Price Realized: $ 27 000

Tolstoy, Leo. Voina i Mir . Moscow: 1868-1869. Volume one-. First edition. Moscow, T. Ris, Vols.I-IV: 1868; Vols. V-VI: 1869. In 6 Vols. Contemporary half calf (spinies renewed, some pages slightly stained and worn). Internally a clean and fresh copy. Format: 23x16 cm. PMM 273.

Уход: $27,000. Аукцион Сотбис. The Cosmatos Collection. 17 June 2005. Нью-Йорк. Лот № 95.

FIRST EDITION of one of the great nineteenth-century novels, which stands at the peak of the realist mode. Isaak Babel remarked that "if the world could write by itself it would write like Tolstoi". Kilgour 1196. Редкость в хорошем виде.

В рамках первого издания "Войны и мира" существует одна "маленькая проблема", созданная издателем Теодором (Федором Федоровичем) Рисом: когда он делал допечатку тиража (второй "выход"), то в некоторых томах изменил набор, и, как следствие, изменилось количество страниц. Том четвертый может быть представлен и вторым Issue (выходом), отличающийся от первого «issue» количеством страниц: 336 стр. и 338 стр. соответственно. Такая же ситуация у Т. Риса и с третьим томом: 281 стр. и 284 стр. соответственно. Библиографы Л.Н. Толстого (Битовт Ю., Kilgour и т.д.) не очень церемонились с этой ситуацией, и внесли некоторую путаницу в это дело: когда сдаешь книгу на западный аукцион (а они пользуются только Kilgour-ом), то часто возникает ситуация, когда продавцу-сдатчику начинают задавать "неудобные" вопросы.

Т.1. Часть 1: шмуц, титул, 297 стр. Часть 2: 146 стр.

Т.2: шмуц, титул, 186 стр.

Т.3: (1-е Issue): шмуц, титул, 281 стр., у Битовта 284, у Kilgour 281 стр.

Т.3: (2-е Issue): шмуц, титул, 284 стр., у Битовта то же, у Kilgour 281 стр.

Т.4 (1-е Issue): шмуц, титул, 336 стр. у Битовта то же, у Kilgour то же.

Т.4 (2-е Issue): шмуц, титул, 338 стр.

Т.5: шмуц, титул, 323 стр.

Т.6: шмуц, титул, 290 стр.

А вот еще одна продажа. Переплет современный (темно-синий марокен) московской фирмы "Парогон" середины 90-х годов:

Price Realized: $24 593

TOLSTOI, Lev Nikolaevich, Count (1828-1910). Voina i Mir. . Moscow: T. Ris, 1868-69. 6 vols in 3, 8° (238x156mm). With all titles and half-titles. (Some mostly marginal soiling, occasional marginal dampstain, very occasional spotting, a few repairs, a few margins short, vol. 5 lacking leaf 5.5.) Modern dark blue morocco, flat spines gilt, titled in Cyrillic, sides with gilt frames. FIRST EDITION of one of the great nineteenth-century novels, which stands at the peak of the realist mode. Isaak Babel remarked that "if the world could write by itself it would write like Tolstoi". Kilgour 1196.

Уход: £11,875. Аукцион Christie"s. Valuable Russian Books and Manuscripts. 29 November 2007. London, King Street. Лот № 154.

Библиографические источники:

1. Битовт Ю. Граф Л. Толстой в литературе и искусстве.

Подробный библиографический указатель русской и иностранной литературы

о гр. Л.Н. Толстом. Москва, 1903, стр. 42.

2. The Kilgour collection of Russian literature 1750-1920.

Harvard-Cambrige, 1959. № 1195.

3. Printing and the Mind op Man. (знаменитое PMM), 2-е изд., Мюнхен, 1983, Voina i mir, № 273.

В сентябре 1862 г. Толстой женился на восемнадцатилетней дочери врача Софье Андреевне Берс и сразу после венчания увез жену из Москвы в Ясную Поляну, где полностью отдался семейной жизни и хозяйственным заботам. Однако уже с осени 1863 г. он захвачен новым литературным замыслом, который долгое время носил название «Тысяча восемьсот пятый год», и первые 2 части под этим заглавием были изданы отдельно в Москве в университетской типографии на Страстном бульваре у М. Каткова в 1866 году. Время создания романа было периодом душевного подъема, семейного счастья и спокойного уединенного труда. Толстой читал воспоминания и переписку людей александровской эпохи (в том числе материалы Толстых и Волконских), работал в архивах, изучал масонские рукописи, ездил на Бородинское поле, продвигаясь в работе медленно, через множество редакций (в копировании рукописей ему много помогала жена, опровергая тем самым шутки друзей, что она еще так молода, будто играет в куклы), и лишь в начале 1865 напечатал в «Русском вестнике» первые 2 части «Войны и мира» (все под тем же рабочим названием «Тысяча восемьсот пятый год»). Роман читался взахлеб, вызвал множество откликов, поразив сочетанием широкого эпического полотна с тонким психологическим анализом, с живой картиной частной жизни, органично вписанной в историю.

Горячие споры спровоцировали последующие части романа, в которых Толстой развивал фаталистическую философию истории. Но это не так: автор изображает события военной и гражданской мировой истории, вплетает их в картины семейной, общественной жизни России. Цари и полководцы и солдатская масса, герои и масса, девочка и девушка Наташа Ростова, с ее ограниченным, исполненным очарования молодости, счастливым личным миром, и Андрей Болконский, Пьер Безухов, живущие сложными общественно-политическими интересами времени, дипломатическая возня и события, где кровью, а не болтовней решаются человеческие судьбы, передвижения армий, сражения, военные смотры, советы, смерти и рождения, все это входит в грандиозно раздвинутые рамки толстовского романа. Широта охвата действительности впечатляет. Сила Толстого, его композиционное мастерство- в сочетании грандиозности масштабов происходящего с занимательностью жизни одного маленького человечка «Великое в малом!» - не пустые слова в этом произведении! «Война и мир» - хроника: события развиваются во временной последовательности с такой динамикой, с таким разнообразием приемов контраста или внутреннего глубокого созвучия, что и делает эту хронику классикой. Изображение «мира», в понимании вселенной, преобладает над изображением «войны», как действия. Прозвучали упреки в том, что писатель «передоверил» людям начала XIX-го века интеллектуальные запросы своей эпохи: замысел романа об Отечественной войне действительно был ответом на проблемы, волновавшие русское пореформенное общество. Сам Толстой характеризовал свой замысел как попытку «писать историю народа» и считал невозможным определить его жанровую природу («не подойдет ни под какую форму, ни романа, ни повести, ни поэмы, ни истории» ). Хотелось бы отметить один немаловажный вопрос, упущенный Западными биографами Льва Николаевича Толстого, и который касается названия книги. Поговорка «поcтавить точку над i», то еcть внеcти окончательную яcноcть, существует во многих европейских языках. В том числе и в русском. Но откуда это i в руccком языке, cпроcит иной из нынешних - ведь нет? И правда - нет. Но прежде имелоcь. Вплоть до 1917 года. Орфографичеcкая реформа, затеянная еще до Февральской революции и реализованная после Октября, отменила эту букву наряду c ятями, фитами да ижицами, обрубив также твердые знаки в конце cлов. Западное название шедевра Толстого выглядит так: War and Peace. На первый взгляд вcе вроде бы правильно. Война - по-английcки будет war, а мир - peace. C войной-то вcе верно, никаких разночтений. А вот c миром имеются некоторые нелады. Первым желанием было отнести неточность на счет переводчиков. Но - нет. Формально они правы: переведено дословно. Именно так назвал Толcтой cвой роман. В оригинале так и cтоит «Война и миръ». И все же что-то мешает сказать, что переведено адекватно. И вот в чем дело. Слово «мир» в современном руccком языке включает в cебя две группы значений. Первое - вселенная; планета; Земля; население земного шара; людское общество и т.д. И другое - согласные отношения, спокойствие, отсутствие вражды, войны, ссоры; соглашение воюющих сторон. Между двумя версиями cлова мир разница есть. И настолько важная, что в дореформенной русской словесности первая группа значений имела свое написание - мiръ, то есть в корне слова использовалась отмененная впоследствии буква i. Получив в 1868 году корректуру подготовленного к изданию первого тома романа под заглавием «Тысяча восемьсот пятый год», Толстой перечеркнул его и собственной рукою начертал новое: «Война и миръ». И, видимо, сделал это наспех, поскольку забыл даже поставить надстрочный знак над буквой й в слове война и из-под его руки вышло следующее: Воина и миръ. («The Kilgour Collection of Russian Literature». 1750-1920. Harvard College Library. 1959). Написав на титульном листе корректуры «Воина и миръ», Толстой вскоре в пиcьме к издателю «Русского вестника» иcпользовал иную верcию названия – «Война и мiръ». Употребив слово мiръ, каковое имеет более широкий, можно сказать, философичеcкий характер, чем слово миръ, которое более терминологично, Толстой дал понять (вольно или невольно), какой смысл он вкладывает в титул своего произведения. Н.Н. Гусев, историк литературы, служивший с 1907 по 1909 год личным секретарем у Толстого, который считает каноническим название «Война и мир», объясняет случай написания Толстым через и десятиричное тем, что Лев Николаевич торопился подписать условия договора с издателем. (Н.Н. Гусев. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1855 по 1869 год. М., изд-во АН СССР, стр. 742). То есть забыл второпях, что прежде он поставил на титуле своею же рукой - «миръ», а не «мiръ». Той же точки зрения придерживаются Б.М. Эйхенбаум и Б.И. Бурсов. Это значит, что оба значения лежали для Толстого близко. Надо сказать, что они всегда лежали близко для русского человека, всегда были омофонами, а теперь неразличимы и визуально. В других языках они звучат и выглядят различно. Объяснение тому в национальном характере. Все это говорит о том, что заглавие книги имело для самого Толстого широкий и полный разного значения смысл». Эта мысль нашла развитие в работе В. Ермилова «Толстой-художник и роман «Война и мир» (М., Гослитиздат, 1961, стр. 17), где он приходит к выводу, что «...понятие мира в значении отсутствия войн только и тогда становится категорией художественного действия, когда оно включается в более широкое понятие всесветного человеческого единения, как это и есть в романе. Мiръ и мир сливаются в одно целое». Можно было бы привести еще ряд ссылок на сторонников подобной точки зрения, но ограничимся следующими примерами, добавив лишь два-три момента в ее пользу. В одном из эпизодов романа (том 1, часть 2, глава 4) русский юнкер Николай Роcтов, в порыве братания c австрийским фермером из-под Браунау радостно восклицает вслед за ним по-немецки:

Vivat die ganze Welt! («Да здравствует весь мир!») Die Welt, то есть мiръ, world.

