Алиса Никольская

Андрей Прикотенко: Русскому актеру несвойственна трагедия

Завершившийся в апреле фестиваль "Золотая Маска" открыл широкой публике новое режиссерское имя – Андрей ПРИКОТЕНКО. Его озорной, изобретательный спектакль "Эдип-царь", поставленный в Санкт-Петербургском театре на Литейном, получил спецприз жюри и большое количество положительных отзывов. А недавно Прикотенко выпустил премьеру в Москве: в Новом драматическом театре он поставил "Гамлета". Мы встретились с режиссером после премьеры.

– Андрей, в одном из своих интервью вы сказали, что в театре вам интересно быть рассказчиком историй. Почему вы предпочли именно такую интонацию?

– Мне кажется, что ситуация, когда зритель приходит в театр и начинает смотреть на сцену, сродни встрече двух людей, например нас с вами. Мы беседуем, я рассказываю вам какую-то историю, которая имеет содержание и производит на вас впечатление, и мы вместе делаем из нее какой-то вывод. Другое дело, что в театре больше средств, есть музыка, пластика и так далее. Мне кажется, что зрителю интересно, когда не просто ведут его по так называемой канве, а общаются с ним, разговаривают. Более того, законы, которые выведены Аристотелем, никто в наше время не отменял: в спектакле должна быть фабула.

– Но ведь позиция рассказчика предполагает некую отстраненность, это своего рода роль "от автора".

– Не обязательно. Я могу рассказывать историю разными средствами. В том числе и криком. Все зависит от того, насколько эта история имеет отношение ко мне, от степени участия. Ведь в жизни я могу и кричать, и шептать, и говорить обычным тоном. А есть вещи, которые необходимо рассказывать криком. Вообще, крик – хороший тон для спектакля. В крике есть содержание, обращение, энергетический посыл.

– Есть ощущение, что вам интересны прежде всего люди; к примеру, и в "Гамлете", и в "Эдипе" у вас полностью изъят процесс общения с потусторонними силами.

– Потому что на сцене интересно смотреть, что происходит с теми людьми, которых видит зритель. Но это не отменяет их взаимоотношений с высшими силами.

– Однако, глядя на вашего Гамлета, я понимаю, что ему совершенно не нужен призрак, чтобы осуществить свои намерения.

– Любой молодой человек взрослеет. В данном случае – посредством определенных событий. Я не думаю, что Гамлету не нужен призрак. Но главное здесь то, что, когда человек однажды преступает некие нравственные нормы, они перестают для него существовать. Это ведь происходит не только с Клавдием, но и с Гамлетом. В какой-то момент принц оказывается перед выбором: можно не мстить, забыть про эту историю, но ничегонеделание здесь – тоже некое отступление от нравственных норм. С другой стороны, мстить тоже тяжело. Вот Гамлет и мается столько времени, совершая-таки в результате выбор. Думаю, он и сам не знает, нравственен его поступок или нет. Но мне очень важно, что последняя его фраза в спектакле – "Храни вас Бог!" Это значит, что у него остался какой-то человеческий камертон. Гамлет проходит путь от ничем не обремененного подростка до мужчины, который совершает поступок, не зная его нравственной цены. Очень жизненная ситуация, в которой каждый из нас порой оказывается.

– А почему в вашем спектакле отсутствует Фортинбрас?

– Наш спектакль называется "Эльсинор". Речь идет о замке, который в результате исчезает с лица земли. Это место уже вытоптано людьми, и оно должно отдохнуть. На его месте когда-нибудь, возможно, возникнет что-то другое, но сейчас здесь не до Фортинбраса. Во-вторых, это вопрос композиционный. Ведь, когда в финале появляется новый персонаж, это вызывает у зрителя только недоумение. У Шекспира в первоисточнике Фортинбрас был выписан лучше. Но уже во втором или третьем издании Шекспира, с которого и сделан наш русский перевод, Фортинбрас практически не обозначен, о нем есть только несколько упоминаний и пара микроэпизодиков. А этого мало.

– "Гамлет" продемонстрировал ваше владение большим сценическим пространством, однако вы говорили, что из академии вы все выходили комнатными режиссерами. Что вы имели в виду?

