок и кисти, это чисто цифровая живопись. Тем не менее финальный продукт – картина – полностью печатается на холсте и выглядит как настоящая живопись.

– По профессии вы архитектор, что вы строили?

– Я работал в одном ЦНИИ, где строить было нечего, а когда наметилась Олимпиада-80, я буквально с улицы, с папкой своих архитектурных студенческих проектов, пришел в 4-й Моспроект. Здание, которое я построил, – пресс-центр Олимпиады, теперь это Дом прессы на Новинском бульваре, где долго были «РИА Новости». Я, конечно, не единственный в команде авторов, но принял активное участие в его проектировании. И уже в процессе решил, что больше не хочу этим заниматься. Чем больше ты можешь, тем больше на тебя вокруг все обижаются, и вообще, «сиди тише, не высовывайся» как принцип жизни мне не подходил. Я нашел работу архитектора в Худфонде Союза художников, где был свободный график, и я стал заниматься станковой живописью систематически – полдня писал для себя, а потом ехал в контору, где тоже надо было картины делать. Так и набивал руку. Я же в масляной живописи самоучка, начал учиться под 30 лет.

– Вы несколько раз все меняли, бросали и вновь начинали, как возрождался интерес к творчеству?

– Творчество никогда не заканчивалось. Просто оно принимало разные формы. Когда я бросил живопись, я переключился на литературные занятия, и в этом пространстве себя выражал, тем более в 90-е это было более востребовано. И когда я остывал к визуальным, я брался за литературные формы, а потом занимался фотографией. Да, я спустя 12 лет занялся снова живописью – такое вообще редко бывает в истории искусства, и еще реже успешно. Похоже, в моем случае это получилось.

– По поводу успешности: в 70-80-е вы выставлялись в легендарном выставочном зале на Малой Грузинской, где на вас обратили внимание американские кураторы – так сказано в Википедии. Как это было на самом деле?

– Да, это и мне было страшно интересно. Я ни в какие группы не входил и был всегда сам по себе. Никуда не вписывался, в свете прожекторов не оказывался. Занятия искусством были побочными: деньги я зарабатывал как архитектор, а в свободное время увлекался живописью. У меня даже в мыслях не было, что это когда-то где-то будет продаваться. Два раза в год я выставлялся на отчетных выставках на Малой Грузинской, в выставочном зале Профсоюза графиков. Рассмотреть что-то в этой коверной развеске во всю стену было невозможно. Но меня все-таки заметили американцы. Это был 1985 год, когда Рейган и Горбачев встретились в Рейкьявике и ни о чем не договорились, кроме культурного обмена. И вот в рамках этого культурного обмена сюда десантировалась команда нью-йоркских галеристов, дилеров и коллекционеров. Они ходили по мастерским андеграундных художников, но меня в этом списке не было. Мои работы они увидели на выставке на Малой Грузинской, ткнули пальцем и попросили привезти их ко мне в мастерскую. Я стал им что-то показывать, и они буквально начали визжать. Они захотели вывезти мои работы, но у них это вышло только через пару лет, когда перестройка пошла полным ходом. Меня вытащили на западный рынок, пошли выставки и продажи. Я был одним из героев русского бума. Я никому не хотел понравиться, но попал в струю. А поскольку здесь я не был ни в одной группе и держался сам по себе, меня стали довольно активно задвигать. На взгляд критиков, которые взяли власть, я делал не то, что было в тот момент надо: они приветствовали соцарт, концептуализм, а у меня была потребность говорить со своим временем, с людьми, с Богом на своем языке. Поэтому я оказался в опале и ушел. C 2000-х меня начали уговаривать: возвращайся, мол. Я долго отбивался, но возник мой личный интерес изнутри, и мое возвращение в искусство совпало с моим появлением в топе продаж. В 2007–2008 году начался второй русский бум. В Лондоне прошел аукцион Phillips de Pury, где впервые за долгие годы было представлено много русского современного искусства. Такая первая крупная заявка на новую волну. И я вновь проснулся знаменитым. На том аукционе появилась коллекция Джона Стюарта из Нью-Йорка – у него было несколько моих работ, Булатов, Кабаков. И мне прямо из зала аукциона позвонил галерист Владимир Овчаренко (галерея «Риджина»), и я своими ушами слышал аплодисменты после того, как работа «Солдаты» из цикла «На вокзале», выставленная за 50 тысяч фунтов, ушла за 500 тысяч.

– Сегодня у вас два места жительства – Москва и Тель-Авив. Как ваше чувство дома перетекает из одного места в другое?