Именно таково семантическое наполнение этого многопланового русского слова, стоящего в названии толстовского романа. Таково же оно и у Шопенгауэра в его труде «Мир как воля и представление», которым увлекся в период опубликования романа Толстой вместе с его близким другом, поэтом Афанасием Фетом (Лев Николаевич даже пустился переводить эту работу, но окончательно перевел ее Фет). «Шопенгауэр в своей «Wille» (сокращенное название немецкого оригинала «Мир как воля и представление») говорит, подходя с другой стороны, то же, что и мы, - пишет Толстой в письме к Фету от 10 мая 1869 года (Л.Н. Толстой. Переписка с русскими писателями, Т.1, М. «Xуд. лит.», 1978, стр.390.) Кроме того, однажды в 1913 году в Роccии, то есть до орфографической реформы, роман был издан именно под заглавием Война и мiръ. Где cлово мiръ и отвечает второму, широкому, «философическому» понятию. Думается, что у издателей было достаточно оснований, чтобы прибегнуть к этой версии. Пусть автора уже не было в живых, но близкие его и наследники были в полном здравии. Так что издатели наверняка имели не только свои резоны, но и санкцию на такую версию. Итак, есть серьезные основания считать, что вовcе не антитезу заложил Толстой в название романа. Здесь не антонимическая cтруктура, как, скажем, в его же рассказе «Хозяин и работник». В своем произведении Толcтой раccматривает войну как явление в общечеловечеcком плане, как противоеcтеcтвенную форму бытования людcкого cообщества, «планеты людей» по выражению Сент-Экзюпери. В конце 3-й части 4-го тома романа Толстой пишет:

«... с техъ поръ как существуетъ міръ, не было войны при техъ странныхъ условіяхъ, при которыхъ она происходила въ 1812 году».

Здесь именно то соотношение между словами «война» и «міръ», каковое заложено в название романа. И вряд ли удовлетворительна в этом случае плоская антитеза. Аналогии ради упомянем антивоенную поэму Маяковского «Война и мiръ», изданную в 1917 году еще в старой России!

Неприятие традиционной истории, в частности трактовки событий 1812 года, у Толстого вырабатывалось постепенно. Начало 1860-х — время всплеска интереса к истории, в частности к эпохе Александра I и Наполеоновских войн. Выходят посвящённые этой эпохе книги, историки читают публичные лекции. Толстой не остаётся в стороне: как раз в это время он подступается к историческому роману. Прочитав официальный труд историка Александра Михайловского-Данилевского, который рисовал Кутузова верным исполнителем стратегических идей Александра I, Толстой высказал желание «составить истинную правдивую историю Европы нынешнего века»; работы Адольфа Тьера Адольф Тьер (1797-1877) — французский историк и политик. Он первым написал научную историю Французской революции, которая пользовалась большой популярностью — за полвека было продано около 150 тысяч экземпляров. Выпустил «Историю Консульства и Империи» — подробное освещение эпохи Наполеона I. Тьер был крупной политической фигурой: дважды возглавлял правительство при Июльской монархии и стал первым президентом Третьей республики. ⁠ заставили Толстого посвятить подобной пронаполеоновской историографии целые страницы «Войны и мира». Обширные рассуждения о причинах, ходе войны и вообще о силе, движущей народами, начинаются с третьего тома, но в полной мере кристаллизуются во второй части эпилога романа, его теоретическом заключении, в котором уже нет места Ростовым, Болконским, Безуховым.

Основное возражение Толстого против традиционной трактовки исторических событий (не только Наполеоновских войн) — в том, что идеи, настроения и приказы одного лица, во многом обусловленные случайностью, не могут быть подлинными причинами масштабных явлений. Толстой отказывается поверить, что убийство сотен тысяч людей может иметь причиной волю одного человека, будь он сколь угодно велик; он скорее готов поверить, что этими сотнями тысяч руководит какой-то природный закон, подобный тем, что действуют в царстве животных. К победе России в войне с Францией привело соединение множества воль русских людей, которые по отдельности можно даже трактовать как эгоистичные (например, стремление уехать из Москвы, в которую вот-вот войдёт враг), — однако их объединяет нежелание покориться захватчику. Перенося акцент с деятельности правителей и героев на «однородные влечения людей», Толстой предвосхищает французскую школу «Анналов», Группа французских историков, близких к журналу «Анналы экономической и социальной теории». В конце 1920-х они сформулировали принципы «новой исторической науки»: история не ограничивается политическими указами и экономическими данными, гораздо важнее изучить частную жизнь человека, его мировоззрение. «Анналисты» сперва формулировали проблему, а уже потом приступали к поиску источников, расширяли понятие источника и использовали данные из смежных с историей дисциплин. ⁠ которая совершила переворот в историографии XX века, и развивает идеи Михаила Погодина Михаил Петрович Погодин (1800-1875) — историк, прозаик, издатель журнала «Москвитянин». Погодин родился в крестьянской семье, а к середине XIX века стал настолько влиятельной фигурой, что давал советы императору Николаю I. Погодина считали центром литературной Москвы, он издал альманах «Урания», в котором опубликовал стихи Пушкина, Баратынского, Вяземского, Тютчева, в его «Москвитянине» печатались Гоголь, Жуковский, Островский. Издатель разделял взгляды славянофилов, развивал идеи панславизма, был близок философскому кружку любомудров. Погодин профессионально изучал историю Древней Руси, отстаивал концепцию, согласно которой основы русской государственности заложили скандинавы. Собрал ценную коллекцию древнерусских документов, которую потом выкупило государство. ⁠ и отчасти Генри Томаса Бокля Генри Томас Бокль (1821-1862) — английский историк. Его главный труд — «История цивилизации в Англии», в которой он создаёт свою философию истории. По Боклю, у развития цивилизации есть общие принципы и закономерности, и даже самое, казалось бы, случайное событие можно объяснить объективными причинами. Учёный выстраивает зависимость прогресса общества от природных явлений, разбирает влияние на него климата, почвы, пищи. «История цивилизации в Англии», которую Бокль не успел закончить, оказала сильное влияние на историософию, в том числе и на российскую. ⁠ (оба по-своему писали о единых законах истории и государств). Ещё один источник историософии Толстого — идеи его друга, математика, шахматиста и историка-дилетанта князя Сергея Урусова, одержимого открытием «положительных законов» истории и применявшего эти законы к войне 1812 года и фигуре Кутузова. Накануне выхода шестого тома «Войны и мира» (изначально произведение делилось на шесть, а не на четыре тома) Тургенев писал о Толстом: «…Авось… успел немного разуруситься — и вместо мутного философствования даст нам попить чистой ключевой воды своего великого таланта». Надежды Тургенева не оправдались: как раз шестой том содержал квинтэссенцию историософской доктрины Толстого.

Андрей Болконский — никто, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей или мемуаров. Я бы стыдился печататься, ежели бы весь мой труд состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить

Лев Толстой

Отчасти идеи Толстого противоречивы. Отказываясь считать Наполеона или любого другого харизматичного лидера гением, меняющим судьбы мира, Толстой в то же время признаёт, что так считают другие, — и посвящает этой точке зрения много страниц. По словам Ефима Эткинда, «роман движется действиями и разговорами людей, которые все (или почти все) ошибаются относительно собственной роли или роли того, кто кажется правителем» 27 Эткинд Е. Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX веков. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. C. 290. ⁠ . Толстой предлагает историкам «оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами», однако сам этому предписанию не следует: значительная часть его романа посвящена именно царям, министрам и генералам. Впрочем, в конце концов Толстой выносит суждения об этих исторических деятелях сообразно тому, были ли они выразителями народного движения. Кутузов в своём промедлении, нежелании попусту рисковать жизнями солдат, оставлении Москвы, осознании того, что война уже выиграна, совпал с народными устремлениями и пониманием войны. В конечном итоге он интересен Толстому как «представитель русского народа», а не как князь или полководец.

Впрочем, Толстому приходилось защищаться и от критики исторической достоверности своего романа, так сказать, с другой стороны: он писал об упрёках в том, что в «Войне и мире» не показаны «ужасы крепостного права, закладыванье жён в стены, сеченье взрослых сыновей, Салтычиха и т. п.». Толстой возражает, что не находил свидетельств особенного разгула «буйства» в многочисленных дневниках, письмах и преданиях, изученных им: «В те времена так же любили, завидовали, искали истины, добродетели, увлекались страстями; та же была сложная умственно-нравственная жизнь, даже иногда более утонченная, чем теперь, в высшем сословии». «Ужасы крепостного права» для Толстого — то, что мы бы теперь назвали «клюквой», стереотипами о русской жизни и истории.

Иван Тургенев писал по поводу книги Льва Толстого «Война и мир»: «Роман Толстого – вещь удивительная».«Война и мир» - роман прежде всего исторический – таково мнение многих исследователей.Действительно, Кутузов, Наполеон, Александр I, Сперанский, Багратион, Аустерлицкое и Бородинское сражения, пожар Москвы, партизанское движение («дубина народной войны»), отступление французов – все эти образы и события являются воплощением подвижного, изменчивого, волнующегося облика самой Истории, духа истории, духа времени. Однако человек, его сложный духовный мир представлены в толстовском романе в теснейших связях не только с историей, но и с миром природы, Вселенной. Не случайно и название книги – «Война и мир», где «мир» не только отсутствие войны, но и вся природа, Вселенная, космическое начало.