– Все очень просто. Учебный театр Санкт-Петербургской театральной академии в какой-то момент варварски закрыли на ремонт, и у нас не было возможности практиковаться на большой сцене. И все спектакли, которые делали выпускники нашей академии, делались в комнате. Отсутствовала возможность работать с нормальным пространством.

– Поэтому вы и уехали в провинцию?

– Не только. Я думаю, что это наиболее трезвый шаг для любого молодого режиссера, выпускника высшего учебного заведения – уехать на менее престижное пространство. Ведь, если ты первый спектакль делаешь в столице и он вдруг оказывается неудачным, потом сложнее восстанавливать свою репутацию. Съедят сразу. Лучше поехать в провинциальный театр – там большое здание, весь набор техники, труппа. Кроме того, у любого выпускника всегда стоит вопрос: где ставить? Кому они нужны, эти выпускники? Только как дешевая рабочая сила, да и то не всегда. У меня так получилось, что можно было сделать спектакль в Новосибирске, в театре "Старый дом". Там я поставил пьесу современного драматурга Юрия Рогозина "Санька-встанька" (спектакль назывался "Саня, Санька, Александр"). Потом я поставил три спектакля в Орле, в Академическом театре им.Тургенева: две сказки, "Маугли" и "Конек-Горбунок", и "Дни нашей жизни" Леонида Андреева.

– Сказки? Мне кажется, что вы совсем не сказочный режиссер.

– А что во мне такого несказочного? Я ведь не довожу зрителей до самоубийства в финале своих спектаклей.

Кстати, русскому артисту несвойственна трагедия. Видимо, это зависит от того, что мы – равнинные люди, а в равнине есть сентиментальность. В горах есть обращение к небу, а у нас все более земное. Так что русская драматургия, как и русский артист, – хлебом не корми, дай слезу выбить. А трагедия сентиментальности не признает. Когда в трагедии появляется сентиментальность, сразу возникает пошлость. Так вот, как поставлю я какую-нибудь хорошую русскую пьесу, сделаю мягкий, трогательный спектакль, так вы и увидите, что я совсем не жестокий.

– Как большинство режиссеров вашего поколения, вы существуете в статусе свободного художника. Не хотите ни к чему привязываться?

– Хочу. Но к чему? Было бы к чему привязаться – привязался бы. А сейчас нет такой возможности. Понимаете, мне должны сделать предложение, от которого я мог бы отказаться, но не откажусь. А быть "очередным режиссером" при ком-то – это не для меня.

– Сейчас среди режиссеров стало принято формировать свою творческую команду и с ней кочевать по разным театрам и разным городам. Вам интересна такая ситуация?

– Интересна. С постановочной командой всегда удобнее работать. Сейчас такая команда у меня складывается. Это художник Эмиль Капелюш, с которым мы будем скоро делать еще один спектакль в Петербурге; Николай Якимов, который занимается звуковым оформлением; Наташа Дмитриева, художник по костюмам, – мы с ней вместе выпускались и вот делаем уже пятый спектакль; Женя Ганзбург, художник по свету. А артисты – к ним всегда привыкаешь. Когда, допустим, делаешь очередную работу в определенном театре, всегда тяготеешь к "своим", возникает ощущение больших возможностей, общего языка. При подобном взаимопонимании появляются нюансы, невозможные при коротком знакомстве.

– Конечно. Хотя слово "авторитет" здесь звучит не очень удачно, оно исковеркано тюремными ассоциациями. Но так и быть. Для меня был и останется авторитетом Лев Абрамович Додин, с ним у меня связаны самые сильные театральные впечатления, я вырос на его спектаклях. Мой педагог, Вениамин Михайлович Фильштинский, для меня авторитет, в первую очередь, по-человечески. Есть и более отдаленные во времени фигуры – Станиславский, например. Мне очень важна некая цепочка: ведь мой учитель учился у другого, а тот, в свою очередь, у того, кто впрямую учился у Станиславского. Эту взаимосвязь необходимо сохранить.

– Сегодняшнее поколение тридцатилетних выражено на театре чрезвычайно ярко. Вы ощущаете себя частью поколения как единого целого?

