Кинетика. Начало

Подвижные архитектурные элементы были известны ещё со времён Средневековья: например, попасть в замок, окружённый рвом, было возможно только с помощью подъёмного моста. Однако в том, что касается зданий со сложной инженерной кинетической системой, первые разработки появились только в XX веке, когда развитие техники достигло подходящего уровня.

Именно тогда кинетическая архитектура оказалась в центре внимания авангардистов, правда, пока лишь в качестве красивой теории. Ключевой работой, где рассматривались возможности использования новых технологий при строительстве, стала книга "Архитектурные фантазии: 101 композиция" советского архитектора Якова Чернихова. Архитекторов авангарда привлекала в первую очередь красота идеи и технические возможности подвижных зданий.

Первые эксперименты проектирования домов с движущимися элементами также принадлежат советским архитекторам: Башня III Интернационала из стекла, железа и стали, авторство которой принадлежит Владимиру Татлину, и здание газеты "Ленинградская правда" Константина Мельникова. Оба проекта задумывались как здания с вращающимися элементами, и оба так и не воплотились в жизнь.

В 40-е годы эксперименты с подвижными частями зданий продолжились в Америке, где Бакминстер Фуллер проектировал жилые дома с элементами кинетической архитектуры. К сожалению, его опыты также остались на бумаге.

Современность

Современные архитекторы используют кинетические элементы по нескольким причинам. Первая - исследовать возможности природной энергии в строительстве. Преобразование солнечного света и воздушных потоков в движущую силу архитектуры в таких масштабах стало возможно только в последние 10 лет, и это тесно связано с развитием строительных технологий и дизайна.

Сегодня кинетика применяется не только в зрелищной архитектуре: подвижные элементы встречаются в меняющих уклон лестницах и полах, пандусах, солнечных батареях и ветряных мельницах. В этом году в Париже выиграл проект восьми подвижных экологических , которые будут преобразовывать солнечную энергию в электричество и подогревать воду для городских жителей.

Вторая причина - это эстетическая потребность человека в постоянном изменении окружающей среды, которая заложена и в самой смене времён года (в частности, эту идею обыграл архитектор Роб Лей в своём здании "Май - Сентябрь").

В третьих - и это, пожалуй, главная причина - помимо мощного экологического месседжа кинетическая архитектура неотделима от зрелищности. Недаром первыми по-настоящему большими проектами с использованием кинетики стали Veltins-Arena с раздвижной крышей, построенный в начале двухтысячных в Германии, и знаменитый стадион "Уэмбли" в Лондоне, открытый в 2007 году. А синонимом кинетической архитектуры стал Музей искусств в Милуоки с раздвижной крышей на фотоэлементах по проекту легендарного Сантьяго Калатравы.

Ещё одним, правда, куда менее известным, зато не менее зрелищным зданием с элементами кинетической архитектуры стал дом, похожий на гигантскую картонную коробку с поднимающейся крышкой в Парагвае. Его авторство принадлежит руке Хавьера Корвалана, а построен он был в 2013 году. В доме два этажа, нет окон, а крыша-крышка приводится в движение с помощью специального троса.

Примечательно, что в этом году дом с вращающимися стенами из мрамора был построен в Индии. Здание, напоминающее лучшие образцы архитектуры брутализма, за несколько минут превращается в павильон со стеклянными стенами.

Кинетическая архитектура предполагает два типа зданий: с подвижным каркасом и подвижным фасадом. К последним относятся Университет Хеннинга Ларсена в Копенгагене и здание Института арабского мира в Париже, построенные по проекту Жана Нувеля. Фасады обоих зданий приходят в движение с помощью природной энергии тепла и света.

Воздушные замки и реальные решения

Несмотря на зрелищность и технологичность, сегодня множество кинетических проектов остаются нереализованными. Причина - дороговизна и сложность воплощения по сравнению с теми же статичными зданиями. К зрелищным и пока что не реализованным проектам кинетической архитектуры относятся: штаб-квартира китайской машиностроительной компании и "динамический" дом, меняющий форму в зависимости от времени суток и сезона, принадлежащий руке британских архитекторов Дэвида Грюнберга и Дэниэля Вольсфсона.

Самыми обсуждаемыми проектами последнего времени стали вращающиеся небоскрёбы в Дубае, чьи фотографии постоянно становятся предметом обсуждения и споров на мировых архитектурных выставках. Например, итальянская компания Dynamic Architecture предложила проект 59-этажного небоскрёба в Дубае, чьи этажи приходят в движение за счёт турбин, превращающих силу ветра в электроэнергию.

Ещё одним зрелищным и пока что не реализованным проектом стали 400-метровые небоскрёбы Дэвида Фишера в Дубае. Планируется, что в разное время здания будут менять форму, за сутки поворачиваясь на 180° . Предложенный нефтяным шейхам в 2008 году проект так и не был воплощён в жизнь, время от времени им интересуются разные инвесторы, но до дела так до сих пор и не дошло.

Несмотря на то что сегодня кинетические проекты по большей части остаются на бумаге, будущее - за архитектурой, преобразующей энергию солнца, воды или света в городское зрелище.

А с учётом экспансии проектов, подобных электрокарам и домам, работающим на солнечной энергии Илона Маска, есть все шансы, что связь природы и архитектуры станет главным трендом в строительстве в ближайшие годы. Будущее кинетической архитектуры - за проектами, которые смогут соединить в себе интеллектуальные инженерные решения, грамотную проектировку и привлекательный внешний вид.