По мнения писателя, настоящий человек сопряжен с природою, «сливается», «исчезает в ней, как капля в море». У Л.Толстого отсутствует противопоставление человека миру природы. Любит ли сам Толстой природу? Может быть, чувство его сильнее, глубже того, что люди называют «любовью»? Природа, как считает художник, не является чуждой его героям -Пьеру Безухову, Андрею Болконскому, Наташе, Николаю Ростову, - напротив, она близка им своими вселенскими началами, гармонией, одухотворенностью. В самые трагические и в самые счастливы моменты жизни своей обращаются они к вечной и бесконечной природе, к миру Космоса, таящему в себе столько загадок и столько ответов одновременно. Юный Николай Ростов, впервые участвующий в войне 1805 года, переживает горькие разочарования: оказалось, что война – это прежде всего не подвиги и торжественное шествие войск, где генералы - впереди «на белых конях», где развиваются знамена, а война – это боль, смерть, страдания. При переходе через реку Энс Ростов - один из многих, кто оказался на мосту, получив задание: поджечь мост и тем самым задержать наступление противника. Некуда было бежать, некого было стрелять, а нужно было выполнять самую простую работу, вокруг же падали раненые и убитые, и в эти страшные минуты юный граф Ростов мечтает лишь об одном, чтобы оказаться за пределами этого ужаса, оказаться там, где прекрасная и мирная природа (с энского моста открывался замечательный вид на окрестности): «Как много бы отдал он за то, чтобы оказаться сейчас там…». Князь Андрей Болконский, тяжело раненный во время Аустерлицкого сражения, видит перед собой только прекрасное, высокое и вечное небо: «Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, неясного, но все-таки неизмеримо высокого …». Для князя Андрея важным было лишь то, что происходило сейчас между его душою и этим высоким, бесконечным небом, «с тихо ползущими по нему облаками»: «Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его, наконец. Да, все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба». Даже Наполеон, недавний кумир, теперь представляется князю малым и ничтожным. Только в этом высоком небе князь Болконский видит величие и значительность, которых он ищет в жизни, но не находит: «Как тихо, спокойно и торжественно…». Княжна Марья видит князя Андрея в минуту его возвращения домой «с измененным, странно смягченным» выражением лица. Однако простая жизнь с ее будничными, которую Болконский ведет в Богучарово, занимаясь воспитанием сына, тревожась о его детских болезнях, заботясь о своих крестьянах, дается ему со страданием, ведь тайная ее глубина и значительность для него не открыта. И в том образе неба, который сопровождает князя Андрея в романе Толстого, есть величие, идеальность, бесконечность. Небо –абсолютное, вечное, справедливое, Андрей Болконский и ищет в жизни справедливость и совершенство, но не обретает их, потому что непреодолим разрыв между совершенством Вселенной и несовершенством действительности. По мнению писателя, между миром Вселенной и миром души существуют незримые, невидимые, но нерасторжимые связи. Духовный мир настоящих героев также прекрасен, как и бесконечная природа: «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, - размышляет князь Андрей, - Мало того, что я знаю все это, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтоб не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе». В трагические минуты жизни своей и другой толстовский герой - Пьер Безухов, как и князь Болконский, - обращается ко Вселенной. Пьер мечтает о благоустроенном миропорядке, которого он не видит, запутавшись «в миру». «В мире, во всем мире», - произносит с многозначительным уточнением Пьер Безухов. «Мир» – это космос, противопоставленные «земле», космосу и соответствует жизнь «в миру». Да, на земле, мыслит Пьер, - «все ложь и зло», но на эту землю нельзя смотреть как на конец всего». Пьер Безухов навестил князя Андрея в его деревенском уединении (Богучарово). Между друзьями идет разговор о главных вопросах не только их собственной, но вообще человеческой жизни, и во время беседы на пароме Пьер указал на небо в подтверждение своих слов, и князь Андрей увидел свое высокое, вечное небо впервые после Аустерлица. На российском небосклоне в канун войны 1812 года появляется «хвостатая звезда» – комета Галлея, которая во всех вселяла ужас, так как в ней видели предвестие кровавых войн, катастроф. Однако в душе Пьера эта «хвостатая звезда» не вызывала чувства ужаса, напротив, приходило осознание важности и неизбежности грядущих событий. Пьер Безухов, вернувшись с поля Бородина, в Можайске, усталый и измученный, видит сон, который, несомненно, символичен. Граф Безухов видит себя ребенком (это сон из детства, следовательно, души чистой и светлой, не «запятнанной» никакими пороками), учитель швейцарец объясняет ему урок, держа в руках своих глобус, являющийся удивительным, прозрачным, «переливающимся» шаром, состоящим из великого множества подвижных круглых капель, то соединяющихся друг с другом, то вновь разъединяющихся, образующих новую жизнь. Пьер понимает, что перед ним своеобразная «модель» мира и Вселенной, с этим бесконечным движением самой жизни, которая никогда не остановится, которую невозможно прервать ни при каких обстоятельствах: «Вот жизнь, - сказал старичок-учитель. – Как это просто и ясно, - подумал Пьер. – В середине Бог, и каждая капля стремится, расширившись, в наибольших размерах отразить Его. И растет, и сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает». Светлым и гармоничным рисует Толстой духовный мир своих героев. Не случайно Платон Каратаев – человек из народа является «воплощение» всего «круглого», т.е. самой гармонии. У Каратаева – «круглое тело», «круглая голова», «круглые движения», «круглые речи», «круглые глаза», даже улыбка «круглая». Платон Каратаев, таким образом, «первый и последний», своеобразная «молекула», самое малое и самое великое – начало и конец, он – часть самой Вселенной, капля в океане всенародной, всечеловеческой, вселенской жизни. И эту жизнь воспроизводит он своей личностью, как водяная капля воспроизводит мировую сферу. Находясь в плену, Пьер только после встречи с Платоном Каратаевым возвращается к жизни, вновь начинает верить в некую высшую разумность мирового порядка, он чувствует, «что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой… воздвигался в его душе». Таким образом, мир - не просто вся человеческая жизнь (жизнь «в миру»), но особая, внутренняя, разумная связь души со всей Вселенной, ее гармонией.

Образ народного полководца Кутузова в романе

Кутузов – великий человек, один из исторических деятелей, изображенных на страницах романа Толстого «Война и мир». Именно Л.Н.Толстой способствовал мировой славе русского полководца. Военным гением в романе представлен не Наполеон, а скромный Михаил Кутузов. Кроме того полководец Кутузов в книге Льва Толстого «Война и мир» является символом всего русского, национального (воплощением и выражением русского национального характера). Михаил Кутузов как личность, с точки зрения писателя, был выразителем всего «русского мира» (то есть народа), поднявшего «дубину народной войны» против иноземных захватчиков и одержавшего великую победу в войне 1812 года. Полководец Кутузов и на вершине власти остается простым человеком. Толстой пишет о своем герое: «Прост как правда». Лев Толстой утверждал, что только при условии настоящей человеческой «простоты» возможно истинное величие. Следовательно, чем значительнее человек, тем очевиднее и тем заметнее должна быть его простота. Эту черту Толстой считал присущей русскому характеру. Гармоническое единение «простоты и величия» Толстой видел в русском воине, крестьянине, полководце, в людях, близких народу. Особенность полководца Кутузова, обаяние его облика заключается в «простоте» человеческого облика. Так, Михаил Илларионович Кутузов проводит смотр русских войск в Австрии, около Браунау. Его армия прошла тысячеверстный переход из России. Солдаты устали, измотаны, изношена обувь, союзники-австрийцы не выполняют своих обещаний и обязанностей. Кутузов понимает, что русской армии в данный момент крайне невыгодно объединение с австрийцами. Полководец прежде всего желает сохранить российскую армию. Проводя смотр войск, он стремится показать союзникам, что русские пока не могут начать боевые действия: солдаты изнурены, обувь совершенно изношена, «босой солдат» – это, конечно, не солдат. Толстой пишет о том, насколько близок Кутузов своим солдатам и офицерам. Военачальник узнает офицеров, с которыми воевал когда-то. О капитане Тимохине он сказал: «Старый, измаильский мой товарищ». Полководец обратил внимание и на обувь своих солдат. Вряд ли на подобные поступки способен гениальный Наполеон: французского императора мало интересуют человеческие жизни (при переправе через Неман многие драгуны утонули). В то время, как Кутузов не отгораживается от солдатской массы, у него небольшая свита, он едет в простом экипаже. Толстой описывает старческий облик полководца, его лицо, изуродованное раной. Во время аустерлицкой кампании Кутузов вновь будет на передовых позициях, будет он находиться среди солдат и накануне Бородинского сражения, будет плакать от счастья, узнав, что Наполеон покинул Москву. По мнению Толстого, «простота» человеческого облика ведет к высокому осознанию своей личной ответственности за все происходящее, предполагает в самом человеке огромную внутреннюю силу. Ту силу, что совершает чудеса мужества, доблести и разума. Это бесстрашие силы, мудрость решения, ответственность есть свойства русского характера. Таков Кутузов в своем решении дать сражение Наполеону (Шенграбенское). Союзники-австрийцы разгромлены, у генерала Мака больше нет армии, а русское войско попадает, казалось бы, в безвыходную ситуацию: армию Кутузова, насчитывающую тридцать пять тысяч человек, преследует стотысячная армия Наполеона. Наполеон, пользуясь таким очевидным численным преимуществом, решает окружить корпус русских и уничтожить его. Разгром или капитуляция. Казалось бы, другого выхода быть не может, но Кутузов принимает решение, столь неожиданное для противника. Он отправляет четырехтысячный отряд Багратиона по непроходимой дороге навстречу противнику. Вот этот отряд и должен удерживать, должен остановить хотя бы на некоторое время стотысячную армию непобедимого Бонапарта. Князь Андрей Болконский, видя, как Кутузов отправляет Багратиона, понимает, что солдаты отряда обречены на верную смерть. Князь задается вопросом, имеет ли такое моральное право Кутузов, но, глядя в лицо полководца, изуродованное раной, Болконский понимает, что такое право у Кутузова действительно есть. Сражение состоялось у деревни Шенграбен, исход его – победу русских - предопределили героические действия батареи капитана Тушина и роты Тимохина. «Про батарею капитана Тушина было забыто», и тогда капитан, посоветовавшись со своим подчиненным, решает поджечь деревню, где находились французы. В деревне Шенграбен началась паника: «Неприятель не мог предположить дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек…» Маневр, совершенный отрядом Багратиона, был настолько внезапным, настолько невероятным по своей трудности, сопротивление русских солдат противнику было настолько яростным, что французы приняли неожиданно появившийся перед ними отряд за основные силы – армию самого Кутузова - и на некоторое время остановились и даже заключили перемирие. Кутузов в это время вывел главную часть своего войска из-под удара. Полководец спасает армию, русскую воинскую честь, честь русского оружия. Вовремя проявленная инициатива, твердость решения и приказа, умение в нужную минуту принять на себя ответственность за предпринятые действия – вот те черты, что Толстой выделяет и подчеркивает в характере полководца Кутузова. Прямота Михаила Илларионовича, сосредоточенность воли и решений – таковы отличительные черты полководца в Отечественной войне 1812 года. Он один, вопреки мнению многих генералов, принимает на себя ответственность оставления Москвы, прекрасно осознавая, что нужно спасать армию. Будет армия – будет и Россия. Ему, русскому человеку, тяжело было сознавать, что враг стоит у стен древней столицы. Но Кутузов верил в победу. В полководце Кутузове есть одна важнейшая для простого русского человека черта: вошедшее в плоть и кровь, бессознательно живущее в нем чувство связи с русской землей, со своей страной и народом. Кутузов как солдат всю жизнь служил русской военной славе, и честь Отечества, его национальная независимость были для него основою жизни, основою самого бытия. Истинно великим оказывается простой и скромный Кутузов. Толстой пишет в романе об истинном величии: «Нет величия там, где нет простоты, добра и правды».