– Оно, к сожалению, скорее, рассасывается, и в этом смысле состояние не очень комфортное. С одной стороны, я дома и там, и тут, но по большому счету, не дома – ни там, ни тут. Москва меня как-то вытеснила, у меня с ней в связи со всеми трансформациями последних лет испортились отношения. Они всегда были сложные, напряженные, но были, а в последнее время разговор, который я вел всю жизнь, закончен. Москва была моей музой во все времена и во всех жанрах, а в Израиле я что-то свое нашел, и мне Тель-Авив очень нравится, особенно тот район, где я живу... Но мне все время снится назойливый сон, что я ищу квартиру и переезжаю с одной квартиры на другую, и везде что-то не то, а где я на самом деле живу, я вспомнить не могу.

– Тема нашей обложки, семья, не всегда связана с художником. А с вами она связана напрямую. Расскажите о вашей семье немного.

– У меня было две жены, от первой – один сын, от второй – два. И еще две девочки между ними внебрачные. Я поддерживаю отношения только с первой женой. Вот так сложилась жизнь. Но при этом со всеми детьми у меня прекрасные отношения. Их у меня пятеро, и уже шестеро внуков. Я их всех друг с другом перезнакомил, они теперь все друг с другом общаются, а я с ними. Вот именно их я и ощущаю как свою семью. Они живут в разных странах. К сыну и внучке Кире я летаю в Брно, а они весной приезжали ко мне в Тель-Авив. Там рядом живет еще один мой сын. И мне с ними интереснее всего. Дружеское общение стало фрагментарным, светской жизнью я никогда не интересовался. А со своими детьми я счастлив общаться всегда. Такая у меня семья – несколько расползшаяся топографически, но при этом самая теплая и любящая.

#Творческая кухня художника – между подрамниками и красками, воображением и образами, увиденными на улицах

#В квартире на Новорязанской улице Семена Файбисовича всегда ждут его холсты, кисти и палитры, чтобы он в любой момент взялся за живопись

Подробная биография

Персональные выставки:

• Москва Моя. Музей Москвы. Москва, Россия
• Остаточное зрение. VLADEY Space. Москва, Россия

• Мой двор. Галерея Риджина. Москва, Россия

• Три в Одном. 4-я Московская Биенале Современного Искусства. Специальный проект. Красный октябрь. Москва, Россия

• Очевидность. Московский музей современного искусства. Москва, Россия

• Разгуляй. Галерея Ikon. Бирмингем, Англия

• Камбэк. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

• Возвращенные ценности 2. Живопись. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

• Ранняя живопись и графика в рамках галерейного проекта Архивация современности. «Крокин Галерея». Москва, Россия

• Возвращенные ценности. Живопись. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
• Всему свое время, всему свое место... Инсталляция на основе фото. Музей и общественный центр им. Андрея Сахарова. Москва, Россия
• Узел под соснами. Двойной сеанс. Видеоинсталляция. «ТV-галерея». Москва, Россия

• Каждый охотник желает знать... Фотоинсталляция. «XL-галерея». Москва, Россия
• Живые и мертвые (воспоминание о лете). Видеофотоинсталляция. Галерея Марата Гельмана. Москва, Россия

• Наш пух. Фотография. Зверевский центр современного искусства. Москва, Россия

• Холодок бежит за ворот. Живопись, инсталляция. «L-галерея». Москва, Россия

• Прощальный юбилей (совместно с Б. Орловым). Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

• Хроника текущих событий. Живописная инсталляция. «Якут Галерея». Москва, Россия

• Очевидность. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

• Последняя демонстрация. Живописная инсталляция. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

• Galerie Inge Baecker. Кельн, ФРГ

• «Первая Галерея». Москва, Россия

• Phyllis Kind Gallery. Чикаго, США

• Phyllis Kind Gallery. Нью-Йорк, США

Групповые выставки (избранное):

• Борщ и шампанское. Избранные произведения из коллекции Владимира Овчаренко. Московский музей современного искусства. Москва, Россия

• Зазеркалье: Гиперреализм в Советском Союзе. Zimmerli Art Museum at Rutgers University. Нью-Брансуик, США

• Реконструкция II. Фонд Екатерина. Москва, Россия

• Команда, без которой мне не жить. Галерея РИДЖИНА, Москва
• Metropolis: ReflectionsontheModernCity. Birmingham Museum and Art Gallery. Бирмингем, Великобритания
• Moscow & Muscovites. Almine Rech Gallery. Париж, Франция

• Русское современное искусство сегодня - выбор Премии Кандинского (Куратор - Андрей Ерофеев). Arts Santa Monica. Барселона, Испания

• Russian Turbulence (curated by Etienne Macret). Charles Riva Collection. Брюссель, Бельгия
• Заложники пустоты. Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия

• Предельно/Конкретно. КГАУ «Музей современного искусства» PERMM. Пермь, Россия
• Negotiation- Today’s Documents 2010. Today Art Museum. Пекин, Китай