Екатерина Колпинец

Архитектура (лат. architectura, от греч. architéкtón - строитель), зодчество, система зданий и сооружений, формирующих пространственную среду для жизни и деятельности людей, а также само искусство создавать эти здания и сооружения в соответствии с законами красоты.

Архитектура составляет необходимую часть средств производства и материальных средств существования человеческого общества. Её художественные образы играют значительную роль в духовной жизни общества. Функциональные, конструктивные и эстетического качества архитектуры (польза, прочность, красота) взаимосвязаны. Произведениями архитектуры являются здания с организованным внутренним пространством, ансамбли зданий, а также сооружения, служащие для оформления открытых пространств (монументы, террасы, набережные и т. п.).

Наш сайт сайт о стилях архитектуры и об архитектуре разных времён и разных стран. В июле 2007 года проект пополнился информацией о скульптуре, архитектурных достопримечательностях мира, и об антиквариате. Особое внимание уделено архитектуре Древней Руси и современной России.

Внимание архитектурным компаниям! Пишите о себе (через Контакты) - информация о Вас и о Ваших проектах будет размещена на сайте.

Архитектура как часть жизни

Архитекторы привыкли счи­тать, что архитектура имеет огромное значение. Отнюдь не все думают так же. Для множества лишь сама пост­ройка обладает ценностью, так как важна лишь жизнь, что проходит внутри здания.

Часто можно услы­шать, что гораздо важнее иметь хорошего учителя (ремесленника, родителей, менеджеров) в безобразном сарае, бараке, крупнопанель­ном доме, чем скверного в самом красивом помещении. Но немногие среди нас равно безукоризненны или безнадежны.

Нравится вам это или нет, но это не архитектура. Это фо­тография здания. Что это, чисто семантическое различение? Отнюдь нет. Второе -статическая картина, кем-то выбранная, застывший момент жизни, света, сезона, погоды, отношения...

Архитектура же ЕСТЬ, воздействует или служит элементом всего нашего пред­метного окружения. В некотором роде отраженная фотографией, она проникает глубже чисто предметного фактора, вовлекая все наши чувства. Фотография может сфокусировать наше вни­мание на миг, но мы при этом можем едва замечать окруже­ние. От фотографии можно в любой момент отвернуться. Архитектура - пространственная "рама" всей нашей жизни, и по­тому, живя в архитектуре, мы не разглядываем ее.

Дети, даже те, кто еще слишком мал, чтобы про­являть какой-то художествен­ный интерес к окружающей среде, ведут себя совершен­но по-разному в разном ок­ружении. Да и вполне зрелые люди ощущают, мыслят, дей­ствуют различно в разном окружении.

Современная архитектура

Многие жалуются на современную архитектуру. Они могут быгть недовольны, тем как старые здания служат (сырость, к примеру), но в случае новых они недовольны их средовыми качествами (чаще всего безликостью). В отличие от архитектора, почти никто не думает об архитектуре, но очень многие ее чувствуют. Мне жаль в первую очередь тех, в ком это чувство мертво, потому что их художественный ин­стинкт ослаблен, искажен или вообще уничтожен - не без участия самой архитектуры.

Эти ловушки для во­ображения сформированы фабрикантами по строитель­ной части, настроенными на волну спекулятивной выгоды и в свою очередь продолжают формировать такой именно рынок, наряду с другими ма­нипуляторами желаний, вроде изготовителей кухонного обо­рудования. С другой стороны архитектурная мода направ­ляется тем, что является инди­видуально новым. Эта тенден­ция еще усиливается архи­тектурными журналами, ко­торые показывают здания как художественные объекты (как правило, незаселенные). Эти здания не воспринимаются таким именно образом теми людьми, кто их использует.

Журналы оказывают на сту­дентов-архитекторов большее воздействие, чем их учителя, хорошие или плохие. Похоже, что именно журналы дей­ствуют сильнее всего и на сознание по меньшей мере части практикующих архитек­торов. Однако сознание, ко­торое таким образом под­крепляется - установка на здание с мощной, если уда­ется, "образной" характерно­стью, не имеет ничего общего с установкой на то, чтобы создавать места для людей.

Стоит ли удивляться, что возникающая архитектура больна!

Она способна передавать свою болезненность людям, заставляя их скверно себя ощущать и даже действитель­но болеть, так что био­логические последствия в принципе могут быть измере­ны, хотя сегодняшнее знание в этом отношении еще нена­дежно. Дело обстоит тем ху­же, что не каждый заболе­вает от того, что вдыхает ра­дон, формальдегид или гриб­ковые споры: есть лишь об­щая тенденция. Тем больше возражений, когда мы пере­ходим к художественным качествам, которые как пра­вило трактуются как субъек­тивные, как роскошь, к кото­рой можно прибегнуть позже, когда решены практические вопросы, да еще если мы мо­жем себе ее позволить. Я придерживаюсь решительно противоположного взгляда.

Находясь в полном здравии перед тем, как от­правиться с сыном в поликли­нику, я выбирался из нее по­луживым после многочасового сидения в прямоугольного сечения туннеле коридора, расчерченного на квадраты, пахнущего пластиком, осве­щенного люминесцентными светильниками и перегретого. Тот же эффект бывает след­ствием грубого вандализма, с которым сооружения бывают буквально всажены в ни в чем неповинный ландшафт. Ар­хитектура может подавлять жизнь и даже раздавливать ее, если иметь в виду не одни только ощущения, но данное нам чувство тяготения к сво­боде. В одних местах человек ощущает себя не полноцен­ным гражданином, а одной лишь статистической едини­цей; в других - здания гро­моздятся над головой с выра­жением угрозы. Однако го­раздо чаще воздействие со стороны архитектуры куда бо­лее незаметно и лишь совсем недавно социальные и физио­логические эффекты опусто­шенной, резкой, неприязнен­ной архитектуры начали об­ращать на себя внимание.