Пьер Безухов в романе «Война и мир»

Центром русской литературы всегда был человек, его сложный внутренний мир, его духовное бытие, поиски смысла жизни и счастья, своего предназначения в этом мире. Истинные герои никогда не переставали задаваться вопросами: «Зачем я живу?», «Для какой цели я родился?». Сомнения, неуспокоенность, жажда обретения счастья, его утрата, горькие сожаления о невозможности обретения истины – вот, что составляло основу бытия героев русской литературы XIX века Чацкого и Онегина, Печорина и Раскольникова, князя Андрея и Пьера Безухова, Базарова и Обломова. Русские писатели обращались к сложному, яркому, многогранному миру живой человеческой души. М.Ю. Лермонтов в предисловии к роману «Герой нашего времени» писал: «История души человеческой любознательней и лезней истории целого народа». А на первой странице романа «Обломов» И.Гончарова мы читаем: «Душа так ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, рук Ильи Ильича Обломова». Лермонтов, Толстой, Достоевский, Тургенев обращались к проблеме взаимоотношений личностей с обществом, с миром, с историей. Л.Н.Толстой в романе «Война и мир» обращается к вопросам философским, нравственным, размышляет о добре и зле в их противоборстве, о духовном мире человека, его ответственности за всё происходящее в мире. Герои романа князь Андрей Болконский и Пьер Безухов страстно ищут новых, истинно-человеческих отношений; их тревожат вопросы своего предназначения в этом мире, смысла своего существования, поиски истины. В образе Пьера, истории его жизни, его судьбе граф Толстой воплотил человеческое стремление к счастью, жажду нравственных идеалов, добра, истины, веру в справедливость. В образе Пьера Безухова Л.Толстой показал человеческие стремления к счастью, жажду нравственных идеалов, добра, истины, веры в добро и справедливость. Пьер Безухов отличается независимостью своих взглядов, убеждений, своего отношения к людям. «Умный и внимательный» взгляд Пьера, который так пугает Анну Павловну, свидетельствует о его высоком интеллекте и духовных качествах. Князь Болконский не случайно говорит ему: «Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света…». Искренность и естественность – вот, что отличает Пьера Безухова от светского общества, так важно, что он часто бывает недоволен собой, стремится измениться, стать лучше, сомневается в своих поступках и делах. Если заблуждения князя Болконского связаны с желанием славы, «минуты торжества» и величия, то ошибки и заблуждения Пьера связаны с его жаждою чувственных наслаждений. Пьер не любит Элен, но женится на ней: ему доставляет удовольствие даже сама мысль, что эта красивая женщина будет принадлежать ему; он, конечно, винит себя за это желание, видит в нем «что-то гадкое, плотское», но все равно женится на Элен Курагиной, прекрасно понимая, что «она глупа, дурна». Пьер Безухов винит себя за то, что чуть не убил человека – Долохова, любовника своей жены, которому, конечно, так считает Пьер, нет «никакого дела до его, Пьера, чести». Безухов полагает, что нет у него такого права: распоряжаться жизнью другого и решать «быть или не быть» другому. Такое право дано Богу, но не человеку. Поиски высокого назначения человека, духовного идеала сближают Пьера Безухова с масонами, в них он увидел обладателей истинной мудрости. Пьер, вступая в масонскую ложу, ищет духовного, нравственного обновления, надеется на то, что именно здесь «найдет возрождение к новой жизни», обретет истину. Пьер жаждет духовного обновления, нравственного самосовершенствования, желает отказаться от многих пороков, полагая, что «совершенствуя» себя, духовно «улучшая» себя, он обязательно изменит общество и мир. Под влиянием масонских идей граф Безухов решает освободить крестьян, построить для них больницы и школы, обучать крестьянских детей грамоте. Пьер отправляется в свои киевские имения: ему важно видеть, как претворяются в жизнь его начинания (воплощать все эти реформы было поручено главному управляющему, который в том не видел никакой выгоды ни для себя, ни для своего господина, потому и решил не выполнять намерения молодого барина, а лишь сделал вид, что все обязательно будет выполнено). Показные и обременительные для крестьян постройки школ, больниц, приютов он воспринимает как свидетельство улучшения крестьянской жизни. Пьеру Безухову «народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния», он был уверен в том, что устранение несовершенства жизни – дело легкое: «Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, и как мало мы об этом заботимся». Несомненно, Пьер заблуждался: для свершения добрых дел необходимы огромные усилия. То, что не удалось совершить Пьеру, претворил в жизнь князь Андрей: в своих имениях он перечислил крестьян в вольные хлебопашцы, барщину заменил оброком, «выписал для крестьянок повитуху». Андрей Болконский не перекладывал на управляющего претворение всех реформ, а всем занимался сам, поэтому и добился таких успехов. Однако и в Пьере эта уверенность постепенно исчезает, он вскоре увидел истинные устремления некоторых масонов: многие аристократы вступали в «масонскую ложу», чтобы приобрести выгодные связи, так как среди масонов были богатые и влиятельные люди. Безухов осознает бесплодность масонских идей; мало изменили новые идеи и самого Пьера: «Жизнь его между тем шла по-прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью». Неизбежно приходит к Пьеру разочарование в «братстве каменщиков»: он видел, что многие из масонов лишь говорили о помощи ближнему, его поражало, что эти богатейшие люди России так неохотно отдавали столь малые деньги на благотворительные нужды, хотя в один вечер за карточным столом могли проигрывать целые состояния. Если прежде Пьер Безухов ощущал недостатки окружающего мира, то после разочарования в масонстве он видит, какой большой силой обладает зло.

Война 1812 года вызывает в Пьере желание духовного единения со своим народом, он едет на поле Бородина, здесь ему открывается новый мир, облик простых людей, в народной среде он встречается с глубоким патриотизмом. В день Бородина, на батарее Раевского, Пьер становится свидетелем высокого героизма солдат, их умения «просто и естественно совершать подвиг». Мужество, сила простых русских людей производят на него неизгладимое впечатление: «О, как ужасен страх, и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны». Пьер Безухов сопоставляет себя с простыми людьми, свое отношение к жизни с их отношением к миру. Именно сейчас он остро ощущает ложность многих своих прежних убеждений, чувств, своего положения в обществе: «Они не говорят, но делают». В народной среде Безухов видит не только правду, но и силу. Им овладевает желание сблизиться с народной средой, войти «в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими». Стремление действовать так же, как и «они», желание совершить подвиг выливается в намерение убить Наполеона, избавить мир и народы Европы от злодея, принесшего столько несчастий, ужас войны, кровь и страдания. Если прежде Наполеон для него был кумиром и «революционером», т.к. его избрал народ и народ пошел за ним, то теперь отношение Пьера к Бонапарту резко меняется в дни Отечественной войны 1812 года и меняется под воздействием тех впечатлений, которые произвели на него Бородинское сражение, близкое общение с простыми людьми. Восхищение «наследником революции» уступает место ненависти к деспоту и злодею.

Оставаясь в Москве, захваченной французами, Безухов сталкивается со множеством самых неожиданных для него явлений, с противоречивыми фактами: с капитаном-французом Рамбалем у него устанавливаются добрые, человеческие отношения, на улицах столицы Пьер наблюдает сцены мародерства, унижения и оскорбления русских людей. Это вызывает его возмущение и активный протест. Пьер Безухов, арестованный французскими властями, переживает трагедию человека, приговоренного к смертной казни за не совершенные им преступления, он испытывает большое душевное потрясение наблюдая расстрел соотечественников. И это торжество жестокости, бесчеловечности подавляет Пьера: «С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым...". Из нового кризиса Пьеру помог выйти Платон Каратаев, простой русский солдат, попавший в плен. Пьера покоряет его спокойное, умиротворенное приятие мира и жизни; восхищает незлобивость, терпение, выносливость, доброта даже к врагу. Однако покорное приятие событий не предотвращает и не смягчает жестокостей войны, одной из жертв становится кроткий Платон Каратаев: его расстреляли французские солдаты, выполняя приказ командования об уничтожении больных пленных. Тяжелые лишения и бедствия, испытываемые Безуховым в плену, заставляют его почувствовать и понять цену обычным человеческим радостям, которые дают жизнь и природа: «Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, т.е. образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека».

После возвращения из плена Пьер Безухов, мало изменившийся внешне, во многом изменился духовно. Та потребность в действии, которая родилась в нем в дни Отечественной войны 1812 года, в дни Бородинского сражения проявляются в активном отношении к жизни, к обществу, к миру. Гнев и возмущение Пьера вызывают социальное разложение, политический гнет, бесправие, угнетение народа, военные поселения: «В судах воровство, в армии одна палка, шагистика, поселение – мучат народ, просвещение душат. Что молодо, честно, то губят», - говорит Безухов Николаю Ростову. Пьер убежден, в том, что это бедственное состояние общества может быть преодолено усилиями честных людей, которые должны быть тесно связаны между собой.

Пьер Безухов – русский интеллигент-дворянин, человек долга, совести, достоинства, преданный Отечеству. Поиски истины, смысла жизни, своего в ней предназначения всегда волновали Пьера. Неуспокоенность, совестливость, чувство ответственности за происходящее, боль за Отечество, благо народа русского, мысли о его освобождении – вот, что прежде всего волновало этого аристократа, а не собственное благополучие. Такие дворянские интеллигенты были гордостью России, воплощение русского национального характера.

Князь Андрей Болконский в романе «Война и мир»

Л.Н.Толстой в романе «Война и мир» обращается к вопросам философским, нравственным; писатель размышляет о добре и зле в их противоборстве, о духовном мире человека и его ответственности за все происходящее в мире и обществе, об истории и личности, в их взаимоотношении и взаимосвязи неразрывной. Герои романа (князь Андрей Болконский, Пьер Безухов) страстно ищут новых, истинно человеческих отношений; их тревожат вопросы своего предназначения в этом мире, смысла своего существования, поиски истины.

Князь Андрей Николаевич Болконский – человек больших интеллектуальных запросов, глубокого ума, он чувствует пошлость, призрачность жизни светского общества, тех, кто стремится лишь к личному преуспеванию, карьере, достижению «степеней известных». Наверное, поэтому все «бывшие в салоне» Анны Павловны были ему не только хорошо известны, но и «наскучили». «Пустота» света, бесцельность жизни, которую ведут аристократы, порождает в нем жажду поиска настоящего, истинного своего предназначения в этом мире, жажду больших свершений и великого подвига во имя человечества. Возможность великих свершений, по мнению князя Андрея, ему откроет армия, его личностное участие в военных походах России против наполеоновской Франции. Болконский мечтает о «своем Тулоне», о свершении такого подвига, который вызвал бы к нему любовь всех людей. Он считает, что во имя этого можно пожертвовать не только личным благополучием, но даже счастьем близких.

Андрей Болконский – человек чести и долга, он отличается от окружающих его офицеров высоким чувством ответственности. Князь всегда «полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела», однако это вовсе не мешало ему мечтать о таком личном подвиге, который бы прославил его, вызвал бы восторг и почитание. Болконского, как и многих его современников, увлекает поразительный взлет карьеры Наполеона. Князь Болконский просит главнокомандующего Кутузова направить его в отряд Багратиона: «Как только он (Болконский) узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему-то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения…». В Шенграбенском сражении Болконский становится свидетелем мужества и героизма простых русских солдат и офицеров, что происходили не из честолюбивых побуждений, не из стремлений к личной славе, а из высокого сознания воинского долга, - героизма и мужества, получивших выражение в действиях батареи капитана Тушина. Болконский активно участвует в событиях, проявляет выдержку и храбрость. Он оказывается единственным, кто смог подъехать к батарее Тушина, несмотря на яростный огонь вражеских орудий, рискуя жизнью, привез приказ об отступлении, «найдя половину людей убитыми, прикрытия никакого», понимая, что батарея не была взята лишь потому, что «неприятель не мог предполагать действия стрельбы четырех никем не защищенных пушек». К удивлению князя Андрея, подвиг батареи Тушина, предопределившей исход Шенграбенского сражения – его победу, не только не был оценен по достоинству, напротив, капитана обвинили в том, что он орудия оставил на поле боя. Только заступничество князя Болконского спасло героя от наказания. Чувство горечи и сомнения вызывает у него и отношение высших командиров к подвигу Тушина: «Князю Андрею было грустно и тяжело. Все это было так странно, так непохоже на то, что он надеялся".