– Безусловно. Мы выросли на рубеже эпох, у нас был такой характерный момент: когда мы взрослели, открывали глаза на мир, мир этот был в большой степени неопределенным, он менялся, ценности его разрушались, воздвигались новые и тут же опять падали. Мы – поколение из времени переломов. Те, кто идет следом, существуют спокойнее, они более цельные по самоощущению, а мы более разодранные, в нас нет этой цельности. Нельзя сказать, что мы – волна, как семидесятники, которые все вместе пели песни, целовались, смотрели фильмы, слушали музыку. В какой-то момент среди нас появилась разобщенность, одни пошли в одну сторону, другие – в другую. Мы вообще поколение одиноких. Мы были рождены в то время, когда люди сильно тяготели друг к другу – последние советские моменты. Мы росли в пионерских дружинах, в октябрятских звеньях, нас приучали к массовости. А потом мир оказался до такой степени жесток к этим идеям, что каждый человек понял: только он один может себе помочь. И все активно замкнулись. Наверное, наше поколение более всего понимает сильные и слабые стороны одиночества.

Недавно я посмотрела в Театре «На Литейном» новый спектакль «Эдип-царь», к слову, завоевавший приз «Золотая маска» этого года, который произвел на меня сильное впечатление. Особенно понравилось то, что звучит он очень современно, злободневно.

Казалось бы, что может быть величественнее и незыблемее древнегреческой трагедии, написанной почти два с половиной тысячелетия назад? Но на сцене совсем не мифические, а вполне реальные, живые люди, их мысли и чувства тоже не мифические, а очень понятные, отзывающиеся в сердце зрителя. Мне сразу же захотелось побеседовать с создателем этого спектакля. Тем более, что для этого далеко идти мне не пришлось. Дело в том, что режиссер «Эдипа-царя» Андрей Прикотенко - мой сосед! Уже почти 20 лет он живет в одном со мной доме на Заневском проспекте и не просто рядом, а за стенкой!

Андрей, каковы Ваши жизненные приоритеты? Что Вы цените в людях? Что Вас в них восхищает, а что, наоборот, отталкивает?

Меня восхищает настоящность, подлинность человеческая, когда люди, если любят, так любят… короче, умеют быть честными. Восхищает доброта человеческая, ум, умение трудиться и достигать каких-то высоких результатов. И мне очень не нравится мещанство во всех его проявлениях, когда у людей мелкие идеалы, ничтожные ценности.

- Как вы сами себя оцениваете как человека и как режиссера? Легко ли актерам работать с Вами?

Мне трудно себя самому оценивать… говорят, что упрямый, что целеустремленный, думаю, так оно и есть. Я считаю, что театр - это, в первую очередь, сотворчество. Это принцип нашей мастерской, в которой все мы обучались. Создавать спектакль должны цельные личности - тогда это интересно. Когда это диалог, сотворчество - это намного интереснее, более того - без этого невозможно создать какое-то значимое произведение. Мне очень нравятся актеры, с которыми я сейчас работаю.

Какой режиссер, по Вашему мнению, предпочтительнее в театре - бывший в прошлом актером или занимающийся только этой профессией?

Режиссер в театре вообще должен знать все профессии, потому что он - тот единственный человек, который за все отвечает. И в первую очередь, он должен прекрасно знать актерскую профессию - это его самая главная обязанность.

- Актер, в Вашем понимании, - это «человек, произносящий не своим голосом не свои слова» или творец?

Конечно, творец - это однозначно!

- Но ведь актер в большей степени зависим, чем режиссер.

Почему? Все мы от чего-то зависимы. Хороший актер способен как угодно разворачиваться в роли и творить в ней.

- Почему Вы решили поставить именно «Эдипа»? С чего все для Вас начиналось?

Все должно начинаться с интереса. Мне давно хотелось поставить греческую трагедию. В этом понятии: «греческая трагедия» для каждого режиссера, для каждого театра есть какая-то извечная загадка. С одной стороны, это истоки театра, с другой - практическая невозможность взять эту высокую планку. Потом, у мифа есть своя особая притягательная энергия: древность, отдаленность во времени и вечность поднимаемых проблем.

- Какова основная идея этой постановки? О чем Ваш спектакль?