Более полувека назад Рудольф Штайнер заметил, что "в мире ровно столько лжи и преступления, сколько есть пустоты на месте отсут­ствующего искусства". Он продолжал, что если бы люди были окружены живыми архи­тектурными формами и про­странствами, эти негативные тенденции попросту исчезли бы со временем. Когда я ус­лышал об этом впервые, то подумал: что за буржуазный вздор! В конце концов, пре­ступность имеет сложную ос­нову, в которой социально-экономическое неравенство играет огромную роль. Од­нако если расширить пред­ставление о преступности и включить в нее эксплуататор­ское насилие над людьми и их окружением, если признать, что мы говорим при этом не о неизбежности, но только о тенденции, то, что Штайнер имел в виду, становится по­нятнее.

Животные всегда оди­наково реагируют на стиму­лы, создаваемые окружением, тогда как люди обладают способностью выходить за рамки ситуации. Чтобы одна­ко подняться над уровнем бе­зусловных рефлексов, нужно, чтобы мы сознательно стро­или свои жизни. Ни один из нас в этом отношении несо­вершенен и именно поэтому в любой статической выборке обнаружится несколько веду­щих себя обособленно, но большинство будет реагиро­вать на определенные сти­мулы вполне предсказуемым образом.

В этом столетии мир стал свидетелем быстрой ур­банизации, которую нередко ассоциируют с разрушением привычной социальной опоры для традиционного мораль­ного кодекса. Несть числа социальным аспектам среды, с которой встречается совре­менный человек, но если ог­раничиться свойствами соб­ственно архитектурного ок­ружения, то придется при­знать, что главная тенденция века состояла в том, чтобы порождать формы, простран­ства, линии, цвета и пропор­ции (не говоря уже о состоя­нии воздуха, шумах, элек­трических полях и пр.), кото­рые словно отсасывают жиз­ненную энергию, мертвы по природе своей.

При эстетическом голодании эмоциональная часть человеческого существа ищет удовлетворения в переизбытке желаний. Обманчивая внешность, особенно во всем, что касается отделки, стала нормой. Нормой стали и стерильные интерьеры, качество которых зависит от тех же обманок - косметика поверхности, освещение, манипулирующее психологической обстановкой, оборудование, с помощью которого эти пространства только и становятся обитаемыми. Со всех сторон окружаемые жесткостью, резкостью форм, эстетическая чувствительность а в месте с ней и этическое равновесие оказываются притуплены. Не удивительно, что будучи окружены, как происходит с большинством из нас почти все время, безжизненными искусственными материалами, мы настолько стремимся огра­ничить свои стремления лишь тем, что реально можем при­обрести, что даже постара­лись закрепить это отношение в политических институтах.

Не приходится удивляться тому, что места подобные этому приобрели печальную извест­ность уровнем преступности. Де­ло не только и не столько в легкости условий для преступ­лений, но и в откровенно безликом, напрочь лишенном персональности, безжалостном и безлюбовном окружении.

Неотторжимые от дру­гих причинно-следственных цепочек, переплетенные с ними, таковые последствия строения мира, который мы создали вокруг себя. Однако же архитектура, хотя и возни­кающая из мертвого матери­ала, отнюдь не обязательно должна быть мертва: она мо­жет быть исполненной жизни. Создающие ее элементы и связи между ними могут "петь" и людское сердце может звучать в резонанс этой ме­лодии. Может быть иные ар­хитекторы могут считаться исключением, но большинство людей, не исключая меня са­мого, не смотрит обычно на окружение. Мы вдыхаем его. Мы разглядываем открытки или обозреваем виды с пред­назначенных для этого пло­щадок, и видимое может быть вполне занимательным.

Од­нако зрительный опыт трогает нам сердце только тогда, когда он входит в то, чем мы дышим; большую часть вре­мени мы вообще не замечаем наше окружение и тогда оно может тем сильнее воздей­ствовать на наше существо, не встречая осознанного со­противления. Фактически мы проводим так много времени внутриили рядом со здания­ми, что подавляющий объем нашего средового опыта ис­пытывает воздействие архи­тектуры.

Потенциально архи­тектура довольно опасное орудие. Среду можно исполь­зовать для манипулирования людьми: мы готовы принимать окружение как факт и так редко осознаем его, что оно вполне может использоваться для воздействия на наше по­ведение. Вовсе не обяза­тельно вспоминать нацистские стадионы с их мощно теат­рализованными приемами воздействия на настроение людских масс. Если мы входим в "бутик" с его настроением "вибрации", создаваемым му­зыкой, фактурами, цветом, уровнями и наклонными плос­костями, однако с концентра­цией светового потока на то­варе, которого модно кос­нуться, все желания обостря­ются, а их удовлетворение как бы само связывается с фактом покупки.