Накануне Аустерлицкого сражения князь Андрей мечтает о том, что ему, наконец, удастся совершить великий подвиг во имя Отечества, хотя его, несомненно, «страшил военный гений Бонапарта»: «Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно… Как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать…». Однако Аустерлиц явился эпохою «нашего срама и наших поражений» (Л.Толстой). Русские войска были разбиты, даже князь Андрей, устремившийся вперед со знаменем в руках и увлекший за собой солдат, не смог изменить ситуацию. Болконский переживает трагедию Аустерлица: именно здесь развеялась его вера в могущество отдельного героя, величие его славы. Суровые военные события, ожесточенные схватки людей, стремящихся уничтожить друг друга, его положение человека, находящегося на грани жизни и смерти, открывают князю Андрею, всю призрачность, ложность его стремлений к военной славе: «Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими облаками… Как же я не видел этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба». Даже великий Бонапарт, объезжавший поле сражения и вглядывающийся в лица убитых, остановившийся рядом с раненым, произнесший напыщенную фразу: «Какая прекрасная смерть», - теперь представляется князю Андрею «маленьким и ничтожным», а его голос – «жужжанием мухи». Теперь для Андрея Болконского в Наполеоне нет величия, а есть лишь «малость и ничтожество». Самым главным теперь для князя Андрея было то, что происходило между этим высоким прекрасным небом, величия которого он не замечал прежде, и его душою, все же остальное – «пустое и обман».

Князь Болконский остался жив, вернулся домой, желая только одного, – быть рядом с дорогими ему людьми и просить у них прощение, но умирает «маленькая княгиня» Лиза, сын Николенька, только что появившийся на свет, остается сиротой. Андрей Болконский отказывается от честолюбивых устремлений, он понимает всю ложность своих желаний к славе и не видит для себя иной жизни, как стать в стороне от общественной жизни, уйти в мир личных чувств и переживаний, воспитывать сына: «Я знаю в жизни только два действительных несчастья: угрызения совести и болезнь. И счастье есть только отсутствие этих двух зол. Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь!» – говорит князь Андрей Пьеру Безухову, приехавшему навестить его в Богучарово. Болконский, проживший безвыездно в Богучарово два года, перечислил крестьян в вольные хлебопашцы, в имении своего сына барщину заменил оброком, он много читает, «выписывает книги» из столицы, размышляет о военных преобразованиях. В это время происходит возрождение князя Андрея к жизни: поездка в Отрадное, встреча с Наташей, жажда деятельности и счастья – все приводит к тому, что Болконский покидает Богучарово, едет в Петербург, где активно участвует в реформах Сперанского: «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год. Мало того, что я знаю все это, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтоб не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе».

Возникает жажда активной общественной деятельности. Однако если прежде князю Болконскому приходилось убеждаться в ложности своих личных устремлений, то теперь он убеждается в несостоятельности других, князь сталкивается с деспотичным, неумным Аракчеевым, с реформатором Сперанским, который сначала производит на него большое впечатление, но затем представляется ему самовлюбленным сочинителем малозначащих законов. Князь Андрей «живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона-старосту, и приложив к ним права…, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься праздной работой». «Новое дело» (участие в реформах, проводимых Сперанским), которым хотел заняться Болконский, сразу же оказывается не имеющим подлинной ценности.

Андрею Болконскому свойственна не только сила ума, но и глубина чувств. Душевная драма, которую переживает князь Андрей после разрыва с Наташей, обостряет его философские искания, к разным разочарованием присоединяется еще одно, самое горестное: «Вся жизнь представлялась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидел вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины».Андрей Болконский стремится рассматривать жизнь свою в широких связях с жизнью других людей. В период Отечественное войны 1812 года, в Бородинском сражении, он ощущает подлинную близость своих мыслей и желаний с желаниями народа. Пережив трагедию Аустерлица, князь понимает, что решают участь сражения не численность войска, не диспозиция, даже не количество пушек, а та «невидимая сила», которая называется «духом войска», настроением войска. Князь Андрей, который прежде решил для себя, что он не будет служить, теперь командует полком, его любят солдаты и зовут «наш князь». Болконский, как и его солдаты, собирается защищать Отечество ценою жизни, мстить французам, т.к. те «пришли в его дом и разоряют его». Накануне Бородинского сражения князь Андрей преисполнен веры в победу русского оружия. Себя Болконский рассматривает как часть той большой силы, которая оказывает влияние на ход исторических событий: «И хочешь я тебе скажу, что бы там ни было, мы выиграем сражение завтра», - говорит он Пьеру Безухову. Князь Андрей, тяжело раненный, переживает новый душевный кризис, он приходит к выводу, что истинные отношения между людьми – это отношения дружбы и братской любви, он прощает своего врага, Анатоля Курагина, доставившего ему столько душевных страданий. Братская любовь распространяется не только на близких, но и на врагов. Мысли о всеобщем прощении рождаются вместе с чувством любви к Богу, верой в мудрость творца.

Князь Андрей Болконский – русский интеллигент-дворянин, человек чести, совести, достоинства, преданный Отечеству, за него отдавший жизнь свою; поиски истины, смысла жизни, своего в ней предназначения всегда волновали Болконского. Такие люди были гордостью нации, воплощение русского национального характера.

«Мысль семейная» в романе «Война и мир»

Л.Н.Толстой писал в дневнике: «В «Войне и мире» я любил мысль народную». Пожалуй, с тем же правом этот великий русский писатель мог бы сказать и о том, что «мысль семейная» стала центром его произведения.

Тема семьи, «дворянских гнезд» - одна из важнейших в русской литературе. Иван Тургенев современник Толстого, пишет роман «Дворянское гнездо», в котором понятие «дворянского гнезда» включает в себя не только усадьбу, дом, где живет семья, но историю рода дворянского, традиции, понятия нравственные. Дом и «дворянские гнезда», конечно, включают в себя прежде всего понятие традиции, связующей человека с прошлым, самой историей, Отечеством. Тургенев и Толстой, обращаясь к теме семьи и дома, продолжали пушкинскую традицию (роман «Евгений Онегин», «Капитанская дочка»). А вместе с тем именно Толстой пойдет, пожалуй, далее Пушкина. Ростовы и Болконские, духовный мир их семей в романе «Война и мир» сопряжен с ходом самой истории, предопределен им.

Современник Л.Н.Толстого Достоевский не писал о «дворянских гнездах». Писатель обратился ко времени «раскола», нравственного, социального, религиозного и семейного. В романе «Преступление и наказание» у всех героев нет дома. Жалкие каморки, углы не могут заменить дом; а, если нет дома – то нет и традиции, и тогда миром начнет править «идея», та, что утверждает: все позволено.

Граф Толстой, в отличие от Достоевского, прекрасно знал, какую роль в жизни каждого человека играют дом и семья. Лев Николаевич был главой большой семьи, гордился ее многочисленностью, дал всем своим детям прекрасное образование и воспитание. Наверное, поэтому ему так важно было показать в своем романе мир семьи. Пожалуй, идеалом автора явилась семья Ростовых. Любовью и добром, взаимопониманием наполнены отношения между членами этой семьи. Это мир радости, искренних человеческих чувств, где все готовы поддержать друг друга, выслушать и помочь. Это действительно целый «мир», со своей философией, этикой, психологией и красотой духовной.

Замечателен и самобытен глава этой семьи – граф Илья Ростов, человек не- молодой, но радующийся жизни, принимающий ее во всех проявлениях. Граф добр и бесхитростен, гостеприимен, его дом всегда полон гостей и друзей. Пожалуй, неслучайно автор сразу пишет о семейном празднике – именинах (в семье две именинницы – графиня и Наташа). Старый граф весел и счастлив, прост в общении, он с удовольствием танцует с Марьей Дмитриевной Ахросимовой «Данилу Купора». Европейский танец в русском быту был превращен в «развеселого трепачка» и свидетельствовал о преобладании у Ростовых русской традиции над европейской культурой (кстати, граф Илья Ростов дурно изъясняется по-французски). В том, как Илья Андреич «вывертывал ноги, слегка притопывая, как он все более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков», как Марья Дмитриевна гордо стояла и лишь немногими движениями отвечала на пляску партнера была именно русская традиция. Наверное, поэтому танец графа и Марьи Дмитриевны вызвал такой восторг не только гостей, но и всей дворни, вдруг «высыпавшей из всех дверей зала». В этом эпизоде - своеобразное духовное единение дворянства, лучших его представителей, со своим народом.

Наташа, воспитанная в этой семье, «русская душою», как и пушкинская героиня Татьяна, прекрасно поймет всю прелесть и размах русской народной песни и пляски. Автор размышляет лишь о том, откуда в ней, этой графиничке, воспитанной гувернанткой-француженкой, этот дух, это ощущение близости к народу. Большой восторг в Наташе вызовет игра дядюшки на гитаре и его пение: он «пел так, поет народ», и именно от этого его «бессознательный напев был необыкновенно хорош». Наташа,«русская душою, сама не зная почему», всем своим существом откликнулась на дядюшкину игру. Она почувствовала в ней ту русскую стихию, которая ей самой была так сродни. Дух и приемы ее «были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка», она «умела понять все то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке».

Русские национальные черты, свойственные этой семье, особенно отчетливо проявляются во время охоты и зимних праздников (Святки). Пожалуй, национальный колорит подчеркивается своеобразным единством всей семьи Ростовых, жизнью природы. Русская природа оказывается созвучной духовному миру старого графа, Наташи, Николеньки. Толстой вновь показывает нам духовные единения всех Ростовых между собой и созвучие их жизни и жизни народной. Весь «отрадненский» мир собрался на охоту. Николай и Наташа именно здесь представлены в таком полном и свободном и таком искреннем проявлении всех своих чувств здесь, среди родной природы. В этой деревенской глуши им все особенно дорого: и запах «вянущего» леса, и глянцевито-мокрая черная земл и погода охотников за волком. Впечатления охоты надолго останутся в памяти Николая, и, впоследствии, во время атаки он невольно подчиняет восприятие действительности своим воспоминаниям о жизни в Отрадном. Для Николая Ростова, который тоже мечтал о славе, подвиге, военной карьере, впоследствии, самым настоящим миром будет мир семьи. Ему представляется, что нет, наверное, более замечательного в жизни человека, как жить в поместье, вести хозяйство, заниматься крестьянами, жениться, растить детей, обрести, в конце концов, уют и покой, а потом, собрав урожай и завершив дела, отправляться на охоту. В этом ли не счастье? И Наташа именно здесь незаметно для себя «усваивает» тот «русский дух», который так неожиданно проявляется в ней во время пляски у дядюшки.

Русское, национальное начала являются тем основанием, что объединяет ростовскую семью, проявляется в каждом из них, созвучно их внутреннему миру, является неотъемлемой частью их духовной жизни. Толстой, следуя пушкинской традиции, показывает быт усадьбы, ту патриархальную среду, в которой происходило становление духовного начала Наташи, Николеньки, что единило всех Ростовых. В дворянской усадьбе («дворянском гнезде») происходило некое своеобразное духовное единение, приближение дворянина к жизни народной, там шло приобщение к общему и великому движению жизни народной: так, на Святках ряженые дворовое, принеся с собой холод и веселье, «вытеснились в залу… и начались песни, пляски, хороводы и святочные игры». Несомненно, все это начало «вливается» в духовный мир семьи Ростовых, становясь органической сущностью каждого из них. Увлекшись примером дворовых, Ростовы «перерядились и сами», а затем вместе с ними помчались в нескольких тройках к соседям, по пути Николай «пустился наперегонки с кучером Захаром», правившим другой тройкой. Уже в усадьбе соседей – Мелюковых – во время русских плясок и хороводов молодые Ростовы и дворовые соединились в один большой круг и начались святочные игры. По возвращении домой Наташа и Соня (в соответствии с традицией Жуковского и Пушкина) принялись за святочные гадания, наставницей же их была горничная Дуняша. Эти эпизоды свидетельствуют о поэтическом мире ростовской семьи. Все Ростовы объединены семейным укладом, сохранившем все духовные начала и традиции.

Не случайно в центре романа – мир ростовской семьи, с ее духовностью, национальностью, нравственностью. Толстой с грустью замечал, что, к сожалению, в жизни дворянства семейное начало постепенно теряло свою первенствующую роль, по сути, даже Пьер Безухов – человек вне семьи до той поры, пока не соединит свою судьбу с Наташей, не говоря уже о Курагиных –некое «случайное семейство», следуя определению Достоевского. Лев Толстой понимал, сколь пагубна для человеческой личности утрата семьи, это влечет за собой утрату традиции. Тургенев («певец дворянских гнезд») также пишет об утрате семейных очагов. По сути, все его лучшие герои бесприютны, они вечные скитальцы, не имеющие ни семьи, ни дома. Таковы Дмитрий Рудин, Федор Лаврецкий, Евгений Базаров, Павел Кирсанов. Граф Л.Н. Толстой, чутко реагирующий на все происходящее в мире, понимал, как важна семья и какую она представляет ценность, ведь на ней все основано: общество, да и весь мир. Мир семьи оказывал огромнейшее влияние на духовное развитие и становление личности. Русские семьи – Аксаковых, Киреевских, Карамзиных, Одоевских и других - были носителями культуры и нравственности.

Наташа «русскою душою» могла сформироваться только в атмосфере семьи Ростовых, в мире, основанном на любви, добросердечности, взаимопонимании, искренности и уважении. Толстой покажет, как преданы друг другу родители этой большой семьи, расскажет о готовности Ильи Андреича рыцарски служить «графинюшке», его заботах о том, чтобы жизнь семьи была наполнена светлыми праздниками, его отцовских чувствах и материнских переживаниях самой графини Натальи; Наташа обожает отца, она безупречно правдива в отношениях с матерью; Николай испытывает глубокую духовную привязанность к родительскому дому, нежно любит своих близких. Однако Лев Толстой не идеализирует быт семьи Ростовых, а пишет об их разорении, о неумении старого графа вести дела и управлять поместьем, об огромном карточном проигрыше Николая (30 тысяч), который, несомненно, вносит свою лепту в разорение. Заметим, что черты семейной идиллии не являются вымыслом Толстого, они действительно имели место у Аксаковых, Гоголей, Толстых и были своеобразной характерной чертой времени.

Национальное начало, которое так свойственно Ростовской семье, проявляется во всей своей силе и яркости в трагические дни Отечественной войны 1812 года. Ростовы покидают Москву, не желая оставаться в городе, захваченном врагом. По требованию старого графа, на подводах должны вывезти все семейное достояние: картины, ценности, серебро. Однако Наташа узнаёт, что в древней столице должны будут остаться раненые, ибо их не на чем отправить из города. «Наташа русскою душою, сознающая весь трагизм происходящего, не может позволить, чтобы раненые остались на милость победителям, стыд и гнев испытывает она: «Это нельзя…это ни на что не похоже…вы посмотрите только, что на дворе…Это не может быть». И тогда разгневанная Наташа требует, чтобы отец установил справедливость. Нельзя дать совершиться неправому делу, безнравственно оставлять раненых солдат и офицеров, которые ценою своей жизни защищали Отечество, сражались за Москву. Граф Илья Андреич отдает указание оставить ценности, но забрать раненых, и вся дворня с радостью принялась выполнять приказания графа Ростова, освобождая для раненых телеги. Вслед за Ростовыми и другие дворянские семьи начали отдавать раненым свои повозки. Ростовы тем самым довершают свое разорение, но руководствуются они не меркантильными интересами, а чувством долга, сознанием своей собственной ответственности за происходящее. Ни Наташа, ни старый граф не могли поступить иначе. Это чувствоТолстой называл «скрытой теплотой русского патриотизма», и оно было свойственно не только простым русским людям, солдатам и крестьянам, но и лучшим представителям дворянства, каковыми и являлись Ростовы. Светлым и радостным рисует Толстой мир ростовской семьи: здесь гармония и счастье – вот то главное, к чему стремится каждый человек. Только благодаря семье происходит становление и развитие личности, ее способность к «самосостоянию». О «самосостоянии» писал А.С. Пушкин: «Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу, любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Великий поэт писал о преемственности, о «связи времен», что так важна для всех поколений.

Лев Николаевич
Толстой
Полное собрание сочинений. Том 9. Война и мир. Том первый

Государственное издательство

«Художественная литература»

Москва – 1937

Электронное издание осуществлено в рамках краудсорсингового проекта «Весь Толстой в один клик»

Подготовлено на основе электронной копии 9-го тома Полного собрания сочинений Л.Н. Толстого, предоставленной Российской государственной библиотекой

Электронное издание 90-томного собрания сочинений Л.Н. Толстого доступно на портале www.tolstoy.ru

Если Вы нашли ошибку, пожалуйста, напишите нам [email protected]

Предисловие к электронному изданию

Настоящее издание представляет собой электронную версию 90-томного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, вышедшего в свет в 1928-1958 гг. Это уникальное академическое издание, самое полное собрание наследия Л.Н.Толстого, давно стало библиографической редкостью. В 2006 году музей-усадьба «Ясная Поляна» в сотрудничестве с Российской государственной библиотекой и при поддержке фонда Э. Меллона и координации Британского совета осуществили сканирование всех 90 томов издания. Однако для того чтобы пользоваться всеми преимуществами электронной версии (чтение на современных устройствах, возможность работы с текстом), предстояло еще распознать более 46 000 страниц. Для этого Государственный музей Л.Н. Толстого, музей-усадьба «Ясная Поляна» вместе с партнером – компанией ABBYY, открыли проект «Весь Толстой в один клик». На сайте readingtolstoy.ru к проекту присоединились более трех тысяч волонтеров, которые с помощью программы ABBYY FineReader распознавали текст и исправляли ошибки. Буквально за десять дней прошел первый этап сверки, еще за два месяца – второй. После третьего этапа корректуры тома и отдельные произведения публикуются в электронном виде на сайте tolstoy.ru .

В издании сохраняется орфография и пунктуация печатной версии 90-томного собрания сочинений Л.Н. Толстого.

Руководитель проекта «Весь Толстой в один клик»

Фекла Толстая

Перепечатка разрешается безвозмездно .

Reproduction libre pour tous les pays .

ВОЙНА И МИР

РЕДАКТОРЫ:

Г. А. ВОЛКОВ

М. А. ЦЯВЛОВСКИЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ДЕВЯТОМУ-ЧЕТЫРНАДЦАТОМУ ТОМАМ

Роману «Война и Мир» посвящены шесть томов настоящего издания: 9, 10, 11, 12, 13 и 14.

Принципы редактирования этого текста диктуются следующими фактическими данными из истории работы Толстого над «Войной и Миром» и истории печатания романа.

Первая публикация текстов из «Войны и Мира» была сделана Толстым в журнале «Русский Вестник» за 1865-1866 гг. под заглавием «Тысяча восемьсот пятый год». Эта публикация обнимает собою две трети первого тома. В дальнейшем Толстой отказался от предварительной публикации отдельных частей своего романа в журнале и сосредоточил свою работу над подготовкой первого издания романа полностью. Для этого издания текст романа, напечатанный в «Русском Вестнике» и составивший впоследствии первую и вторую части первого тома, подвергся большой переработке. Первое издание «Войны и Мира» появилось в 1868-1869 гг. Оно было разбито на 6 томов, а внутри томов на 14 частей и эпилог, состоящий из 2 частей.

Еще не закончилось печатание первого издания «Войны и Мира», как вслед за ним было предпринято второе издание, вышедшее в 1868-1869 гг. Второе издание романа также было разбито на 6 томов, а внутри томов на 15 частей и эпилог из 2-х частей (1 том в этом издании был разделен не на 2, как в первом издании, а на 3 части). Это второе издание настолько быстро следовало за первым, что два последних тома 5 и 6 (3 часть 3 тома и весь 4-й том в нашем издании), печатались с одного набора, причем на обложках и титульных листах части тиража этих томов помечалось, что это «второе» издание. Текст «Войны и Мира» в этом втором издании в пределах первых 4 томов (1 и 2 том и первая и вторая части 3 тома в нашем издании) Толстой подверг незначительным исправлениям во время правки корректур.

Через четыре года после выхода в свет 1-го и 2-го изданий романа, Толстой предпринял третье издание своих сочинений в 8 частях, появившееся в 1873 году. В этом издании «Война и Мир» появилась в значительно исправленном и переработанном виде. Прежде всего эта переработка коснулась внешней структуры романа – в этом издании он впервые был разделен на 4 тома, названные «частями». Внутри каждого тома («части») были устранены деления на части с заменой их сквозной нумерацией глав. Все философские и исторические рассуждения, входившие в 4, 5 и 6 томы 1-го и 2-го изд. (3 и 4 томы нашего издания) в этом новом издании были отнесены в конец 4 тома («части») в виде приложения под заглавием «Статьи о кампании 12-го года» с особыми заглавиями этих статей. А отдельные философские вступления к главам совсем исключены. Весь текст романа подвергся большой стилистической переработке. Все тексты на иностранных языках, большей частью французские, были заменены творческим авторским переводом и включены в текст. Стилистические исправления русского текста романа в значительной мере свелись к устранению различных недочетов 1-го и 2-го издания, замене одних неудачных выражений и слов другими, перестановке отдельных фраз и слов, исправлений ряда неточностей и неясностей языка и стиля, к исправлению опечаток набора первых изданий и т. д. (Характер этих исправлений полностью отражен в печатных вариантах). Как и следовало ожидать бòльшим исправлениям подвергся конец романа, который был написан Толстым в более спешном темпе нежели другие части.