• Next of Russia. Сеул, Южная Корея

• Движение. Эволюция. Искусство. Фонд культуры «Екатерина». Москва, Россия

• Художники против государства/Возвращаясь в перестройку. Галерея Рона Фельдмана. Нью-Йорк, США

• The Russian vision of Europe. Europalia. Брюссель, Бельгия

• Москва-Berlin/Берлин-Moskau. 1950-2000. Искусство. Современный взгляд. Государственный исторический музей. Москва, Россия
• Nostalgic Conceptualization: Russian Version. Schimmel Center for the Arts, Pace University. Нью-Йорк, США

• Semyon Fajbisowitsch, Allen Jones, Timur Novikov, Robert Rauschenberg, Andy Warhol. Bleibtreu-Galerie. Берлин, Германия
• Berlin-Moskau 1950-2000. Мартин-Гропиус-Бау. Сентябрь 2003 - январь 2004. Берлин, Германия
• Новый отсчет: Цифровая Россия вместе с Sony. Московский дом художника. Москва, Россия

• Актуальная русская живопись. «Новый Манеж». Москва, Россия
• Pro Зрение. II Международный фестиваль фотографии. Нижний Новгород, Россия

• Русские художники - Энди Уорхолу (в рамках фестиваля «Неделя Уорхола в Москве»). Выставка Галереи Марата Гельмана. Москва, Россия

• Искусство ХХ века. Новая постоянная экспозиция Государственной Третьяковской галереи. Москва, Россия
• Сериалы. ГЦСИ, Манеж. Москва, Россия

• Музей современного искусства. Русское искусство конца 50-х - начала 80-х. Проект А. Ерофеева. ЦДХ. Москва, Россия
• Act 99. Австрия - Москва. Музей г. Вельс - Манеж. Москва, Россия
• Послевоенный русский авангард. Собрание Юрия Трайсмана. Государственный Русский музей. Санкт-Петербург,
• Россия - Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия - Музей Университета Майами. Майами, США

• История в лицах. Передвижная выставка по городам российской провинции. Институт «Открытое общество», Государственный музей-заповедник «Царицыно». Москва, Россия

• Nonconformist Art from the Soviet Union. Zimmerli Art Museum. Университет Ратгерс. Нью-Джерси, США

• Before Neo and after Post - The New Russian Version. Lehman College Art Gallery, Бронкс, Нью-Йорк, США

• Old Symbols, New Icons in Russian Contemporary Art. Stewart Levi Gallery. Нью-Йорк, США

• Монументы: трансформация для будущего. ICI. ИСИ. ЦДХ. Москва, Россия

• A Mosca... A Mosca. Villa Campoletto. Эрколано. Galleria Comunale. Болонья, Италия
• Glasnost Under Glass. Университет Огайо. Колумбус, США

• Adaptation and Negation of Socialist Realism. The Aldrich Museum of Contemporary Art. Риджфилд, США
• Painting in Moscow and Leningrad. 1965-1990. Columbus Museum of Art. Колумбус, США
• Bulatov, Faibisovich, Gorokhovski, Kopystianskiye, Vassilyev. Phyllis Kind Gallery. Чикаго, США

• Фото в живописи. «Первая Галерея». Москва, Россия
• Behind the Ironic Curtain. Phyllis Kind Gallery. Нью-Йорк, США
• Moscow-3. Eva Pol Gallery. Западный Берлин, ФРГ
• Von der Revolution zur Perestroika. Sowietische Kunst aus der Sammlung Ludwig. Musee d’Art Modern. Сент-Этьен, Швейцария

• Ich lebe - Ich sehe. Kunstmuseum. Берн, Швейцария
• Glastnost. Kunsthalle in Emden. ФРГ
• Beyond the Ironical Curtain. Galerie Inge Baecker. Кельн, ФРГ
• Лабиринт. Дворец молодежи. Москва, Россия

• Direct from Moscow. Phyllis Kind Gallery. Нью-Йорк, США
• Ретроспекция: 1957-1987. Т.О. «Эрмитаж». Москва, Россия

• Выставки Горкома графиков на Малой Грузинской. Москва, Россия

Музейные собрания:

• Time Magazine, Нью-Йорк, США
• Ludwig Collection, Ахен, Германия
• Музей современного искусства стран Восточной Европы (Ludwig Collection), Будапешт, Венгрия
• The Jane Voorhees Zimmerli Art Museum, Нью-Брансуик, Нью-Джерси, США
• Kunsthalle in Emden, Эмден, Германия
• Музей современного искусства, Лодзь, Польша
• Музей актуального искусства ART4.ru, Москва, Россия
• Московский музей современного искусства, Москва, Россия
• Государственная Третьяковская галерея, Москва, Россия
• Государственный литературный музей, Москва, Россия
• Московский дом фотографии, Москва, Россия
• Музей Москвы, Москва, Россия