Я думаю, что это спектакль о подвиге человеческом. Эдипу, как известно, было предсказано, что он убьет своего отца и женится на своей матери. И вот, когда уже все становится ясно, когда все эти ужасные пророчества сбылись, то остается последнее: Эдипу еще было предсказано быть ослепленным. И этот-то шаг Эдип совершает уже по своей воле - он сам себя ослепляет. Это не случайность, это сознательная акция. Если попытаться проанализировать ситуацию, в которой человек совершил этот поступок, то ситуация эта страшная: он теряет все - теряет любимую жену, теряет государство, его должны изгнать… И в свете этой ситуации его поступок представляется, действительно, высочайшим актом проявления человеческой воли. Неслучайно Эдип потом, в следующей пьесе Софокла становится практически святым старцем.

Интересно, почему в «Эдипе» Вы использовали переводы четырех авторов? Для Софокла не нашлось своего Пастернака?

Да, мы делали компиляцию из разных переводов, потому что, если вы возьмете какой-то один из переводов и начнете сейчас читать, то увидите, что это трудный для восприятия текст. Некоторые выражения сегодня могут казаться просто смешными, поэтому нам приходилось делать адаптацию текста, чтобы он нормально звучал для современного уха.

Как Вы относитесь к предельно осовремененным постановкам, экранизациям Шекспира типа «Ромео и Джульетты» с Леонардо Ди Каприо?

Я думаю, что главное все-таки не в том, какие постановочные приемы использованы, а что получилось в результате. Главное, чтобы сделанное было талантливо, содержательно, эмоционально. Но вот с ди Каприо я начал фильм смотреть, но почему- то так и не досмотрел… Мне очень нравится старый Дзефиреллиевский фильм, хоть он уже и немножко наивным выглядит сейчас.

- Можете припомнить какие-нибудь курьезные моменты из театральной жизни?

Вообще, само по себе то, что в России люди приходят в театр - это уже курьез! На фоне общей мировой апатии театральной это выглядит как курьез: люди валом валят в театр, с азартом, с интересом смотрят на все, что там происходит. Нигде в мире нет такого внимания к театру, как у нас.

- Что Вы вкладываете в понятие «театр будущего»?

- «Театр будущего» - это, наверное, какое-то более внятное представление о художественной форме при сохранении, скажем так, критериев человеческих. Театр должен служить людям, он должен быть понятен для людей - вот это должно остаться непременно, тогда театр будет всегда современен.

- И, конечно, традиционный вопрос: Ваши творческие планы?

Сейчас мы репетируем в Театре на Литейном комедию Гольдони «Слуга двух господ», а потом есть еще идея сделать в этом же театре после его ремонта - там будет проведена реконструкция зрительного зала - всю фиванскую трилогию Софокла. Ну и, кроме того, я преподаю в Академии театрального искусства, то есть, будут какие-то работы и со студентами - очень хорошие ребята. И само по себе преподавание - интересное занятие, своеобразное, не похожее ни на актерство, ни на режиссуру.

- Спасибо за беседу! Успехов Вам, Андрей, на всех Ваших поприщах! Будем ждать Ваших новых спектаклей!

© Предоставлено театром «Старый дом». Андрей Прикотенко

13 Ноя 2017, 06:44

Петербуржец Андрей Прикотенко стал главным режиссером новосибирского «Старого дома», чтобы обратиться к современным темам и текстам и перетряхнуть репертуар. Каким будет его «Гамлет» практически без Шекспира, стагнирует ли творческий процесс в России из-за посадок театральных деятелей и могут ли постановщики распутывать свои комплексы за счет зрителей - в интервью Тайге.инфо.

Тайга.инфо: В 2005 года вы говорили по поводу своего «Эдипа царя», что «мир сейчас находится на грани катастрофы, потому что на человека обрушен такой поток лицемерия и лжи, выдаваемых за веру и доброту, какого еще не было». Хочется подбить ощущения времени: как, по вашему, сейчас дела у мира?

— Мне не кажется, что он сильно насытился правдой и честностью с того времени.

Тайга.инфо: Может быть, вы просто человек такой, с катастрофическим мироощущением?