Безусловно, что вся эта работа над изданием 1873 года была произведена Толстым под влиянием критики, которая вскоре после выхода из печати «Войны и Мира» нападала на автора (особенно на 4-5-6 томы – 3 и 4 томы нашего издания) за его философские и исторические воззрения, за неправильное изображение им исторических событий, за неумеренное употребление французского языка и за недоступность книги по цене для небогатых классов.

Следующее, четвертое издание сочинений Толстого, вышедшее в 1880 г. в текстовом отношении и даже по формату повторило третье издание «Войны и Мира» 1873 г.

В 1886 г. вышло два следующих издания «Сочинений графа Л. Н. Толстого», пятое и шестое. Это были первые издания, осуществлявшиеся женой писателя, С. А. Толстой, которой он выдал доверенность на ведение хозяйственных и издательских дел. В первом в пятом издании тексту «Войны и Мира» в значительной мере был возвращен вид 2-го издания 1868-1869 гг., восстановлен французский язык и даны внизу страниц переводы иностранных текстов. Философские и исторические рассуждения помещены в соответствующие главы, части и томы. От третьего издания «Войны и Мира» 1873 г. в пятое издание 1886 г. перешло лишь деление романа на 4 тома, но вместо сквозной нумерации глав внутри каждого тома («части» в изд. 73 г.), здесь было введено деление томов на части, соответствующие 2 изд. «Войны и Мира» 1868-1869 гг. – роман был разделен на 15 частей с эпилогом, состоящим из 2 частей.

Шестое удешевленное издание, выпущенное в меньшем формате и на более плохой бумаге, повидимому было рассчитано на распространение среди широкой публики. Текст «Войны и Мира» в этом издании был переработан по своеобразному плану. Философские и исторические рассуждения в этом издании, как и в 5-м, были помещены в тексте романа, но все иностранные слова заменены русским текстом, причем замена эта была произведена не по 3-му изданию 1873 г., а по 5-му 1886 г. – переводы французского языка и других иностранных текстов, помещенные в этом издании внизу страниц, были внесены в текст 6-го издания. В таком виде «Война и Мир», явно рассчитанная на распространение среди «низших» классов, не знавших иностранных языков, выдержала еще три издания – в 7-м издании «Сочинений Толстого» 1887 г., в 8-м 1889 г и в 10-м 1897 г.

Девятое издание, вышедшее в 1893 г. на хорошей бумаге, в большом формате и иллюстрированное портретами Толстого, в текстовом отношении было взято по 5-му изданию 1886 г., с введением по нему иностранных текстов и их подстрочных переводов. В этой же редакции, т. е. с русским и французским языком и философскими рассуждениями в тексте, «Война и Мир» напечатана в 11-м издании «Сочинений гр. Л. Н. Толстого» в 1903 г. и в 12-м издании 1911 г.

Таким образом перед нами три различных варианта изданий «Войны и Мира». Первый это – 1-е, 2-е, 5-е, 9-е, 11-е и 12-е издания, с иностранными, главным образом французскими текстами, их переводами и философскими рассуждениями в тексте романа. Второй вариант включает в себя только два издания, 3-е и 4-е, в которых французский текст заменен русским и философские рассуждения частью исключены совсем, а в большей своей части отнесены в приложения. И третий вариант, близкий к первому, 6-е, 7-е, 8-е и 10-е издания сочинений, где исторические и философские рассуждения Толстого в тексте романа, а французский язык заменен русским по переводам 5-го издания 1886 г.

Какой же из этих трех текстовых вариантов «Войны и Мира» должен быть положен в основу научного издания?

После изучения текстов различных изданий романа мы пришли к заключению, что таким текстом должен быть признан текст 2-го издания «Войны и Мира» 1868-1869 гг. Не отвергая возможности повторения в более популярных изданиях «Войны и Мира» целиком по изданию 1873 г., мы считаем, что в основу научного издания романа, каким является настоящее издание, должен быть положен текст именно 2-го издания «Войны и Мира», но со всеми стилистическими исправлениями, по изданию 1873 г.

Как произошел возврат к этому 2-му изданию в 1886 г. нам неизвестно. По всей вероятности он произошел по инициативе С. А. Толстой или Н. Н. Страхова. Санкционировал ли этот возврат Толстой, мы также не знаем. Сведений о том, что Толстой имел какое бы то ни было отношение к изданию «Войны и Мира» в 5-м издании своих сочинений, не имеется. Но что Толстой имел отношение к этому изданию вообще, сведения есть: он просматривал корректуры этого издания (письма С. А. Толстой к Л. Н. Толстому от 20 августа 1885 г. и к Т. А. Кузминской от 23 сентября 1885 г.) и пересматривал и поправлял ряд произведений, которые впервые были напечатаны в 12 томе этого издания («Холстомер», «Смерть Ивана Ильича» и др.). Поскольку пятое издание было первым изданием С. А. Толстой, трудно предположить, чтобы она не обращалась к Толстому за разрешением целого ряда вопросов, связанных с изданием его произведений и особенно «Войны и Мира». Тот факт, что после шестого издания сочинений Толстого, когда С. А. Толстая стала полновластной издательницей сочинений своего мужа, «Война и Мир» ни разу не была издана по типу 3-го изд. 1873 г., или 4-го 1880 г., т. е. совсем в другом жанровом варианте, этот факт говорит о том, что в 1886 г. в отношении текста «Войны и Мира» было принято какое-то принципиальное решение о возвращении к тексту издания 1868-1869 г. Дальнейшая практика С. А. Толстой издавать роман для двух категорий читателей, во-первых, более высокий и совершенный вариант, с философскими рассуждениями и французским языком, для читателей высших классов (9-е, 11-е и 12-е издания), и во-вторых, переработанный текст романа, с философскими рассуждениями и заменой иностранных текстов русскими, рассчитанный на читателей низших классов (7-е, 8-е и 10-е издания), эта практика подтверждает возможность такого решения.

Но отнюдь не это должно определять отношение к тексту «Войны и Мира». В 1886 году и позднее Толстой был весьма равнодушен к написанным им прежде художественным произведениям и их изданиям, в том или ином виде, не придавал значения. Нам представляется менее значительным отношение Толстого к тексту «Войны и Мира» в 1886 г. и более существенным его суждение о нем в период его работы над романом и выхода его в свет.

В статье «Несколько слов по поводу книги «Война и Мир», в 1868 г., Толстой очень твердо отстаивал свои воззрения на исторические события эпохи 1812 г. и свое право художника, иначе, нежели историки, их понимать, по своему представлять исторических деятелей этой эпохи и соответственно этому изображать в произведении.

Философские и исторические рассуждения в «Войне и Мире» являются неотъемлемой составной частью романа. Художественные образы романа – живая, яркая иллюстрация к ним. Поэтому исключение философских вступлений к отдельным главам и отнесение рассуждений в приложение, нарушает композицию и жанр «Войны и Мира», этого необычайно целостного организма, произведения, которое Толстой своеобразно задумал и осуществил в издании 1868-1869 гг.

Так же обстоит дело и с иностранными текстами в романе. «Война и Мир» немыслима без французского языка.

В статье о «Войне и Мире» Толстой по поводу упреков критики за употребление им французского языка, писал:

«Употребление французского языка в русском сочинении. Для чего в моем сочинении говорят не только русские, но и французы, частью по-русски, частью по-французски. Упрек в том, что лица говорят и пишут по-французски в русской книге, подобен тому упреку, который бы сделал человек, глядя на картину и заметив в ней черные пятна (тени), которых нет в действительности. Живописец не повинен в том, что некоторым тень, сделанная им на лице картины, представляется черным пятном, которого не бывает в действительности; но живописец повинен только в том, ежели тени эти положены неверно и грубо. Занимаясь эпохой начала нынешнего века, изображая лица русские известного общества и Наполеона, и французов, имевших такое прямое участие в жизни того времени, я невольно увлекся формой выражения того французского склада мыслей больше, чем это было нужно. И потому, не отрицая того, что положенные мною тени, вероятно, неверны и грубы, я желал бы только, чтобы те, которым покажется очень смешно, как Наполеон говорит то по-русски, то по-французски, знали бы, что это им кажется только оттого, что они, как человек, смотрящий на портрет, видят не лицо, с светом и тенями, а черное пятно под носом».

Французский язык – неотъемлемый бытовой аксесуар высшего сословия начала XIX века. При исключении из текста «Войны и Мира» французского языка потеряют в своей жизненности многие художественные образы романа: Анна Павловна, Ипполит Курагин, Билибин, Наполеон, Кутузов, Александр и др.

Итак, печатая «Войну и Мир», по нашему мнению, необходимо соблюсти четыре непременных условия:

1) Деление романа на 4 тома, произведенное самим Толстым в издании 1873 г.

2) Сохранение французского языка и других иностранных текстов.

3) Сохранение в соответствующих главах и частях философских и исторических рассуждений.

4) Сохранение всех творческих исправлений Толстого, стилистически улучшающих текст «Войны и Мира».

Изданий «Войны и Мира», отвечающих этим условиям два: 2-е издание 1868-1869 гг. и издание 1873 г. Первое из них – предпоследнее, а второе – последнее, над которым творчески работал писатель. Поэтому текст «Войны и Мира» в настоящем издании является в силу необходимости кантаминированным.

Деление «Войны и Мира» на 4 тома мы берем по изданию 1873 г.

Сохраняем философские и исторические отступления в тексте по 2-му изданию 1868-1869 гг., и, в связи с этим, сохраняем деление внутри томов на части и главы, соответствующие этому изданию.

Сохраняем французский язык и другие иностранные тексты по 2-му изданию 1868-1869 гг. Но перевод иноязычных слов берем из текста издания 1873 г., где заведомо самим Толстым были сделаны переводы с французского, немецкого и других языков и помещаем их в качестве переводов внизу соответствующих страниц. Иногда отдельные слова и выражения, переведенные Толстым для текста романа в издании 1873 г., представляют собою не дословные переводы соответствующих им иностранных фраз, а пересказ смысла этих выражений по-русски. В целях сохранения принципа, мы переводы такого рода, несмотря на их недословность, оставляем без изменений.

Всю стилистическую правку Толстого, сделанную им в обоих изданиях, мы объединяем. Из русского текста «Войны и Мира» издания 1873 г. мы вносим в текст 2-го издания 1868-1869 гг. все исправления, произведенные им в этом издании. В случаях разногласий между этими изданиями, мы отдавали предпочтение стилистическим исправлениям, сделанным Толстым в третьем издании «Войны и Мира» 1873 г., так как текст этого издания Толстой пересматривал позднее и более внимательно, нежели издание 1868-1869 г.