Усиление настроения превращается в манипуля­цию, если давление возрас­тает. Редко какой из супер­маркетов обладает хотя бы минимальными свойствами "приглашения", однако с по­мощью освещения, игры зна­ков и цвета, фоновой музыки в них деликатно усиливается возбужденность приобрете­ния. Достаточно сопоставить, сколько и каких полок с това­рами ярко освещены сияю­щим белым при теплых цветах выкладки и сколько погружены в голубоватые тона, чтобы увидеть признаки этого в лю­бом супермаркете в любом месте. Кое-что из этого явля­ется следствием ученой психо­техники, что-то рождено во­ображением декоратора, а что-то вообще свободно от сознательного намерения. Не только в магазине, не только ради денег или власти над другими людьми, но в любом аспекте средового проекти­рования мы должны признать, что все, что мы делаем, воз­действует на существо человека, на окружение, на дух места, на все мировос­приятие. За этим стоит целая система социальных, психо­логических, экологических по­следствий, и достаточно хотя бы короткое время пожить в резко ином окружении, чтобы признаться себе в том, на­сколько мы сами и наше об­щество сформированы своим окружением, идет ли речь о различении оттенков, о цен­ностях или о стиле жизни.

Архитектура столь сильный агент воздействия, что для всех важно, как она сделана. Очень важно. Сю­жетом этой книги служит именно этот вопрос: как ар­хитектура воздействует на человека и на облик Места, как подойти к проектирова­нию и строительству, чтобы нести в жизнь скорее здоро­вье, чем болезнь. Есть много способов работать с этой те­мой, но описывать вещи, ко­торые ты не пережил сам, чревато излишней абстра-гированностью, добрыми по­желаниями и пересказом из вторых рук. Хотя я пред­почитаю в связи с этим опи­сывать прежде всего то, что делаю сам, это отнюдь не отвергает иных способов, ко­торые более подойдут другим. Примеры, по необходимости, частные, локальные, тогда как сущности процессов, вызыва­ющих к жизни частный при­мер, имеют универсальный характер. Другим людям, в других местах, придется вы­рабатывать и иные решения.

Каждый из нас начинает жизнь по-своему и проходит через череду глу­боко персонального опыта. Уже поэтому чей-то личный стиль никогда не удовлетво­рит другого в полной мере. Стиль есть дело очень личное. Многие могут признавать и даже принимать чей-то стиль как своего рода символ вре­мени, однако если его не преодолеть в собственной работе, он не затрагивает ее существо.

Я всегда стремился обойтись без собственного стиля, но избежать его тенет довольно сложно. То, в чем я ищу вдохновения, это способ вглядывания в предметы, чтобы распознать, что они на самом деле суть и как они функционируют, и тогда соот­ветствующие им формы воз­никают словно сами собой. Это по-видимому справедливо для всех людей и в любом месте. Мой сюжет - соору­женное окружение, среда, мои примеры локализованы в месте и во времени, но сами предметы в равной степени справедливы для Англии или Новой Англии, городского пространства Токио или при­городов Сиднея, трущобных пригородов Южной Африки или лесов Скандинавии. Лю­бое здание, любое место, в любом природном или город­ском ландшафте, в любой культуре, любом климате, любой стране оказывает воз­действия, которые я описы­ваю. Где бы она ни возника­ла, как бы по-разному она ни выглядела, архитектуре не­обходимо иметь дело с этими сюжетами, чтобы стать архи­тектурой человеческого здо­ровья.

При рассмотрении такого сверхсложного явления в жизни общества как архитектура, в условиях, когда раздается подчас необоснованная, резкая её критика, как никогда необходим её сущностный анализ, точное рассмотрение проблем, стоящих перед ней. Складывается впечатление, что архитектура повинна за ошибки строительных концепций, за то административное или финансовое давление, которым она часто сопротивлялась. Конечно, следует признать, что архитектура подчас «снижала планку» своей социальной значимости, что недопустимо. Традиционное, но логичное рассмотрение сущности архитектуры проводят на основе рассмотрения социальной потребности в ней, специфики её деятельности. Появление потребности в архитектуре вряд ли можно считать одномоментным, быстро проявившимся актом. Как будто общество и люди в один прекрасный момент вдруг отчетливо осознали, что им чего-то явно не хватает. И они ясно поняли, что это нужда именно в архитектуре. Следует предположить, что процесс её формирования происходил достаточно долго, был соотносим с процессом развития человека, его чувственных и интеллектуальных способностей, с его творчеством, деятельностью, со способностью познания, что было неотделимо от процесса развития общества.

Несомненно, что эта потребность первоначально была растворена во множестве других потребностей: в сохранении жизни, в обеспечении своего здоровья и здоровья своих близких, в сохранении тепла, так необходимого в условиях сурового климата. Все эти потребности обязательно удовлетворялись с использованием того или иного максимума или минимума средств, которые мы сейчас относим к ресурсам строительства и архитектуры. Это же относилось и к ограниченности и разнообразию форм, используемых в то или иное время, и которые в той или иной мере мы можем отнести к строительным и архитектурным. Мы не зря объединяем в определении этой потребности строительство и архитектуру, так как достаточно обоснованно предполагаем, что она изначально носила характер необходимости делания, выстраивания, строительства чего-то, созидания. Но в то же время, потребность нельзя просто охарактеризовать как потребность в деятельности. Современный, деятельностный, подход часто смешивает понятия потребности в деятельности, активности и рассмотрение её как средства удовлетворения той или иной необходимости.

Понятие «деятельность» относится к предельным, абстрактным философским категориям, в содержании которых находятся все результаты исследования и осуществления человеческой активности, практики. Путь исследования любой проблемы, начинающийся с использования предельного понятия, каким является понятие «деятельность», мы должны идти от исследования специфики той или иной активности, того или иного делания, рассматриваемых в процессе их изменения и развития, к определению сущности, выраженной в том или ином понятии. Если же это возможность выражения отсутствует в явном виде, то тогда демонстрация пути проводимого анализа позволит воссоздать сущностные связи исследуемого объекта. Данное предложение отнюдь не означает отказа от выдвижения плодотворных гипотез по поводу определения основных подходов к рассмотрению сущности архитектуры как важного социального значимого явления. Сущность вещей определяется потребностями людей. Это не реальная, не номинальная, а телеологическая сущность. Телеология появляется там, где появляется степень свободы, превышающая степень связи, где появляется выбор. Не ясно как происходит дело там, где нет механизма выбора. Но все же, цель – это возможность выбора на основе сравнения явного и неявного существующего знания.

В теории архитектуры её сущность рассматривалась на основании различных подходов. Специфика исторического подхода в рамках истории архитектуры рассматривает её со стороны выявления закономерностей изменения и развития, выделения основных факторов, влияющих на них. Со стороны этого подхода удалось накопить значительный эмпирический материал, детально анализирующий те или иные особенности творчества выдающихся архитекторов, выявляя некоторые закономерности архитектуры, не давая законченного объяснения особенностям потребности в ней, специфике её формообразования, значимости в жизни человека и общества.

На основании культурологического подхода архитектура рассматривается с позиции культурной обусловленности своего возникновения и развития, а формы архитектуры – как культурные формы выражения идеального богатства общества. Архитектура рассматривается здесь как органичное включение в систему национальных культур, а также в систему общечеловеческой культуры.

Специфика эстетического подхода позволяет рассматривать архитектуру со стороны выявления её художественно-эстетической значимости. Формообразование в ней анализируется с точки зрения выявления совершенной формы, законов красоты. Архитектура рассматривается как разновидность искусства, подчас характеризуясь достаточно афористично («архитектура – застывшая музыка»). Сравнительно-архитектурный подход позволяет анализировать архитектуру, выявляя общее и особенное в её стилевом изменении, противопоставляя особенности и объединяя особенности творчества.

Семиотический подход рассматривает архитектуру со стороны её знаково-языковой специфики. Архитектура анализируется как определенная знаковая система.

Информационный подход, используя плодотворные разработки классической и неклассической теорий информации, пытается анализировать архитектуру как информационную систему.

Очень важно различать плодотворность различных подходов в рассмотрении архитектуры (а здесь ограничений просто нет: и психологический, и эстетический, и семиотический, и информационный, и модельный, и конструктивный и т. д.) от фундаментального выяснения: как она появляется, какую потребность или какие потребности она удовлетворяет и будет удовлетворять? То есть главная проблема – это описание феномена архитектуры, что само по себе интересно для исследования, а также познание её сущности.

В определении сущности архитектуры следует идти от её анализа к понятиям (терминам, словам, красивым оборотам, заимствованиям и т. д.), а не наоборот. Только когда точно определен объект исследования, его отличия от схожих объектов, когда найдено, проанализировано и зафиксировано соотношение между элементами данного объекта и определен процесс его становления, функционирования, строения, изменения и развития этих соотношений, только тогда он может получить идентификатор, определение и понятие.

Самая главная проблема – это определение объекта архитектуры в его отличии от объекта строительства. Мы считаем, что главное отличие заключается в различии потребности в архитектуре и потребности в строительной деятельности. Эти различия вытекают из внутреннего единства этих двух видов деятельности, на что обращает внимание формула Витрувия. Коротко можно сформулировать различие этих потребностей, как различие в архитектурном и строительном объектах.

Под объектом мы в данном случае понимаем то, на что направлена активность субъекта. Одновременно это объект и архитектурного, и строительного проектирования. Хотя сразу же оговоримся, что термин «архитектурный объект» мы употребляем с определенной долей условности. Традиционное разделение этих объектов по линиям «материальное-идеальное», «субъективное-объективное», «определенное-неопределенное», «явное-неявное», «утилитарное-надутилитарное», «формальное-неформальное» и др. даст нам особенности проявлений этих противоположностей в специфике объекта строительства. Так, специфика этого объекта проявляется в доминировании одной из противоположностей, подчиняющей собой другую: «идеальное – материальному», «неустойчивое – устойчивому», «эстетическое – утилитарному» и др. Было бы неправильным, в свою очередь, рассматривать появление этих объектов без участия архитектора. Хотя очень часто это носит также подчиненный характер финансовому или административному влияниям. Архитектурные объекты важны как условия нашей жизни, нашего выживания, констатации нашего бытия, его закрепления. Одновременно они необходимы как показатели связанности всего со всем: прошлого и настоящего, локального и многого, ограниченного и бесконечного. Причем, изменение архитектурного объекта, как по отношению к другим, так и по отношению к воспринимающим, является существенным, влияющим на сохранение, совершенствование и развитие мира человека. Свойства и отношения существуют в действительности. Отношения, объективируемые архитектурой, не менее реальны, чем материальные объекты, создаваемые в результате строительной деятельности. Причем, эти отношения выступают как реальное разрешение множества противоречий, в результате чего происходит преодоление определенности, единоформия, ограниченной информативности, ограниченной реальности материального субстрата объекта. Преодоление, но не разрыв с ним.

Многоформие архитектуры позволяет существовать человеку во множестве реальностей, как выход за традиционное их ограничение. Но этот «выход» также не беспределен, так как архитектура организует и направляет деятельность людей посредством влияния на их мир.

Организационная сторона архитектуры является одной из существенных. Но что специфически организует архитектура? Пространство, взятое в географическом смысле? Но это же делает и строительная деятельность. Пространство в архитектуре можно рассматривать как определенную форму, как взаимодействие между материальными и идеальными процессами и состояниями, их сосуществование, как событие, характеризующееся размерностью, объединением сознания и предметного мира с образованием устойчивых систем в различные виды реальности. Но архитектура – это устойчивость. Устойчивость же – это критерий выделения существенного, это устойчивость связей, взаимодействий и отношений, динамики, изменчивости. Отсюда повторяемость в архитектуре, воспроизводимость ее форм. Динамическая устойчивость выше статической. В архитектуре поэтому можно говорить о мере, степени, порядке устойчивости, измерять её.

Анализ устойчивости, её роли и факторов – это одно из направлений исследования архитектуры. Закономерность основана на устойчивости. Статика – это момент движения, саморефлексии архитектуры, стремящейся осознать «завоеванное». Архитектура – это всегда направленное в вечность, всегда актуальное, реализованное настоящее, моделирующее, совершенствующее и развивающее мир человека, общества, человечества. Устойчивость обеспечивается архитектурой, создающей устойчивые направления взаимодействий людей, которые не имеют случайного, стохастического характера. Хотя очень часто отмечается произвольность построения архитектурных объектов, без видимой причинно-следственной обусловленности. Но в любом случае построение должно подчиняться требованию оптимизации и целесообразности, как в целом, так и в частностях. Это всегда целевая направленность на создание социально-значимого нового, более совершенного, так как главнейший вектор архитектуры – это творчество.

Архитектура, как организация мира человека, универсальна, так как связывает воедино реальное и нереальное, явное и неявное, материальное и идеальное, простое и сложное, утилитарное и надутилитарное, устойчивое и неустойчивое, единоформие и многоформие, умопостигаемое и чувственноданное и т. д. Принадлежность архитектуры сразу многим, «всем», предполагает, что она сразу же охватывает многомирие людей, формирует сообщество как сверхсложную систему связей и взаимодействий, их многомирность. Реальная действительность может быть сведена к ограниченному числу традиционных форм реальности. И это закономерно предопределено логикой обыденной жизни. Эффективность архитектуры в её многоформности, в её формирующей способности. Это же и её логическая доказательность социальной эффективности.

Многоформие архитектуры, как впрочем, и дизайна, выступает поэтому как реализация важнейшей общественной потребности. Это общественная потребность неосознаваемая явно. Отсюда же неявность, многовариантность определений архитектуры, невозможность подчас выразить её сущность рационально понятийно. Только визуальная возможность выражения реальных связей людей, реальных взаимодействий в чувственной форме объекта означает его как определенное понятие, как определение. Этим и объясняется, почему, как в российской, так и в зарубежной теории архитектуры, преобладает эмпиричность исследований, изобилующих красочными эпитетами, оборотами, неологизмами, терминами, описывающими феномены собственного сознания.

Каждая архитектурная форма – это новый язык, новая вербальная система. Специфика языка заключается в его применимости многими, если не всеми, в конвенциональности. Язык, который не используется, это мертвый язык. Значительное преувеличение семиотической специфики архитектуры не только не помогает улучшению её понимания, а наоборот, сужает возможности использования иных подходов. Вербальная форма – это перевод, сервисные возможности для пользователя, объяснение сущности.

Архитектура выступает как моделирование мира, задавая целую систему связей, взаимодействий людей, новых форм. Архитектура влияет на организацию, моделирование, совершенствование и развитие мира человека и общества, познавая, чувствуя его, моделируя его, удваивая, заставляя в то же время определяться его предметностью в созидании своих взаимодействий и связей. Делание в архитектуре – это и понимание этого мира, его самоосуществление, его существование, её созидающая сущность. Несомненно, что для архитектуры важную роль играет творческая идея. Идея многолика и многогранна, она как схема, как теория, по отношению к которой реальность рассматривается как интерпретация. Идея как сущность, как целое, объединенное в связях, взаимодействиях, но не имеющая осязаемой, чувственно воспринимаемой формы существования.

Моделирование выступает как сущностная характеристика архитектуры. Причем, моделирование – средство не только формализации, но и понимания. Модель есть и технология познания, и способ доказательства, и средство понимания и объяснения. Поэтому результатом делания, строительства, созидания архитектурной и градостроительной деятельности является организация, совершенствование, моделирование и развитие мира человека посредством воздействие на него предметной среды, материально воплощенной и субъективно неявно выраженной в идеальности образа. Предметности, обладающей многообразными качествами и свойствами, как утилитарными, так и надутилитарными. Архитектура это деятельность по организации, моделированию, совершенствованию и развитию мира человека и общества посредством воздействия на него создаваемой архитектором предметности, обладающей разнообразными качествами и свойствами: утилитарными и эстетическими, чувственно-материальной определенностью и идеальной вариативностью.

Определенная сложность возникает, когда мы анализируем общее, особенное и единичное таких явлений как архитектура и градостроительство. Архитектура и градостроительство следует сравнивать в рамках специфики этих видов деятельности. Строительство в архитектуре и архитектурность градостроительства проявляются в созидании, «делании», архитектурного мира, его организации. Именно придание устойчивости предметному миру осуществляется посредством строительной специфики архитектуры. Одновременно архитектурность градостроительства, как организация, моделирование, совершенствование и развитие мира человека, является постоянным преодолением устойчивости, инертности, временной стагнации создаваемого предметного мира. Архитектура поэтому и существует как постоянно создаваемое и постоянно разрешаемое противоречие материального и идеального, устойчивого и изменчивого, нового и старого. В тоже время, это постоянное преодоление релятивизма путем придания архитектурным формам материальной устойчивости существующей в веках, либо быстротечно уничтожаемой объективно, либо по чьей-то прихоти.

Диалектический характер архитектуры подчас воспринимается как проявление её синтетической и синкретической природы. Она понимается как разрешенное противоречие, где различные противоположности переходят друг в друга, определяя развитие архитектуры. Значит ли это, что архитектура, например, города, может рассматриваться в предельной синкретичности и синтетичности «башни» и «красочного сада»? Можно согласиться с такой трактовкой, если выделяется какой-то определенный доминирующий принцип архитектуры, реализуемый в то или иное время. Если же рассматривать архитектуру в историческом ракурсе, то можно выделить и другие диалектические составляющие: «арка» и «пирамида», «квадрат» и «шар», «паутина» и «открытая площадь», «сеть» и «ячейка сети», «граф» и «ребро графа» и др.

Знаете ли вы о том, что архитектура, наряду с другими факторами, влияет на продолжительность нашей жизни? А вот древние высокоразвитые цивилизации об этом прекрасно знали, потому и возводили здания и сооружения, в которых длина, высота и ширина соотносились в соответствии с законом "золотого сечения". Подобная архитектура зданий приводит ритмы организма человека в соответствие с естественными природными ритмами природы, что способствует усилению иммунитета и увеличению продолжительности жизни.

Именно поэтому люди, жившие в далекой древности, задолго до Великого Потопа, уничтожившего не только большую часть человечества, но и способствовавшего утрате многих сокровенных знаний, жили гораздо дольше, чем мы. Вот, что об этом пишет В.Шемшук в своей книге "Встреча с Кощеем Бессмертным":

"Допотопные люди жили в среднем по 1000 лет и более не только потому, что они ели особую пищу, как считал древнегреческий философ Фалес. Пища наших предков действительно сильно отличалась от современной, поскольку не содержала гербицидов, пестицидов, минеральных удобрений и была генетически не модифицирована. Но главный секрет долгой жизни допотопных людей заключается в том, что древние люди были вписаны в биоценоз, то есть проживали в гармонии с окружающим Миром.

Войдя в резонанс с частотой колебания биоценоза, неиссякаемого источника энергии, человек не болеет и не дряхлеет. Согласно Библии Мафусаил прожил 969 лет, Ной - 950 лет, из них 350 лет приходится на жизнь после потопа. Один из его сыновей Сим прожил только 600 лет, а Арфасат, сын Сима, 465 лет. Поздние люди жили еще меньше. Моисей прожил всего 120 лет, Иосиф - 110 лет, а современный человек - чуть больше полувека. Идет постепенное исчезновение долгожительства, поскольку заповедные леса, (леса, где жили по Ведам) безжалостно уничтожались.

Египетские пирамиды, в основе которых заложено "сечение жизни", встречающееся в геометрических формах всего живого, не разрушаются, потому что их резонансно подпитывают частоты вибрации живых организмов, равные по длине волны их внутренней частоте. Они стоят до сих пор, хотя построены были значительно раньше пирамид, использующих в своей основе соотношение египетского треугольника, которые к настоящему времени почти полностью разрушились.

Как ни парадоксально, но когда существует высокий уровень корреляции в строении и форме большого и малого, то происходит своеобразный энергоинформационный обмен, то есть перетекание энергии - и форма не разрушается. Явление перетекания вибрационных частот было открыто в начале прошлого века. Мы утверждаем, что будущее человека - в вещах, которые его окружают, в людях, с которыми он встречается, в мыслях, делах и поступках, которые он вынашивает и совершает.

Даже архитектурная форма здания влияет на форму белка организма человека - и поэтому, если частоты вибрации здания соответствуют частотам вибрации человека, или кратны длине его волны, или тем будущим частотам вибрации, к которым должна привести эволюция, то форма здания помогает человеку раскрыться, то есть проявить новые способности, заложенные в нем и продлить его долголетие. Если частота вибрации здания не кратна частоте вибрации человека, то оно его медленно убивает. Не только неправильно выстроенные здания разрушают тела людей своей не гармоничной с человеком длиной волны, но и частоты вибраций людей, находящихся в здании, разрушают такие здания. Это одна из причин почему в квартирах постоянно требуется делать ремонт.

При использовании в строительстве зданий созидательных сечений достигаются три цели: здания меньше разрушаются, они красивы и функциональны. Не только здания, но и резонансная с человеческим телом одежда, мебель и их композиции могут вести к поднятию вибрации клеток нашего организма, к продвижению человека к просветлению и раскрытию его способностей. Архитектура дома должна быть не только соотносима с различными видами созидательных сечений, но и быть многофункциональной, т.е. защищать от непогоды, обеспечивать чистым воздухом, пищей и энергией.

Частоты, вибрации и ритмы, подчиненные "сечению жизни" или как его еще неправильно называют "золотому соотношению", находясь в резонансе, обладают замечательным свойством синергетики: самоподдерживать себя. Об этом хорошо знали наши предки, которые наряду с "сечением жизни" использовали и другие соотношения, т.е. объемные резонаторы: сечение совершенства, созидания, творчества, преобразований, гармонии. просветления, познания и т.д."

Еще гениальный Леонардо да Винчи открыл, что и тело человека построено в соответствии с законом "золотого сечения", а, следовательно, для его гармонизации с природными ритмами необходима и архитектура зданий, построенных на тех же самых принципах. Тот факт, что такие здания способствуют оздоровлению и увеличению продолжительности жизни был доказан ленинградским архитектором И.П.Шмелевым, который в параметрах конструкции своего дома использовал знание закона "золотого сечения".