— Может быть. Мы сейчас задумали здесь такой спектакль — с катастрофическим мироощущением. Не покидает чувство глобальной катастрофы.

124994 «Без разрешения чиновников скоро нельзя будет дышать»

Тайга.инфо: Это вы про «Гамлета»?

— Угу. И это будет не Шекспир, вот в чем дело. Там не будет текста шекспировского и в переводе тоже, я сам все переписал. Традиционных переводов семь, а вообще их гораздо больше.

Тайга.инфо: Так зачем вам собственный текст, если столько работы уже сделали до вас?

— Ну, а зачем другие переводят эту пьесу? Хотят сделать более доступным для сегодняшнего уха и сознания язык? Не получится. Ты же берешь подстрочник и переводишь его более или менее удачно. Но Пастернак все равно лучше перевел. И зачем мне брать другие переводы, если они заведомо хуже и не способны сделать этот сюжет более актуальным, потому что все равно привязаны к подстрочнику? Ну вот вам и ответ на вопрос, почему не чей-то перевод.

В Малом драматическом театре у Льва Додина идет, там та же самая проблема: они взяли подстрочник и хотели сделать актуальный текст, созвучный тем мироощущениям, которыми живет Лев Абрамович. Он ярчайший гуманист нашего времени. Ничего не получилось, потому что когда смотришь спектакль, тебя не покидает ощущение, что, если ли бы вышел Лев Абрамович и рассказал, какие мысли его тревожат, какие мысли созвучны этому сюжету, было бы гораздо проще, понятнее, интереснее, было бы лучше, потому что артисты пытаются мироощущение Льва Абрамовича втиснуть в подстрочник Шекспира — и ничего не получается, никому ничего не понятно. Потому что «быть или не быть» — не актуально, «достойно ли смиряться под ударами судьбы» — не актуально. Человек хочет сказать что-то другое на эту тему, но говорит «быть или не быть», а дальше ему приходится напрягать жилы, таращить глаза, пытаться донести. Хочется сказать ему: «Да брось ты это „быть или не быть“, мы и так наизусть знаем, скажи про свое».

И в нашем спектакле нет подстрочника, там есть мое ощущение от окружающего мира. А сюжет «Гамлета» — вспомогательный инструмент, чтобы передать это мироощущение. В принципе, этого сюжета там могло и не быть. Я считаю, что он в какой-то степени вторичен для того текста, который возник. Там вообще получается скорее история о том, что Гамлета нет в нашем сегодня. Вся история произойдет в глубинах сознания главного героя. Весь мир вокруг будет выстроен по логике внутреннего мира героя, как когда-то в знаменитом спектакле Крэга-Станиславского. Совесть есть только внутри разума. В мире она уже погибла. Это трагическое ощущение. Пространство так же будет подчинено этому решению. То есть мы окажемся как бы внутри человека. Для этого будем фактически перестраивать театр полностью. Менять конфигурацию зрительного зала и сцены. А тексты многочисленных переводов, всего, что связано у человечества с этим сюжетом, и будут рефлексией Гамлета. То есть многоуровневое культурное наслоение и есть призрак. Совесть мучает нас, потому что нет в нашей жизни Гамлета. Отсюда и появился мой текст. Так будет и в спектакле.

Тайга.инфо: В Новосибирске мы пережили, как смогли, «Тангейзера», теперь следим за делом Серебренникова и боимся, кого следующего вызовут на допрос и отправят под домашний арест. Потому что . Что происходит и как это повлияет на работу театров в России в ближайшее время?

— Нас пугают, наверное. Пытаются указать наше место. По всей видимости, в «Седьмой студии» действительно были некие юридические нарушения. Предполагаю даже, что нарушения эти следствия неидеального законодательства. Видимо, у обвинения есть основания, чтобы организовать эту кампанию, но, если просто посмотреть, какое количество спектаклей, акций, лекций, концертов, других мероприятий там проходило, если посмотреть на всю деятельность, которая была организована в рассматриваемый период, за который пытаются привлечь людей к ответственности, то невооруженным глазом можно увидеть, что это гигантский труд.