В случаях явных ошибок набора, искажающих смысл отдельных выражений и слов, мы отступаем от текста этих изданий и берем эти слова по «Русскому Вестнику» и 1 изд. 1868-1869 гг., оговаривая эти отступления в каждом отдельном случае в печатных вариантах или делаем редакторские конъектуры. Список этих конъектур помещен в конце печатных вариантов.

В конце каждого тома прилагаются разночтения изданий, над которыми работал Толстой: «Русский Вестник» 1865-1866 гг., первое издание «Войны и Мира» 1868-69 гг., второе издание 1868-69 гг. и издание 1873 г. Издания 1880 г., 1886 г. и все последующие, как совершенно не подвергавшиеся авторскому пересмотру, оставляются в стороне.

Томы 9-12 настоящего издания в первом тираже, в количестве 5000 экземпляров, при выпуске их в 1930-1933 гг., были приготовлены к печати покойным А. Е. Грузинским. Вследствие срочности издания текстов «Войны и Мира» и неизученности в то время рукописного и архивного материала, относящегося к созданию «Войны и Мира», редактор переоценил значение «Войны и Мира» в издании 1886 г., положив его в основу текста первого тиража настоящего издания. Дальнейшее исследование творческой истории «Войны и Мира» показало, как сказано выше, невозможность игнорирования авторской работы над романом в изданиях 1868-1869 и 1873 гг. Последовательно устранить этот недостаток другому редактору, принявшему на себя после смерти А. Е. Грузинского наблюдение за печатанием уже отредактированного текста, представлялось совершенно невозможным.

Основной текст «Войны и Мира» (томы 9-12), в дополнительном тираже настоящего издания, дается на основе тех принципиальных текстологических соображений, которые изложены нами выше.

Томы 13 и 14 содержат в себе материалы, относящиеся к «Войне и Миру», статью Толстого «Несколько слов по поводу книги «Война и Мир»», рукописные варианты, планы и конспекты романа и редакторские статьи: история создания «Войны и Мира», история печатания романа и описание рукописей.

Г. А. Волков

М. А. Цявловский

РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ.

Тексты произведений, печатавшихся при жизни Толстого, печатаются по новой орфографии, но с воспроизведением больших букв и начертаний до-Гротовской орфографии в тех случаях, когда эти начертания отражают произношение Толстого и лиц его круга (брычка, перилы).

Пунктуация прижизненных публикаций текстов Толстого, как в большинстве случаев отражающая традицию не автора, а типографии или корректора, не выдерживается.

Переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие редакторам, печатаются в прямых скобках.

Размер подлинника

ВОЙНА И МИР (1863-1869, 1873)
ТОМ ПЕРВЫЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.

– Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j’y crois) – je ne vous connais plus, vous n’êtes plus mon ami, vous n’êtes plus мой верный раб, comme vous dites. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп , как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:

«Si vous n’avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu’a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout.

– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu’a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les notres. -

Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.

– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что́ я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?.. Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что́ они сказали Новосильцову?.. Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что́ они обещали? Ничего. И что́ обещали, и того не будет! Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n’est qu’un piège. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. – Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью.

– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?

– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans, одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l’abbé Morіo: вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?

– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что́-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l’impératrice-mère желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C’est un pauvre sire, ce baron, à ce qu’il paraît. – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.

Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что́ угодно или нравится императрице.

Роману «Война и мир» Л.Н. Толстой посвятил шесть лет напряженного и упорного труда. 5 сентября 1863 года А.Е. Берс, отец Софьи Андреевны, жены Толстого, послал из Москвы в Ясную Поляну письмо со следующим замечанием: «Вчера мы много говорили о 1812 годе по случаю намерения твоего написать роман, относящийся к этой эпохе». Именно это письмо исследователи считают «первым точным свидетельством», датирующим начало работы Толстого над «Войной и миром». В октябре того же года Толстой писал своей родственнице: «Я никогда не чувствовал свои умственные и даже все нравственные силы столько свободными и столько способными к работе. И работа эта есть у меня. Работа эта - роман из времени 1810 и 20-х годов, который занимает меня вполне с осени... Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и не обдумывал».

О том, как создавалось одно из крупнейших мировых творений, свидетельствуют рукописи «Войны и мира»: в архиве писателя сохранилось свыше 5200 мелко исписанных листов. По ним можно проследить всю историю создания романа.

Первоначально Толстой задумал роман о декабристе, возвратившемся после 30-летней сибирской ссылки. Действие романа начиналось в 1856 году, незадолго до отмены крепостного права. Но затем писатель пересмотрел свой замысел и перешел к 1825 году - эпохе восстания декабристов. Вскоре писатель оставил и это начало и решил показать молодость своего героя, совпавшую с грозной и славной порой Отечественной войны 1812 года. Но и на этом Толстой не остановился, и так как война 1812 года находилась в неразрывной связи с 1805 годом, то и все сочинение он начал с этого времени. Перенеся начало действия своего романа на полвека вглубь истории, Толстой решил провести через важнейшие для России события не одного, а многих героев.

Свой замысел - запечатлеть в художественной форме полувековую историю страны - Толстой назвал «Три поры». Первая пора - это начало века, его первые полтора десятилетия, время молодости первых декабристов, прошедших через Отечественную войну 1812 года. Вторая пора - это 20-е годы с их главным событием - восстанием 14 декабря 1825 года. Третья пора - 50-е годы, неудачный для русской армии конец Крымской войны, внезапная смерть Николая I, амнистия декабристов, их возвращение из ссылки и время ожидания перемен в жизни России. Однако в процессе работы над произведением писатель сузил рамки своего первоначального замысла и сосредоточил внимание на первой поре, коснувшись лишь в эпилоге романа начала второй поры. Но и в таком виде замысел произведения оставался глобальным по своему размаху и потребовал от писателя напряжения всех сил. В начале работы Толстой понял, что привычные рамки романа и исторической повести не смогут вместить все богатство задуманного им содержания, и начал настойчиво искать новую художественную форму, он хотел создать литературное произведение совершенно необычного типа. И ему это удалось. «Война и мир», по утверждению Л.Н. Толстого, - не роман, не поэма, не историческая хроника, это - роман-эпопея, новый жанр прозы, получивший после Толстого широкое распространение в русской и мировой литературе.

«ЛЮБЛЮ МЫСЛЬ НАРОДНУЮ»

«Чтобы произведение было хорошо, надо любить в нем главную основную мысль. Так в «Анне Карениной» я любил мысль семейную, в «Войне и мире» люблю мысль народную вследствие войны 1812 года» (Толстой). Война, решавшая вопрос национальной независимости, открыла перед писателем источник силы нации - социальную и духовную мощь народа. Народ творит историю. Эта мысль озарила все события и лица. «Война и мир» стала историческим романом, получила величественную форму эпопеи…

Появление «Войны и мира» в печати вызвало самую разноречивую критику. Радикально-демократические журналы 60-х гг. встретили роман ожесточенными нападками. В «Искре» за 1869 появляется «Литературно-рисовальное попури» М. Знаменского [В. Курочкина], пародирующее роман. Н. Шелгунов отзывается о нем: «апология сытого барства». На Т. нападают за идеализацию барской среды, за то, что оказалось обойденным положение крепостного крестьянства. Но роман не получил признания и в реакционно-дворянском лагере. Некоторые его представители договорились до обвинения Толстого в антипатриотическом направлении (см. П. Вяземского, А. Нарова и др.). Особое место занимает статья Н. Страхова, к-рый подчеркивал обличительную сторону «Войны и мира». Очень интересна статья самого Толстого «Несколько слов по поводу «Войны и мира» (1868). Толстой как бы оправдывался в некоторых обвинениях, когда писал: «В те времена тоже любили, завидовали, искали истины, добродетели, увлекались страстями; та же была сложная умственно-нравственная жизнь...»

«ВОЙНА И МИР» С ВОЕННОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Роман гр. Толстого интересен для военного в двояком смысле: по описанию сцен военных и войскового быта и по стремлению сделать некоторые выводы относительно теории военного дела. Первые, то есть сцены, неподражаемы и, по нашему крайнему убеждению, могут составить одно из самых полезнейших прибавлений к любому курсу теории военного искусства; вторые, то есть выводы, не выдерживают самой снисходительной критики по своей односторонности, хотя они интересны как переходная ступень в развитии воззрений автора на военное дело.

ГЕРОИ О ЛЮБВИ

Андрей Болконский: «Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить. Это совсем не то чувство, которое у меня было прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна - она и там все счастье, надежда, свет; другая половина - все, где ее нет, там все уныние и темнота... Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив...»

Пьер Безухов: «Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить...»

«МАТЕРЫЙ ЧЕЛОВЕЧИЩЕ»

Уже в годы советской власти Ленин не раз высказывал свое чувство огромной гордости гением Толстого, он хорошо знал и любил его произведения. Горький вспоминал, как в одно из посещений Ленина он увидел на его столе том «Войны и мира». Владимир Ильич сразу же заговорил о Толстом: «- Какая глыба, а? Какой матерый человечище! Вот, это, батенька, художник... И, - знаете, что еще изумительно? До этого графа подлинного мужика в литературе не было.

Кого в Европе можно поставить рядом с ним?

Сам себе ответил:

Некого»

«ЗЕРКАЛО РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»

С одной стороны, гениальный художник, давший не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы. С другой стороны - помещик, юродствующий во Христе.

С одной стороны, замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши, - с другой стороны, «толстовец», т. е. истасканный, истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, публично бия себя в грудь, говорит: «я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками».

С одной стороны, беспощадная критика капиталистической эксплуатации, разоблачение правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нищеты, одичалости и мучений рабочих масс; с другой стороны, - юродивая проповедь «непротивления злу» насилием.

ПЕРЕОЦЕНКА

«В январе 1871 года Толстой отправил Фету письмо: «Как я счастлив... что писать дребедени многословной вроде «Войны» я больше никогда не стану»

6.12.1908 года Толстой записал в дневнике: «Люди, любят меня за те пустяки - «Война и мир» и т.п., которые им кажутся очень важными»

«Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной». Толстой ответил: «Это все равно, что к Эдисону кто-нибудь пришел и сказал бы: «Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку». Я приписываю значение совсем другим своим книгам».

ТОЛСТОЙ И АМЕРИКАНЦЫ

Американцы объявили главным романом всех времен и народов четырехтомное произведение Льва Толстого «Война и мир». Эксперты журнала Newsweek составили список из ста книг, объявленных изданием лучшими из всех, которые когда-либо были написаны. В результате отбора в первую десятку, помимо романа Льва Толстого, попали: «1984» Джорджа Оруэлла, «Улисс» Джеймса Джойса, «Лолита» Владимира Набокова, «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера, «Человек-невидимка» Ральфа Эллисона, «На маяк» Вирджинии Вульф, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин и «Божественная комедия» Данте Алигьери.