Но много ли современных зданий построено в соответствии с законами мировой гармонии? Вот, почему человечество загнанное в каменные джунгли мегаполисов и крупных городов, больно и физически, и духовно. Ведь постоянное пребывание под влиянием негармоничной архитектуры, приводит к рассогласованию ритмов человека с естественными ритмами Природы и вследствие этого - к потере здоровья и низкой продолжительности жизни. А вот естественный природный ландшафт, как и здания построенные в соответствие с законом "золотого сечения", приводят к противоположному результату.

 
PACIFIC HEIGHTS, SAN FRANCISCO, CALIFORNIA
 
Не знаю, как вам, а мне быстро надоедают города, уставленные вертикальными коробками из алюминия, бетона, стекла. Дело не в строительном материале, даже не в отсутствии индивидуальности и убогом примитивизме форм. Главная проблема так называемой современной застройки городских центров заключается – для меня – в том, что размеры зданий плохо соотносятся с масшабами человеческого существа. Пространство этой застройки организовано так, чтобы подавлять человека, на манер египетских пирамид, сталинских высоток в Москве или угрюмых колодцев Манхеттена. Я издавна разделяю для себя архитекторов на тех, кто организуют жилое пространство, и тех, что создают пространство безжизненное.

Проработавши 17 лет в финансовом центре Сан-Франциско, я никогда не чувстовал себя комфортно в каменных джунглях даунтауна. Где-нибудь на углу New Montgomery и Sutter Street хорошо кончать жизнь самоубийством, но существовать там живому человеку – даже работать – не слишком уютно.

Но есть в Сан-Франциско старый район, который до сих пор продолжает сопротивляться наступлению нуворишей и их архитектурной обезлички. Это Pacific Heights. Отсюда, с высоты сложенного из песчаников холма, открывается потрясающий вид на Залив, на Golden Gate Bridge, Алькатрас и Marin Heights. Не припомню, когда я последний раз видел объявление о продаже домов в этом районе: здесь живут "старые деньги" . Oсобняки были построены во второй половине 19-го века и знали лучшие времена расцвета Калифорнии. Им повезло: пожар, уничтоживший бóльшую часть города после землетрясения 1906 года, обошёл стороной Pacific Heights, и сегодня этот район города представляет собой музей архитектурных особняков 19-го века. В одном из здешних особняков расположилось и Историческое Общество Калифорнии, ревниво следящее за тем, чтобы не допускать перестройки или уничтожения памятников старой архитектуры.

Под катом несколько фотографий, сделанных в Pacific Heights.

Коробки финансового центра расположены к востоку от Pacific Heights, там кишат люди и машины, а здесь царит тишина

С северной стороны холма улицы круто спускаются к Заливу. Эти улочки – излюбленный фон кинематографистов, снимающих триллеры с бешеными автомобильными гонками и взлетающими на перекрёстках автомобилями каскадеров.

Вдоль Pacific street выстроились одни из самых старых викторианских особняков – постройки 1890 года.

Детали резьбы по дереву на фасадах старых особнаков пережили много более молодых домов, построенных без любви к человеку. Дань времени – пристроенные перед домами гаражи...

Здесь можно встретить и несколько многоквартирных домов более поздней постройки, но не более 7 этажей, и я думаю, это максимальная высота для такого рода застройки. Важно, что и семиэтажные здания построены так, чтобы не нарушать общего ощущения покоя и человеческого присутствия.

Художественное чугунное литьё и тщательно подобранные формы озеленения подчёркивают классические формы особняков Pacific Heights.

Каменная и бетонная облицовка цоколей многих особняков обманывает глаз зрителя (на самом деле из-за высокой сейсмичности большая часть зданий до 5 этажей - с деревянным деревянные, хотя и выглядят весьма существенно под штукатуркой).

Значительное число зданий облицовано кирпичом и выглядят неотличимо от кирпичной кладки

Более новые здания облицованы планкой из красного дерева

Чугунные ограды, балконные решётки, водостоки, фонари. Или бронзовые водосточные и дымовые трубы... излишества жилья минувших лет...

Человеческий масштаб архитектурной застройки, на мой взгляд, определяется тем, что человеку не нужно задирать голову, чтобы увидеть организованное архитектором пространство - недостижимый для мегалополисов комфорт!

На склоне можно построить особняк, скрывающий свою многоэтажность от идущего по улице пешехода: глаз естественно следует от зданий к открывающимся между ними видам залива (представьте себе, как выглядел бы этот район, если бы архитекторы не оставляли промежутков между зданиями, отрезав от человека вид на север!)

Невидимые для уличного пешехода дворики и террасы создают зоны отдыха для жителей особняков – с площадками для тенниса, садами, беседками и джакуззи под открытым небом...

Я специально не фотографировал и не писал здесь о знаменитых зданиях Pacific Heights – таких как дом Haas Lilienthal (построен целиком из красного дерева в 1886 году для еврейского иммигранта из Баварии Уильяма Хааса, прибывшего в Калифорнию в 1860-х годах и основавшего сеть розничных продуктовых лавок) или Spreckels Mansion – построенный в 1913 году из известняковых блоков замок в стиле французского барокко, сейчас там живёт известная создательница конвейера по производству душещипательных дамских романов, Danielle Steele (этот замок с 55 комнатами и залом для балов в стиле Луи XVI был построен сахарным королём Адольфом Шпрекельсом для его невесты Альмы Де-Бретвилль-Шпрекельс; статуя её украшает монумент на Юнион Сквер).

Об этих знаменитых зданиях стоит писать отдельно, и, кто знает, может я когда-нибудь ещё соберусь c духом... Здесь мне хотелось поговорить о городской архитектуре разумных масштабов. Напишите, если согласны или несогласны с тем, что я пытался сказать о городе как о пространстве, соразмерном человеку.