136118 «Ни один директор не рискнет ставить со мной „Тангейзер“»

Этот труд состоялся, вокруг этого места возникло свое творческое поле, появилось огромное количество разного возраста одаренных людей, одержимых театром и искусством. И не замечать то, что это место стало явлением, нельзя. Я понимаю, что это не юридическое понятие. Я понимаю, что могли быть финансовые нарушения, что эти средства могли выводиться из-под налогообложения, вероятно, они их тратили на дело, но доказать это невозможно с юридической точки зрения. С фактической это очевидно и так! Объем работы, который ими сделан, абсолютно соразмерен тем средствам, которые им выделены. Мы все понимаем, что они сделали очень важное дело, они были подвижниками — а их за это судят.

Это, конечно, ужасно, но нужно не кричать в этой ситуации про низость власти (при том, что она действительно поступает низко), а признать, что ошибка была допущена, но в угоду благородному намерению, результату. Нужно принять во внимание, сколько всего сделано. Надо сбалансировать эти соображения, а не быть бесконечно во вражде. В любом случае мы на хамство не должны отвечать хамством. И нужно уповать на справедливость.

Тайга.инфо: Но что с театральным процессом, не встал ли он колом?

— Мне кажется наоборот. Театральная общественность доказала, что она единый организм, способный отстаивать своих друзей и коллег в беде. Не говоря уже о том, что выпущены спектакли Кирилла Серебренникова: «Маленькие трагедии» — замечательный, на мой взгляд, спектакль, и будет премьера балета «Нуреев» в Большом.

И в собственном творческом процессе я не ощущаю стагнации. Недавно в Московском театре сатиры мы сделали достаточно злой спектакль «ОПЕРАНИЩИХ» про несправедливость, про современную российскую реальность, насколько я себе это представляю верным в творческой акции. Конечно, это не было спектаклем док, но там все равно звучит сегодняшняя речь о сегодняшнем дне, там есть и про суд над Кириллом, и про несвободу. Мы играли в день, когда рассматривалось дело о продлении его ареста, и

Андрей Прикотенко: усилия к счастью

Спектакли режиссера Андрея Прикотенко стали заметным событием театральной жизни Петербурга. "Эдип-царь " был включен в программу XII Международного фестиваля "Балтийский дом" и получил премию "Золотой софит" в номинации "лучший спектакль". Вторая петербургская постановка этого режиссера - спектакль по пьесе Августа Стриндберга "Пляска смерти" - вызвала оживленную дискуссию в прессе. Корреспондент "ДН" на днях побеседовала с создателем спектакля.

Андрей, вы учились у профессора Вениамина Михайловича Фильшинского и были на курсе единственным режиссером. Проблем с обучением не возникало?

Нет. Напротив, в том имелись немалые достоинства. У нас в институте были и до сих пор есть актерско-режиссерс-кие курсы, где десять режиссеров никак не могут поделить между собой двадцать актеров. А в моем распоряжении был весь курс.

Но режиссура предполагает лидерство, а вы были равным среди равных.

Почему же так? Я лидером был, им и остался.

Вы были ассистентом у своего педагога на дипломных спектаклях. В чем заключались ваши обязанности?

Репетировал до определенного момента, приходил мастер и потом или он, или же мы вместе доводили спектакль до конечного результата.

Как проходило обретение самостоятельного опыта?

Это был спектакль в Новосибирске в театре "Старый дом". Назывался он "Саня, Санька, Александр" по пьесе Юрия Рогозина и стал действительно полноценным опытом в репертуарном театре. В том опыте была масса своеобразия, сложностей, множество прелестей. И очень во многом мне повезло. Повезло с артистом, который играл главную роль, - с Анатолием Уденским (сейчас он уже народный артист России), Повезло с театром, который реально отвечает своему названию: это театр-дом, дом единомышленников, дом людей, занимающихся общим делом. Повезло с финансированием: от Фонда Сороса получил достаточно большой по тем временам грант. Были деньги, были артисты, был художник, театр - все в наличии. И мы сделали неплохой спектакль.

Вас приглашали потом в другие города?

Да, я поставил две детские сказки - "Маугли" и "Конек-Горбунок". Еще был спектакль "Дни нашей жизни" по драме Леонида Андреева. А затем появилась и трагедия Софокла "Царь Эдип".

В этом спектакле вы придумали игровой и ироничный пролог. Уместна ли ирония в трагедии?

Если в жизни что-то уместно, то в любом жанре, значит, тоже. А почему нет? Вы думаете, люди, показанные в трагедии Софокла, были лишены чувства юмора? Юмор никоим образом не отменяет катарсиса, очищения. Думаю, в какой-то степени даже помогает ему.

Возникает ощущение, что вашему мировоззрению присущ острый драматизм: после Софокла появился Стриндберг?

Знаете, если бы все режиссеры могли выбирать репертуар согласно своему мироощущению, может, тогда возникала бы полная картина. А Стриндберга я не выбирал. Идея обращения к этому автору принадлежит Игорю Иванову. Иногда режиссер находит пьесу, иногда пьеса находит режиссера, как в случае со мной.

Почему сейчас повсеместно возник интерес к этому шведскому драматургу? Его пьесы идут в БДТ, в "Балтийском доме", Малом драматическом...

Мне трудно отвечать за создателей тех спектаклей. Но мне кажется, что этот автор еще не открыта России во всей полноте. МХАТ когда-то активно сосредоточился на Чехове и пропустил Стриндберга.

В пьесе показана семья, которая существует двадцать пять лет. И где-то на периферии сюжета - поединок супругов. Но все не просто. Главное е пьесе - история любви, любви давней и сильной. Хотя короткой. События в пьесе, развиваясь, подводят к простому, даже элементарному выводу - к мыс ли о том, что нужно любить друг друга. И если люди любят друг друга, им необходимо быть вместе. Тогда можно надеяться, что при определенных усилиях, активных усилиях с обеих сторон, возможно счастье. Без этого чувства, без любви, ничего не возможно.
А кроме того, история капитана, главного героя пьесы, очень похожа на историю моего отца. Та стихия, в которой оказался капитан, мне знакома. Она страшная. Но не хочу об этом говорить. Пусть люди, которые придут на спектакль, сами все увидят и почувствуют.

Беседовала Марина ДРОБЫШЕВА

Родился 4 января 1971 года в Ленинграде. Окончил СПГАТИ в 1998 году (курс В.М.Фильштинского).

С 2002 по 2007 год - основатель и руководитель мастерской Санкт-Петербургского театра на Литейном. Первый спектакль мастерской «Эдип царь» принес режиссеру известность и был награжден специальным призом жюри Российской национальной театральной премии и фестиваля «Золотая маска» (2003), высшей театральной премиейСанкт-Петербурга «Золотой софит» в номинации «Лучшая режиссерская работа» (2002).

В 2005 году поставил спектакль «Тартюф» в Новосибирском театре «Красный факел». Постановка признана «Лучшим спектаклем-ансамблем» на Региональном театральном фестивале «Сибирский транзит» (2006), лауреат в номинациях «Лучшая сценография» (Олег Головко) и «Лучшая мужская роль» (Игорь Белозёров — Тартюф) в новосибирском театральном конкурсе «Парадиз» (2006). «Тартюф» был представлен в основной программе Российской национальной театральной премии «Золотая маска» в 2007 г. в четырех номинациях.

С 2007 по 2009 годы руководил Рижским русским театром им М. Чехова, где поставил спектакли: «Дни нашей жизни» Л.Андреева, «Правила игры» (по мотивам повестей А.С. Пушкина «Пиковая дама» и «Метель» в интерпретации Н. Коляды и В. Сигарева), «Калека с острова Инишмаан» М. Макдонаха, «Дона Флор и два её мужа» Ж. Амаду.

С 2001 по 2006 годы работал в качестве старшего преподавателя кафедры режиссуры в СПбГАТИ (ныне РГИСИ), курс В.М.Фильштинского.

В период с 2010 по 2013 годы активно сотрудничал с БДТ им. Г.А. Товстоногова. Поставил спектакли «Лето одного года» Э.Томпсона, «Трактирщица» К.Гольдони, «Ревизор» Н.В.Гоголя, «Калека с острова Инишмаан» М.Макдонаха.

С 2013 года создает спектакли в известных московских театрах: «Пять вечеров» и «Дона Флор и два ее мужа» в театре Ленком, «#Операнищих» в академическом театре сатиры.

В 2016 году поставил спектакль «Вишневый сад» в Новосибирском государственном драматическом театре «Старый дом», который стал лауреатом новосибирского театрального конкурса «Парадиз» в номинациях «Лучшая режиссура» и «Лучшая мужская роль» (Анатолий Григорьев) в 2017 г.

В 2017 году приглашен в театр «Старый дом» на должность главного режиссера.

Андрей Прикотенко обладатель приза имени Олега Шейнциса «За художественное воплощение замысла спектакля» IV Всероссийского фестиваля «Русская комедия» в Ростове-на-Дону (спектакль «Чеховъ. Водевиль», Санкт-Петербургский театра Ленсовета).

Его спектакли принимали участие в Межрегиональном театральном фестивале «Ново-Сибирский транзит», Всероссийском фестивале «Реальный театр», Всероссийском фестивале «Голоса истории», Всероссийском фестивале «Зрительский успех», Международном фестивале М. Макдонаха, Международном фестивале древнегреческой драматургии, Международном театральном фестивале «Балтийский дом».

Спектакли

1. «Саня. Санька. Александр…» по пьесе Ю. Рогозина / Новосибирский государственный драматический театр «Старый дом» Новосибирск
2. «Маугли» Р. Киплинг/ Театр им. Тургенева, Орел
3. «Конек-Горбунок» П. Ершов / Театр им. Тургенева, Орел
4. «Дни нашей жизни» Л. Андреев / Театр им. Тургенева, Орел
5. «Эдип царь» Софокл / Санкт-Петербургский театр на Литейном
6. «Слуга двух господ» К. Гольдони / Санкт-Петербургский театр на Литейном
7. «Антигона» Софокл / Санкт-Петербургский театр на Литейном
8. «Вини-пух» А. Милн / Санкт-Петербургский театр на Литейном
9. «Пляска смерти» А. Стриндберг / Театральная артель, Санкт-Петербург
10. «Гамлет» Шекспир / Новый драматический театр, Москва
11. «Тартюф» Мольер / Новосибирский государственный академический драматический театр «Красный факел»
12. «Пролетая над богоугодным заведением» по пьесе «Ревизор» /СПбГАТИ, курс В.М. Фильштинского
13. «До свидания, мальчики» Б. Окуджава (совместно с В. М. Фильштинским) /СПбГАТИ, курс В. М. Фильштинского
14. « Золотой век» Д. Шостакович / Государственный академический Мариинский театр
15. «Дни нашей жизни» Л. Андреев / Рижский русский театр им. М. Чехова
16. «Калека с острова Инишмаан» М.Макдонах / Рижский русский театр им. М. Чехова
17. «Дона Флор и два ее мужа» Ж. Амаду / Рижский русский театр им. М. Чехова
18. «Правила игры» А. Пушкин по повести «Пиковая дама» и «Метель» / Рижский русский театр им. М. Чехова
19. «Лерка» по пьесам В. Сигарева / Театр-фестиваль«Балтийский дом», Санкт-Петербург
20. «Чеховъ. Водевиль» по водевилям А. П. Чехова / Санкт-Петербургский академический театр им. Ленсовета
21. «Сильвестр» В. Бочанов/ Новосибирский государственный академический драматический театр «Красный факел»
22. «Мой бедный Марат» А. Арбузов / Государственный драматический театр «Приют комедианта»
23. «Тартюф» Мольер / Театр-фестиваль «Балтийский дом», Санкт-Петербург
24. «Лето одного года» Э. Томпсон / Большой драматический театр им. Г.А. Товстоногова
25. «Пять вечеров» А. Володин /Московский государственный театр «Ленком»
26. «Трактирщица» К. Гольдони / Большой драматический театр им. Г.А. Товстоногова
27. «Ревизор» Н.В. Гоголь / Большой драматический театр им. Г.А. Товстоногова
28. «Калека с острова Инишмаан» М. Макдонах/ Большой драматический театр им. Г.А. Товстоногова
29. «Дона Флор и два ее мужа» Ж. Амаду / Московский государственный театр «Ленком»
30. «Вишневый сад» А.П. Чехов театр / Новосибирский государственный драматический театр «Старый дом»
31. «#Операнищих» / