Екатерина ТИТОВА

МЕТАФИЗИКА ВОЕННЫХ РАССКАЗОВ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА

Рассказы Андрея Платонова 1941-1946 годов, благодаря разнообразию подробностей судеб его героев и в то же время событийной, эпохальной целостности, дали объёмную картину русской жизни периода Великой Отечественной войны; картина эта интересна современникам, часто рассказы исполняются хорошими чтецами по радио «Звезда» и «Россия».

Все они объединяются в целое эпическое полотно, и связывает их в единое целое не только тематика и личность автора, замолчанного, полузабытого современниками, но внимательно читаемого сегодня даже в Америке.

Когда Константин Симонов был у нобелевского лауреата Эрнеста Хемингуэя с писательской делегацией, он спросил: что подвигло его, писателя войны, испанских страстей и охотника, на «Старика и море»? Это ведь так нетипично для автора «Фиесты»… Хемингуэй ответил: «Ваш гениальный Платонов». И Симонов, по его словам, покраснел.

Платонов обратился к сердцу человека. Да не простого, русского. Он ставит перед собой задачу разобраться в непостижимой человеческой сути, проявляющей себя так или иначе в минуты нравственного выбора. Для этого Платонов помещает своих героев в такие условия, где люди становятся либо мучениками и пророками, либо палачами и предателями. А звери, птицы, трава и деревья обретают высший смысл бытия, вовлекаясь в круговорот вечной идеи боговоплощения, надмирной правды, одухотворяющей собой всё живое, и в первую очередь человека.

Этой цели служат не только специфические методы художественного изображения, но и особая философия. Антропоморфизм, натуроморфизм и теоморфизм, на которых строятся произведения писателя, взаимозаменяются, и ломается привычная ценностная система взглядов, клишированность образной системы читателя-обывателя.

Платонов учит смотреть на мир по-новому, своими глазами. Религиозная идея, христианская по сути, но без называния имени Христа, во многом определяет платоновскую поэтику. Он победил прозаиков своей эпохи, просто и понятно обслуживающих насущные цели только физической выживаемости.

Читая Платонова, заражаешься его философией. Платоновский язык, нечто большее, чем просто синтаксические построения на заданную тему ради реалистического описания людей и явлений, поэтому Платонов - это рассказчик-пророк, берущий на себя подвиг спокойно и уверенно говорить о божественной сущности человека. И в эпоху идеологического безверия, нигилизма и разнузданной пропаганды строительства рая на земле без Бога писатель нашел метод и силы в себе работать во имя спасения человека в человеке и человечности в человечестве.

В художественном метатексте Платонова работает христианская, и даже дохристианская религиозность, основа и причина жизни на земле. Автор фокусируется на образах Матери-земли, Древа Мира, Мира-Храма, России-Храма. (Вспоминается гумилёвское: «Но людская кровь не святее /Изумрудного сока трав…» .) Это ярко просвечивает в рассказах военного периода. Что ведёт его героев? Чем он сам ведом? Но как Платонову не страшна цензура, так не пугает мука и смерть бойцов из его рассказов. Сок жизни, душа народа. Кровь. Это его герои, они живут в одном хронотопе его произведений и, как земля, как сталь, участвуют в движении сюжета в целом. То есть, неодушевлённое у Платонова становится живым, это равноправные герои его произведений, духовные, родные, которые воюют вместе с Красной Армией за свободу своего родного народа.

Герой рассказа «Броня» - старый, хромоногий моряк, молчун и созерцатель Саввин, по крови - курский крестьянин. Так любил русскую землю Саввин, что сызмальства думал о её защите. И вот, когда фашист напал на его родную землю, - жизнь его крови в погребённых в ней предков, родичей, - он изобрел способ перерождения металла в наипрочнейший.

Эта броня была до 1943 года наиважнейшей проблемой Сталина: танковая броня немцев была прочнее… Но не об этой броне в рассказе пойдёт речь. Броня - это метафора. Крепче любого металла - любовь к земле, к родине.

Рассказчик-боец и Саввин отправляются за тетрадками с расчётами, спрятанными под печкой в доме моряка. Прячась в огородах и хлебах, они стали свидетелями угона русских баб и девушек в рабство. Одна из них не могла уйти с родной земли, припала к ней и завыла. Потом развернулась и пошла назад. Немец выстрелил в неё, но она продолжала идти, так была сильна в ней русская свободная душа. Она погибла. Но Саввин застрелил обоих немцев-конвоиров, и женщины убежали в лес. Продолжив путь к своей уже горящей деревне, Саввин написал и передал бумажку с адресом бойцу-рассказчику, на случай, если его убьют. Чтобы был спасен рецепт чудо-брони, его расчёты.

«- Одних кораблей мало, - сказал я моряку. - Нужны ещё танки, авиация, артиллерия...

Мало, - согласился Саввин. - Но всё произошло от кораблей: танк - это сухопутное судно, а самолёт - воздушная лодка. Я понимаю, что корабль не всё, но я теперь понимаю, что нужно, - нам нужна броня, такая броня, какой не имеют наши враги. В эту броню мы оденем корабли и танки, мы обрядим в неё все военные машины. Этот металл должен быть почти идеальным по стойкости, по прочности, почти вечным, благодаря своему особому и естественному строению... Броня - ведь это мускулы и кости войны!».

Мускулы и кости войны на самом деле - мускулы и кости детей земли, из которой всё: и металлы, и трава и деревья, и дети.

«Броня» - первый прошедший в печать рассказ, принесший известность писателю. Он был опубликован осенью 1942 года в журнале «Знамя» вместе с публикацией финала поэмы Александра Твардовского «Василий Тёркин». Это помогло закрепиться его имени в литературе, после забытом на годы, но именно это соседство с обожаемым всеми Тёркиным заложило, как закладку, имя прозаика Платонова в память читателя.

Земля - помощница, земля - герой рассказа. Это прослеживается во многих других произведениях Платонова.

Вот рассказ «Неодушевлённый враг». Это рассказ от первого лица. «Недавно смерть приблизилась ко мне на войне: воздушной волной от разрыва фугасного снаряда я был приподнят в воздух, последнее дыхание подавлено было во мне, и мир замер для меня, как умолкший, удалённый крик. Затем я был брошен обратно на землю и погребен сверху её разрушенным прахом. Но жизнь сохранилась во мне; она ушла из сердца и оставила тёмным моё сознание, однако она укрылась в некоем тайном, может быть последнем, убежище в моём теле и оттуда робко и медленно снова распространилась во мне теплом и чувством привычного счастья существования».

Но не один он оказался погребённым, земля завалила и немца. Безоружные, они сцепились в рукопашной, и давят друг друга, заваленные землей. Между ними идёт диалог, и через этот диалог Платонов выразил суть фашизма.

«Тогда я стал разговаривать с немцем, чтобы слышать его.

Ты зачем сюда пришел? - спросил я у Рудольфа Вальца. - Зачем лежишь в нашей земле?

Теперь это наша земля. Мы, немцы, организуем здесь вечное счастье, довольство, порядок, пищу и тепло для германского народа, - с отчётливой точностью и скоростью ответил Вальц .

А мы где будем? - спросил я.

Вальц сейчас же ответил мне:

Русский народ будет убит, - убежденно сказал он. - А кто останется, того мы прогоним в Сибирь, в снега и в лёд, а кто смирный будет и признает в Гитлере божьего сына, тот пусть работает на нас всю жизнь и молит себе прощение на могилах германских солдат, пока не умрёт, а после смерти мы утилизируем его труп в промышленности и простим его, потому что больше его не будет».

Русский солдат в рассказе всегда говорит о земле, а немец о сибирском снеге, льде. Русскому в пещере из земли, и даже в могиле отрадно: «Пока мы ворочались в борьбе, мы обмяли вокруг себя сырую землю, и у нас получилась небольшая удобная пещера, похожая и на жилище и на могилу, и я лежал теперь рядом с неприятелем».

В разговоре с немцем солдат приходит к выводу, что души у врага нет, это смертоносная машина, которую нужно сломать. И русский солдат сжал тело Рудольфа Вальца в смертельных объятиях. Сжала его русская земля, вся её кровь, все корни и травы, все хлеба, политые потом русских жниц, все русские ратники, рубившие татар и тевтонцев на этих полях.

«Но я, русский советский солдат, был первой и решающей силой, которая остановила движение смерти в мире; я сам стал смертью для своего неодушевлённого врага и обратил его в труп, чтобы силы живой природы размололи его тело в прах, чтобы едкий гной его существа пропитался в землю, очистился там, осветился и стал обычной влагой, орошающей корни травы».

Рассказ «Одухотворённые люди», написанный в том же 1942 году, -считается центральным произведением Платонова военных лет. Это описание сражения под Севастополем. Политрук Фильченко и четыре краснофлотца стоят насмерть: приближаются танки…

Художественное пространство рассказа вбирает в себя фронт и тыл, реальность и мечты, физическое и духовное, прошлое и настоящее, миг и вечность. Оно написано до такой степени поэтичным и непостижимым уму языком, что и рассказом это не назовёшь в обычном смысле слова. В нём есть черты песни, сказа, он поэтичен, он почти плакат и почти фотографическая документальность, ведь в основу положен действительный факт - подвиг моряков-севастопольцев, бросившихся с гранатами под танки, чтобы ценою своей жизни остановить врага. Платонов писал: «Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено сделать из него достойное памяти этих моряков произведение».

И снова земля - действующее лицо, смысл и причина драмы разворачивающихся на ней судеб. По земле бегут, в неё падают, в ней роются окопы, земляные щели забиваются бойцами. Земля везде: в сапогах, за шиворотом, во рту. Земля - это то, что в последний раз видит раненый смертельно боец. Вот облики земли: блиндаж, насыпь, поле, могила.

«В полночь в окоп пришли из блиндажа политрук Николай Фильченко и краснофлотец Юрий Паршин. Фильченко передал приказ командования: нужно занять рубеж на Дуванкойском шоссе, потому что там насыпь, там преграда прочнее, чем этот голый скат высоты, и там нужно держаться до погибели врага; кроме того, до рассвета следует проверить своё вооружение, сменить его на новое, если старое не по руке или неисправно, и получить боепитание.

Краснофлотцы, отходя через полынное поле, нашли тело комиссара Поликарпова и унесли его, чтобы предать земле и спасти его от поругания врагом. Чем ещё можно выразить любовь к мёртвому, безмолвному товарищу?».

В рассказе несколько героев, со своей довоенной жизнью, неповторимыми, но такими узнаваемыми особенностями, что каждый из читателей в своей памяти без труда отыщет прототипы. Я не буду поимённо перечислять их, хоть это и стоило бы сделать, так выпуклы, так хороши эти герои-образы… Все они гибнут. Потому что гибнут лучшие, бессмертные избранники Божии, положившие души свои за ближнего своего.

В рассказе дети играют в похороны на окраине города. Они роют могилы и предают земле глиняных человечков. Платонов часто обращается к теме детства, этот народец прочно сидит в его сердце и памяти. Дети и подростки - духовный отсчёт от невинности, чистоты. Это - лакмус: «Юшка» и «Волчек», «Котлован» и «Корова», «Июльская гроза» и «Маленький солдат»…

«Маленький солдат» - рассказ о сиротстве, вернее, о прочности с трудом восстановленных семейных (условно) связей, так необходимых детям войны. Таким протезным папой стал для мальчика, сына полка, майор, с которым пареньку пришлось прожить важный отрезок пути. Возникла привязанность, любовь. Этой любви суждено испытание, разлука. И чувство мальчика, его горе разрыва, разлуки быть может навек, и описал Платонов.

«Второй майор привлекал ребёнка за руку к себе и ласкал его, утешая, но мальчик, не отымая своей руки, оставался к нему равнодушным. Первый майор тоже был опечален, и он шептал ребенку, что скоро возьмёт его к себе и они снова встретятся для неразлучной жизни, а сейчас они расстаются на недолгое время. Мальчик верил ему, однако и сама правда не могла утешить его сердца, привязанного лишь к одному человеку и желавшего быть с ним постоянно и вблизи, а не вдалеке. Ребёнок знал уже, что такое даль расстояния и время войны, - людям оттуда трудно вернуться друг к другу, поэтому он не хотел разлуки, а сердце его не могло быть в одиночестве, оно боялось, что, оставшись одно, умрёт. И в последней своей просьбе и надежде мальчик смотрел на майора, который должен оставить его с чужим человеком».

Сколько обречённости и покорности судьбе. Эта покорность свойственна всем побеждённым, согласным с решением победителя. За исключением некоторых, редких людей. Такой была женщина, не пошедшая в плен, а расстрелянная на пути домой в «Броне». Смерть или разлука? Или новая привязанность?.. Этот вопрос встаёт перед каждым в жизни и не только на войне.

И вот мальчик, Серёжа, не смог. Он остался верен этой привязанности, ушёл ночью неизвестно куда.

«Майор Бахичев задремал и уснул. Серёжа Лабков всхрапывал во сне, как взрослый, поживший человек, и лицо его, отошедши теперь от горести и воспоминаний, стало спокойным и невинно счастливым, являя образ святого детства, откуда увела его война. Я тоже уснул, пользуясь ненужным временем, чтобы оно не проходило зря.

Проснулись мы в сумерки, в самом конце долгого июньского дня. Нас теперь было двое на трёх кроватях - майор Бахичев и я, а Серёжи Лабкова не было. Майор обеспокоился, но потом решил, что мальчик ушёл куда-нибудь на малое время. Позже мы прошли с ним на вокзал и посетили военного коменданта, однако маленького солдата никто не заметил в тыловом многолюдстве войны.

Наутро Серёжа Лабков тоже не вернулся к нам, и бог весть, куда он ушёл, томимый чувством своего детского сердца к покинувшему его человеку, - может быть, вослед ему, может быть, обратно в отцовский полк, где были могилы его отца и матери».

Проза Андрея Платонова архетипична. Мысль - земля, животные и растения на ней, как и люди и камни, соучастники и свидетели истории. Все равны, все работает на историческую правду и справедливость, никакого хаоса нет с момента возникновения Бога - Я, Личности во Вселенной. В острейшие мгновения жизни человека все незначительные песчинки-образы сознания и памяти складываются в цельную и чёткую программу действия, карту стратегии войны с небытием, всемирным злом хаоса и лжи.

Однако человек, который сам для себя проблема и загадка, не может до конца понять и объяснить своё существование и предназначение. Лишь перед лицом смерти ему многое открывается. Так было с героем рассказа «Древо Родины».

«Мать с ним попрощалась на околице; дальше Степан Трофимов пошёл один. Там, при выходе из деревни, у края проселочной дороги, которая, зачавшись во ржи, уходила отсюда на весь свет, - там росло одинокое старое дерево, покрытое синими листьями, влажными и блестящими от молодой своей силы. Старые люди на деревне давно прозвали это дерево «божьим», потому что оно было не похоже на другие деревья, растущие в русской равнине, потому что его не однажды на его стариковском веку убивала молния с неба, но дерево, занемогши немного, потом опять оживало и ещё гуще прежнего одевалось листьями, и потому ещё, что это дерево любили птицы, они пели там и жили, и дерево это в летнюю сушь не сбрасывало на землю своих детей - лишние увядшие листья, а замирало всё целиком, ничем не жертвуя, ни с кем не расставаясь, что выросло на нём и было живым.

Степан сорвал один лист с этого божьего дерева, положил за пазуху и пошёл на войну. Лист был мал и влажен, но на теле человека он отогрелся, прижался и стал неощутимым, и Степан Трофимов вскоре забыл про него».

Боец воевал, попал в плен. Был посажен в цементный карцер. И тут нашёл на груди тот листок. Он прилепил его на стену перед собой. И перед тем, как умереть, вцепившись в горло любому, кто войдёт, он присел отдохнуть у стены. Этот листок для него граница его личного пространства. Его родина. Его хата, мать и дерево на краю села. Тут его рубежи. И он умрёт за них.

«Он встал и снова загляделся на лист с божьего дерева. Мать этого листика была жива и росла на краю деревни, у начала ржаного поля. Пусть то дерево родины растет вечно и сохранно, а Трофимов и здесь, в плену врага, в каменной щели, будет думать и заботиться о нём. Он решил задушить руками любого врага, который заглянет к нему в камеру, потому что если одним неприятелем будет меньше, то и Красной Армии станет легче.

Трофимов не хотел зря жить и томиться; он любил, чтоб от его жизни был смысл, равно как от доброй земли бывает урожай. Он сел на холодный пол и затих против железной двери в ожидании врага».

Опять живая земля противопоставлена железу и мёртвому цементу. Земля - герой платоновских рассказов. Как молитва, как заклинание из рассказа в рассказ кочует образ Матери Земли, Древа жизни…

Рассказ написан в том же 1942 году. И это не громкие слава, а истина - платоновские рассказы о войне написаны кровью.

Ещё один рассказ этого периода «Мать» («Взыскание погибших»).

В прозе военных лет возникает, крепнет и обретает плоть образ народа как большой семьи. Воин - сын, мать воина, ставшего братом или сыном другому воину, - эти герои были реальностью военной литературы.

В платоновских сюжетах важную роль играет миг надреалистического озарения, когда человек и мир около него божественно преображаются. Тайна человека в художественном мире писателя остаётся в его текстах не наречённой именем Бога, сокрытой фигурой умолчания, - и всё-таки иносказательно обозначенной.

Андрей Платонов - это мало изученный, ни на кого не похожий писатель-мистик, писатель-гуманист. Сколько ещё счастливых открытий вместе с ним совершит новое поколение читателей, филологов, литературоведов, уставших от вседозволенности постмодернистской ломки привычных норм и моральных установок.

Интерес, появившийся сейчас к судьбе и социально-нравственным исканиям Андрея Платонова, вызван к действительности духовным состоянием современного общества, переживающего перелом, связанный с переоценкой нашей истории и преодолением различных деформаций.

Проза А. Платонова проникнута страстным, глубоко сокровенным поиском «смысла отдельного и общего человеческого существования» в эпоху интенсивной ломки жизненного уклада и представлений о мире и человеке. «Как бы человек ни хотел применить свою жизнь, прежде всего ему необходимо обладание собственной жизнью; если же ею, его жизнью, владеют другие люди, то есть человек несвободен, то он бессилен не только применить свои силы с благородной целью, как личность, но и вообще не существует.

В будущем человеке элемент свободы осуществится как высшая и самая несомненная реальность. Больше того, эта личная свобода будет служить объединению человечества, ибо свобода - это общественное чувство, и она не может быть применима в эгоистических целях».

При чтении произведений А. Платонова нельзя не заметить, что он охватывает весь воссоздаваемый им противоречивый мир, прежде всего своим пониманием, и в этом всепроникающем понимании заключается универсальная и мудрая человечность художника. В силу этого обстоятельства создается впечатление, что исторический процесс в его искусстве носит фатальный характер, однако это ошибочное, иллюзорное представление.

На примере многих его произведений видно, сколь велика роль человека в текущих делах действительности. С особенной силой эта роль проявляется в тяжелое и трагическое время, каким является период Великой Отечественной Войны 1941 - 1945 годов. Как писал Л.Н. Толстой в своем произведении «Война и мир» о другой Отечественной Войне нашего народа: «12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления». Движущей силой этой агрессии против нашего народа являлся германский фашизм.

А.П. Платонов предчувствовал надвигающуюся угрозу и задолго до начала Великой Отечественной войны думал о большой антифашистской литературе, которая обладала бы в своем источнике очень сильным светом, могущим проникнуть до самого «адова дна» фашистской души, где таятся во мгле ее будущие дела и намерения. Как художник и мыслитель, он увидел в европейском фашизме чудовищное извращение смысла жизни, отступление вспять от идеалов, выработанных многовековыми усилиями мировой культуры.

Цивилизация, какой она предстала в обобщенных картинах являла пример превращения человека в робота с однолинейной программой на умерщвление действительности, на обрыв творческих социальных и нравственных связей в обществе и истории: миллионы людей в гитлеровской империи «могли теперь не работать, а лишь приветствовать: кроме них были еще сонмы и племена, которые сидели в канцеляриях и письменно, оптически, музыкально, мысленно, психически утверждали владычество гения-спасителя, оставаясь, сами безмолвными и безымянными». Гармонический человек с его верой в разум и добро, грезившийся передовым умам XIX века, исчез - процесс духовного распада порождал усовершенствованных уродов, увлекаемых «мусорным ветром» милитаризма на суету перед немой силой исторического рока, «смысла которого суетящиеся не понимают».

«Фашизм… кончится», писал А. Платонов в 30-е годы, «уничтожение… злодеев является естественным жизненным делом», бездушная гитлеровская военная машина будет остановлена и уничтожена советским народом, ибо «нигде нет большего ощущения связи и родства людей между собою, как у нас». Во время войны, ожидая мобилизации в действующую армию, А. Платонов несколько месяцев провел в Уфе с семьей, пока не пришел вызов из Союза писателей на службу в армейской печати.

А. Платонов, не теряя времени, исподволь изучает и накапливает военный материал, встречаясь с прибывшими с фронта ранеными. Так был открыт художником «новый металл» в характере сражающегося народа: «твердый и вязкий, упругий и жесткий, чуткий и вечный, возрождающий сам себя против усилия его разрушить».

Люди, знавшие А. Платонова в то время, вспоминали впоследствии, что во внешности писателя было что-то от мастерового, рабочего человека, в силу необходимости ставшего солдатом, чтобы защитить свою родину. Был он мягок и прост в обращении, умел найти свое слово для каждого - будь то солдат, генерал, старуха крестьянка или ребенок. Говорил глуховатым, низким голосом, спокойно и ровно. Но порой бывал и резок, колюч, всегда абсолютно нетерпим к фальши и хвастовству. Цепкий, острый взгляд его насквозь видел собеседника.

Особенно душевно умел Платонов разговаривать с солдатами - тружениками войны. Духом крестьянской основательности и домовитости существования и поведения нашего народа на войне проникнуты и многие рассказы А. Платонова, герои которых не утратили житейского интереса к обыденному, к мелочам, к повседневности, ко всему тому, из чего складываются заботы мирного труженика.

Наряду с трудным освоением жизни, вырабатывающим в людях терпение, глубокое чувство сообщества и родства, чадолюбие, уверенность во всепобеждающей силе работы, житейский талант, глубокое понимание природы, в русском человеке, по А. Платонову, уживается странная и неразумная любовь к убыточным стихиям - пожарам, наводнениям, бурям, грозам.

Притягательную силу этих стихий для человека писатель объясняет тайной надеждой людей на перемену в жизни, их стремлением к свободе и разнообразию, к полному самовыражению характеров: «Россия обильна людьми, а не числом их… разнохарактерностью и своеобразием каждого человека… Фома и Ерема, по сказке, братья, но вся их жизнь занята заботой, чтобы ни в чем не походить один на другого».

Из природных стихий А. Платонов любил ливневую грозу, кинжально сверкающие во мраке молнии, сопровождаемые мощными раскатами грома. Классические образцы мятежной пейзажной живописи представил он в рассказах «Июльская гроза» и «В прекрасном и яростном мире».

По образной пластике и эмоциональному накалу в прозе А. Платонова трудно найти другие картины природы, которые превосходили бы его же описание грозы.

Разнообразие характеров, составляющих нацию, воспитывает в народе отношение к отдельному человеку как к тайне, чуду, к единственности и неповторимости его личности, отношение опять же терпеливое, понимающее, незлобивое, умеющее прощать, уживаться с непохожим, обращать эту непохожесть в строительный материал для собственной души

К прелести человека, как и к тайне природной стихии, свободной в своем движении, нельзя привыкнуть или стать равнодушным, а живое чувство сопричастности действительности всегда сопровождается созиданием человеческого в человеке.

«К войне, раз уж она случилась, русский человек относится не со страхом, а тоже со страстным чувством заинтересованности, стремясь обратить ее катастрофическую силу в творческую энергию для преобразования своей мучительной судьбы, как было в прошлую войну или для сокрушения всемирно-исторического зла фашизма, как происходит дело в нынешнюю войну».

А. Платонов понимал: советский человек не сразу сделался воином, и солдат, защитник Отечества, родился в нем не тогда, когда он взял в руки оружие, а значительно раньше.

Более того: война в прозе А. Платонова - непосредственная, прямая выработка социально-нравственной истины для всего человечества, а подвиг и смерть во имя народа и его идеалов - прозрение тайны и смысла человеческого существования, высшее творчество счастья и жизни.

А этот бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила - это наш страшный сон. В нём многие помрут, не очнувшись, но человечество проснётся, и будет опять хлеб у всех, люди будут читать книги, будет музыка и тихие солнечные дни с облаками на небе, будут города и деревни, люди будут опять простыми, и душа их станет полной…» И Одинцову представилась вдруг пустая душа в живом, движущемся мертвяке, и этот мертвяк сначала убивает всех живущих, а потом теряет самого себя, потому что ему нет смысла для существования, и он не понимает, что это такое, он пребывает в постоянном ожесточенном беспокойстве». Война и смерть идут рядом.

Современники А. Платонова, грудью защитившие нашу страну от врага, поняли и подтвердили мысль автора о том, что человек, если он настоящий «одухотворенный» человек, в невыносимо трудных ситуациях боя отключает свой инстинкт самосохранения и силой своего духа побеждает врага.

Проза А. Платонова затрагивала самые сокровенные чувства и мысли человека на войне, те, до которых человек неминуемо доходит самостоятельно в грозных обстоятельствах и которые служат ему одновременно и утешением в судьбе, и надеждой, и правом поступать именно так, а не иначе.

Народный характер Отечественной войны определяется в прозе А. Платонова главным образом естественным восстанием всей русской истории, союза многих поколений против фашизма - в великой битве с врагом защищались от уничтожения исконное русское правдоискательство, традиционный национальный дух, который «имеет интегральное значение», потому что он «объединяет каждого человека с его народом напрямую, объединяет с живыми и умершими поколениями его Родины»

В военных рассказах дума о сражающемся народе как о кровном сообществе живых с павшими и отошедшими в прошлое поколениями особенной силой владеет душой и сердцем писателя.

А. Платонов выражает эту думу не только публицистически, что само по себе нетрудно, но стремится воплотить ее в образах, сделать реальной, осязаемо силой в борьбе с фашизмом. В этом неповторимое своеобразие прозы А. Платонова военных лет, объясняющее ее странность, ее высокие достоинства и вместе с тем необходимые издержки: в попытках пробиться сквозь очевидное, временное и подверженное смерти, к духовному и вечному, к непобедимой субстанции народного существования художник порой «интегрировал» конкретных людей до вечного русского человека, до чистого духа, до того главного, что уже не является индивидуальным, а составляет нацию в ее стремлении к правде, красоте и истине.

Задача, которую поставил перед собой А. Платонов, показать характер советского человека в Отечественной войне как итог многовековой работы народа и в то же время укоренить его в истории - не из легких.

Ее выполнение требовало мирного, спокойного времени и неторопливого эпоса. Но А. Платонов не оставил решения «на потом», он ясно понимал: победа в войне обеспечивается не только прочным металлом и истребительной мощью оружия, но и духовным состоянием солдата, его ощущением кровной связи поколений, доверивших ему свое будущее.

Фраза «человек отдает себя народу» для А. Платонова не метафора, а точная, конкретная мысль, которая несет в себе еще и ту истину, что отданное народу хранится тем свято и бережно.

А. Платонов стремился раскрыть в образах сам процесс духовного обмена между поколениями и движение истории; и то и другое входило в его понимание народа как постоянно саморазвивающейся и самосохраняющейся целостности, схваченной кровным родством и общностью идеалов через матерей, отцов, дедов, детей, внуков, правнуков.

А. Платонов необычайно чутко чувствует ситуацию необходимого обрыва в созидании действительности, момент равностояния между жизнью и смертью, «ничейную территорию» будущего, на которой должен решиться вопрос, чему существовать на земле - смыслу и счастью или хаосу и отчаянию.

Платонов Андрей

Ночной ветер ревел над поблекшей осенней природой. Он шевелил лужи и не давал остынуть грязи. Хорошее узкое шоссе вело на холм, а по сторонам дороги была та безлюдная унылая глушь, какая бывает в русском уезде. День еще не совсем кончился, но дикий ветер нагонял сон и тоску.

Поэтому в усадьбе на холме уже горел огонь - это оружие тепла и уюта против сырой тьмы, гонимой ветром с моря.

По шоссе проехал маленький автомобиль «Татра». В нем сидел одинокий человек. Он небрежно держал баранку руля левой рукой, а правой помахивал в такт своим рассуждениям. Вероятно, он забывал ногой нажимать на газ машина шла тихо. Только поэтому она и не свалилась в сточную канаву, так как человек иногда и левую руку снимал с руля, резким жестом - обеими руками - подтверждая свою невидимую мысль.

Навстречу мотору росли освещенные окна большого особняка, а с половины холма виднелись сырые поля, фермы, трубы фабрик - целая страна, занятая сейчас скорбной непогодой.

Пассажир автомобиля въехал прямо в открытый гараж и повалил подножкой машины ведро с водой.

Потушив машину, человек пошел в дом и начал звонить. Ему никто не вышел отворять, потому что дверь была открыта, а звонок не действовал.

Так-с! - сказал человек и догадался войти в незапертую дверь.

Большие комнаты жили пустыми, но все были сильно освещены. Назначение дома поэтому нельзя было определить: либо это зимнее помещение для обучения велосипедной езде, либо здесь жила семья, не оборудованная для жизни в таком солидном особняке.

Последняя дверь, в которую вошел приезжий, вела в жилую комнату. Она была меньше других и пахла человеком. Однако мебели и тут недоставало: только стол и стулья вокруг него. Зато за столом сидела хозяйка - молодая русая женщина, а на столе роскошная, даже ненужная пища. Так, обыкновенно, начинает кормить себя бедный человек после длинных годов плохого питания.

Женщина ждала приехавшего. Она даже не начинала есть эти яства, лишь слегка отщипывая от них. Она хотела дождаться мужа и с ним разделить наслаждение обильной еды. Это было хорошим чувством прежней бедности: каждый кусок делить пополам.

Женщина поднялась и притронулась к мокрому мужу.

Сергей, я ждала тебя раньше! - сказала она.

Да, а я приехал позже! - невнимательно ответил муж.

Налетевший дождь с ветром ударил по мрачному сплошному стеклу огромного окна.

Что это? - съежилась женщина.

Чистая вода! - разъяснил муж и проглотил что-то с тарелки.

Хочешь омара? - предложила жена.

Нет, дай-ка мне соленой капустки!

Женщина с печалью глядела на мужа - ей было скучно с этим молчаливым человеком, но она любила его и обречена на терпение. Она тихо спросила, чтобы рассеять себя:

Что тебе сказали в министерстве?

Ничего! - сообщил муж. - Женева провалилась: американцы отмели всякое равновесие в вооружении. Это ясно: равновесие выгодно слабому, а не сильному.

Почему? - не поняла жена.

Потому что Америка богаче нас и хочет быть сильней! И будет! Нам важно теперь качественно опередить ее…

Женщина ничего не понимала, но не настаивала в вопросах: она знала, что муж может тогда окончательно замолчать.

Дождь свирепел и метал потоки, преграждаемые окном. В такие минуты женщине делалось жалко раскинутых по всей земле людей и грустнее вспоминалась далекая родина - такая большая и такая беззащитная от своей величины.

А как качественно, Сережа? Вооружиться качественно, да?

Муж улыбнулся. В нем проснулась жалость к жене от робкого тона ее вопроса.

Качественно - это значит, что Англия должна производить не броненосцы и подводные лодки и даже не аэропланы - это слишком дорого, и Америка всегда опередит нас. У ней больше денег. Значит, количественно Америка нас задавит. А нам надо ввести в средства войны другие силы, более, так сказать, изящные и дешевые, но более едкие и разрушительные. Мы просто должны открыть новые боевые средства, сильнее старых по разрушительному качеству… Теперь тебе ясно, Машенька?

Да, вполне ясно, Сережа! Но что же это будет?

Что? Скажем, универсальный газ, который превращает с одинаковой скоростью и силой - и человека, и землю, и металл, и даже самый воздух - в некую пустоту, в то самое, чем полна вся вселенная - в эфир. Ну, этой силой еще может быть что теперь называют сверхэлектричеством. Это - как тебе сказать? - особые токи с очень высокой частотой пульса…

Женщина молчала. Мужу захотелось обнять ее, но он сдержался и продолжал:

Помнишь, к нам приезжал профессор Файт? Вот он работает над сверхэлектричеством для военного министерства…

Это рыжий потный старик? - спросила жена. - У, противный такой! Что же он сделал?

Пока умеет камни колоть на расстоянии километра. Наверное, дальше пойдет…

Супруги расстались. Муж пошел в лабораторию, занимавшую весь нижний полуподвал, а женщина села к телефону говорить с лондонскими подругами. От усадьбы до Лондона - 22 километра по счетчику автомобиля.

Оборудование лаборатории указывало, что здесь может работать химик и электротехник. Тот, кого женщина наверху называла Сергеем, здесь превращался в инженера Серденко - имя никому не известное, даже специалистам.

Если раньше инженер делал открытие, то его находила слава. У Серденко происходило наоборот - с каждым новым изобретением его имя делалось все забвеннее и бесславнее. Ни один печатный листок никогда не упоминал про работы инженера Серденко, только холодные люди из военного министерства все более охотно подписывали ему ассигновки из секретных фондов. Да еще два-три высококвалифицированных эксперта, обреченных на вечное молчание, изредка давали заключения по изобретениям Серденко.

Душа Серденко состояла из мрачной безмолвной любви к жене и обожания России - бедной и роскошной ржаной страны. Именно воображение соломенных хат на ровном пространстве, обширном, как небо, успокаивало Серденко.

Я вас еще увижу! - говорил он себе - и этой надеждой прогонял ночную усталость. <…>

Ему давали очень жесткие короткие сроки для исполнения заданий, поэтому он успевал их выполнять только за счет сокращения сна.

Нынче тоже Серденко не собирался спать. Пустынные залы лаборатории были населены дикими существами точных и дорогих аппаратов.

Серденко сел за огромный стол, взял газету и стал размышлять. Он верил, что можно доработаться до такого газа, который будет всеобщим разрушителем. Тогда Америка, с ее миллиардами, станет бессильной. История, с ее дорогой к трудовому коллективизму, превратится в фантазию. Наконец, все кипящее несметное безумное человечество можно сразу привести к одному знаменателю - и притом к такому, к какому захочет владелец или производитель универсального газа.

Книги о Великой Отечественной войне, написанные фронтовиками, - это истории о любви к Родине, о самопожертвовании во имя жизни, о мужестве, о героизме, о дружбе и, наконец, о людях. Эти книги о том, какой ценой добывалась Победа и какой на самом деле была эта война.

"Возвращение". Андрей Платонов

Рассказ Андрея Платонова "Возвращение" можно считать одним из самых сильных произведений о Великой Отечественной войне. Пронзительное, актуальное, многогранное. В свое время его не признали и запретили. Прошло не одно десятилетие, прежде чем советские писатели осознали, что тема адаптации "возвращенцев" к мирной жизни куда важнее, чем тема героизма советского воина. Ведь "возвращенцам" нужно было жить здесь и сейчас, тогда как война осталась в прошлом.

Возвращение с войны в мирную жизнь весьма мучительно, уверен Платонов. Люди отвыкают от мирной жизни, домом для них становится казарма, окоп, ежедневные бои, кровь. Чтобы перестроиться на "мирный лад", необходима тяжелая работа над собой. Жена - это не боевой товарищ. Любая медсестра в этом смысле куда ближе солдату. Она, как и солдат, видит ежедневные страдания и смерть. Героизм жены состоит в другом - сохранить детей и домашний очаг.

Кто такой Петр Иванов, сын вернувшегося с фронта Алексея Иванова? Это "дитя войны" в рассказе становится противовесом своему отцу. Обладая сознанием взрослого человека, он заменил мужчину в доме, когда Алексей Иванов был на фронте. И отношения между ним и отцом - пожалуй, самое интересное, что есть в произведении. Ведь они оба не умеют жить обычной мирной жизнью. Капитан Иванов забыл, каково это, а его сын этому не научился.

"Возвращение" можно перечитывать много раз, и рассказ всегда оставляет неизгладимое впечатление. Платоновский стиль письма - "язык наизнанку" - как никак хорошо отражает суть рассказа - "жизни наизнанку". Каждый день, проведенный на войне, человек мечтает вернуться домой. Но проходит четыре долгих года, и ты уже перестаешь понимать, что такое дом. Солдат возвращается и не может найти свое место в этом "новом-старом" мире.

Большинство из нас читали этот рассказ в школе или институте. В преддверии Дня Победы его обязательно стоит перечитать. Хотя бы для того, чтобы снова понять, почему капитан Алексей Иванов так и не смог уехать к своей случайной попутчице Маше, а спрыгнул с поезда, увидев бегущих детей. "Обнажившееся сердце" не позволило это сделать, страх, любовь или привычка - решать читателю.

"В списках не значился". Борис Васильев

Действие повести разворачивается в самом начале Великой Отечественной войны в Брестской крепости, которая одной из первых приняла на себя удар немецкой армии. Главный герой — 19-летний лейтенант Николай Плужников, только что закончивший военное училище, прибыл в крепость в ночь на 22 июня. Его еще не успели внести в войсковые списки и, наверное, он мог бы уехать подальше от войны, но без колебаний он становится на защиту крепости, а значит, Родины и … своей невесты.

Эта книга по праву считается одним из лучших произведений о войне. Борис Васильев, сам участник боевых действий, писал о том, что ему близко — о любви, мужестве, героизме, и, в первую очередь, о человеке. О тех, кто жил и отчаянно сражался вопреки всему - голоду, холоду, одиночеству, отсутствию помощи, кто верил в победу, несмотря ни на что, о тех, кого "убить можно, а победить нельзя".

В неравном бою с врагом Плужников до последнего защищает крепость. И в этих сложных условиях сил ему придает любовь. Любовь заставляет надеяться, верить и не дает опустить руки. Он не узнал о гибели любимой и, наверное, именно уверенность в том, что она спаслась, дала ему сил продержаться в крепости до весны 1942 года, когда стало известно, что немцы не вошли в Москву.

За этот год вчерашний выпускник военного училища превратился в опытного бойца. Повзрослевший и утративший юношеские иллюзии, он стал последним защитником крепости, героем, которому даже немецкие солдаты и офицеры отдавали воинские почести. "Брестская крепость не сдалась, она истекала кровью", — так написал Борис Васильев о тех, самых страшных, первых днях войны. Сколько их, неизвестных, безымянных солдат, погибших на этой войне. О них эта книга - "Не так уж важно, где лежат наши сыновья. Важно только то, за что они погибли".

"Живи и помни". Валентин Распутин

1945 год. В родное село Атамановка после ранения и лечения в госпитале возвращается Андрей Гуськов. Но возвращение это совсем не героическое — он дезертир, из-за минутной слабости сбежавший с фронта в родные места. Неплохой человек, честно отвоевавший три с половиной года, теперь живет в тайге, как дикий зверь. О своем поступке он смог рассказать только одному человеку — своей жене Настене, которая вынуждена скрывать его даже от родных. Для нее их тайные, украдкой, редкие свидания, сродни греху. А когда выясняется, что она беременна, а по селу поползли слухи, что муж ее не погиб и скрывается поблизости, Настена буквально оказывается в тупике и находит лишь один выход…

"Живи и помни" — повесть о том, как война перевернула жизни двух людей, вырвав их из привычного уклада, о тех нравственных вопросах, которые война поставила перед людьми, о духовном перерождении, которое приходится пережить героям.

"Момент истины". Владимир Богомолов

1944 год. Белоруссия. В прифронтовой зоне действует группа немецких агентов, которые передают врагу информацию о советских войсках. Найти отряд лазутчиков поручают небольшой группе разведчиков СМЕРШ под руководством капитана Алехина.

Роман интересен в первую очередь тем, что он рассказывает о деятельности советской контрразведки в годы войны и основан на реальных событиях, в нем много фактов, подтвержденных документами.

История о том, как люди, каждый со своей судьбой и переживаниями, собирают информацию буквально по крупицам, как они ее анализируют, и на основе этого делают выводы, чтобы найти и обезвредить противника, захватывает - в середине XX века не было ни компьютеров, ни камер видеонаблюдения, ни спутников, по которым можно было выяснить местонахождение любого человека на Земле…

Автор показывает работу СМЕРШевцев с разных сторон, рассказывает с позиции разных героев. Владимир Богомолов — фронтовик, которому довелось служить в СМЕРШ, что позволило с такой точностью описать самые мелкие детали работы контрразведки. В 1974 году, когда книга впервые была опубликована в журнале "Новый мир", она стала, как сказали бы сейчас, настоящим бестселлером. С тех пор книга была переведена на несколько языков и выдержала уже более 100 переизданий.

"Сын полка". Валентин Катаев

Историю Вани Солнцева, который несмотря на свой юный возраст, уже видел много горя и смертей, знает, наверное, каждый. Эта повесть входит в школьную программу, и, пожалуй, лучшего произведения для подрастающего поколения о войне найти трудно. Тяжелая судьба умного и опытного в военном деле ребенка, которому все же нужна и любовь, и забота, и ласка, не может не тронуть. Как любой мальчишка, Ваня может не слушать взрослых, не думая о том, какой может быть расплата за это. Его новая семья — солдаты-артиллеристы, как могут, стараются его беречь и, в меру сил, ласкать и баловать мальчонку. Но война беспощадна. Капитан, названный отец мальчишки, погибая просит однополчан позаботиться о ребенке. Командир артиллерийского полка отправляет Ваню в суворовское училище — сцена расставания самая трогательная в книге: солдаты собирают своего сына в дорогу, складывая немудреные его пожитки, отдавая буханку хлеба и погоны погибшего капитана…

"Сын полка" стал первым произведением, когда автор показывает войну через восприятие ребенка. История этой повести началась в 1943 году, когда Катаев в одном из воинских подразделений повстречал мальчонку в солдатской форме, перешитой специально для него. Солдаты нашли ребенка в блиндаже и забрали с собой. Мальчик постепенно привык и стал им настоящим сыном. Писатель, работавший в годы войны фронтовым корреспондентом, рассказывал, что, выезжая на передовую, часто сталкивался с сиротами, жившими при воинских подразделениях. Именно поэтому ему удалось так пронзительно рассказать историю Вани Солнцева.

Ночной ветер ревел над поблекшей осенней природой. Он шевелил лужи и не давал остынуть грязи. Хорошее узкое шоссе вело на холм, а по сторонам дороги была та безлюдная унылая глушь, какая бывает в русском уезде. День еще не совсем кончился, но дикий ветер нагонял сон и тоску.

Поэтому в усадьбе на холме уже горел огонь - это оружие тепла и уюта против сырой тьмы, гонимой ветром с моря.

По шоссе проехал маленький автомобиль «Татра». В нем сидел одинокий человек. Он небрежно держал баранку руля левой рукой, а правой помахивал в такт своим рассуждениям. Вероятно, он забывал ногой нажимать на газ машина шла тихо. Только поэтому она и не свалилась в сточную канаву, так как человек иногда и левую руку снимал с руля, резким жестом - обеими руками - подтверждая свою невидимую мысль.

Навстречу мотору росли освещенные окна большого особняка, а с половины холма виднелись сырые поля, фермы, трубы фабрик - целая страна, занятая сейчас скорбной непогодой.

Пассажир автомобиля въехал прямо в открытый гараж и повалил подножкой машины ведро с водой.

Потушив машину, человек пошел в дом и начал звонить. Ему никто не вышел отворять, потому что дверь была открыта, а звонок не действовал.

Так-с! - сказал человек и догадался войти в незапертую дверь.

Большие комнаты жили пустыми, но все были сильно освещены. Назначение дома поэтому нельзя было определить: либо это зимнее помещение для обучения велосипедной езде, либо здесь жила семья, не оборудованная для жизни в таком солидном особняке.

Последняя дверь, в которую вошел приезжий, вела в жилую комнату. Она была меньше других и пахла человеком. Однако мебели и тут недоставало: только стол и стулья вокруг него. Зато за столом сидела хозяйка - молодая русая женщина, а на столе роскошная, даже ненужная пища. Так, обыкновенно, начинает кормить себя бедный человек после длинных годов плохого питания.

Женщина ждала приехавшего. Она даже не начинала есть эти яства, лишь слегка отщипывая от них. Она хотела дождаться мужа и с ним разделить наслаждение обильной еды. Это было хорошим чувством прежней бедности: каждый кусок делить пополам.

Женщина поднялась и притронулась к мокрому мужу.

Сергей, я ждала тебя раньше! - сказала она.

Да, а я приехал позже! - невнимательно ответил муж.

Налетевший дождь с ветром ударил по мрачному сплошному стеклу огромного окна.

Что это? - съежилась женщина.

Чистая вода! - разъяснил муж и проглотил что-то с тарелки.

Хочешь омара? - предложила жена.

Нет, дай-ка мне соленой капустки!

Женщина с печалью глядела на мужа - ей было скучно с этим молчаливым человеком, но она любила его и обречена на терпение. Она тихо спросила, чтобы рассеять себя:

Что тебе сказали в министерстве?

Ничего! - сообщил муж. - Женева провалилась: американцы отмели всякое равновесие в вооружении. Это ясно: равновесие выгодно слабому, а не сильному.

Почему? - не поняла жена.

Потому что Америка богаче нас и хочет быть сильней! И будет! Нам важно теперь качественно опередить ее…

Женщина ничего не понимала, но не настаивала в вопросах: она знала, что муж может тогда окончательно замолчать.

Дождь свирепел и метал потоки, преграждаемые окном. В такие минуты женщине делалось жалко раскинутых по всей земле людей и грустнее вспоминалась далекая родина - такая большая и такая беззащитная от своей величины.

А как качественно, Сережа? Вооружиться качественно, да?

Муж улыбнулся. В нем проснулась жалость к жене от робкого тона ее вопроса.

Качественно - это значит, что Англия должна производить не броненосцы и подводные лодки и даже не аэропланы - это слишком дорого, и Америка всегда опередит нас. У ней больше денег. Значит, количественно Америка нас задавит. А нам надо ввести в средства войны другие силы, более, так сказать, изящные и дешевые, но более едкие и разрушительные. Мы просто должны открыть новые боевые средства, сильнее старых по разрушительному качеству… Теперь тебе ясно, Машенька?

Да, вполне ясно, Сережа! Но что же это будет?

Что? Скажем, универсальный газ, который превращает с одинаковой скоростью и силой - и человека, и землю, и металл, и даже самый воздух - в некую пустоту, в то самое, чем полна вся вселенная - в эфир. Ну, этой силой еще может быть что теперь называют сверхэлектричеством. Это - как тебе сказать? - особые токи с очень высокой частотой пульса…

Женщина молчала. Мужу захотелось обнять ее, но он сдержался и продолжал:

Помнишь, к нам приезжал профессор Файт? Вот он работает над сверхэлектричеством для военного министерства…

Это рыжий потный старик? - спросила жена. - У, противный такой! Что же он сделал?

Пока умеет камни колоть на расстоянии километра. Наверное, дальше пойдет…

Супруги расстались. Муж пошел в лабораторию, занимавшую весь нижний полуподвал, а женщина села к телефону говорить с лондонскими подругами. От усадьбы до Лондона - 22 километра по счетчику автомобиля.

Оборудование лаборатории указывало, что здесь может работать химик и электротехник. Тот, кого женщина наверху называла Сергеем, здесь превращался в инженера Серденко - имя никому не известное, даже специалистам.

Если раньше инженер делал открытие, то его находила слава. У Серденко происходило наоборот - с каждым новым изобретением его имя делалось все забвеннее и бесславнее. Ни один печатный листок никогда не упоминал про работы инженера Серденко, только холодные люди из военного министерства все более охотно подписывали ему ассигновки из секретных фондов. Да еще два-три высококвалифицированных эксперта, обреченных на вечное молчание, изредка давали заключения по изобретениям Серденко.

Душа Серденко состояла из мрачной безмолвной любви к жене и обожания России - бедной и роскошной ржаной страны. Именно воображение соломенных хат на ровном пространстве, обширном, как небо, успокаивало Серденко.

Я вас еще увижу! - говорил он себе - и этой надеждой прогонял ночную усталость.

Ему давали очень жесткие короткие сроки для исполнения заданий, поэтому он успевал их выполнять только за счет сокращения сна.

Нынче тоже Серденко не собирался спать. Пустынные залы лаборатории были населены дикими существами точных и дорогих аппаратов.

Серденко сел за огромный стол, взял газету и стал размышлять. Он верил, что можно доработаться до такого газа, который будет всеобщим разрушителем. Тогда Америка, с ее миллиардами, станет бессильной. История, с ее дорогой к трудовому коллективизму, превратится в фантазию. Наконец, все кипящее несметное безумное человечество можно сразу привести к одному знаменателю - и притом к такому, к какому захочет владелец или производитель универсального газа.

Серденко чувствовал напрягающийся восторг в своем сердце и меж исполнением обычных изобретений постоянно и неутомимо думал о своей главной цели.

Что такое тот отравляющий состав, который он испытывал месяц назад? Водные источники будут отравлены, люди начнут умирать от жажды, но ведь возможно и противоядие - обратно действующее вещество! И Серденко уже сам знает его состав.

Вот профессор Файт удовлетворительно может с земли размагничивать магнето у аэропланов. Ну и что же - магнето у моторов можно оградить от действия размагничивающих волн!

Нет! Это бег с препятствиями, а не остановка перед идеалом! Серденко же думал о другом - о боевом средстве, которому нет противника, для которого не найдешь в природе противоядия в течение первых десяти лет. А за десять лет можно окончательно смирить мир.

Ветер на дворе превратился в вихрь и штурмовал беззащитную ночную землю.

Жена инженера спала наверху на узком диване.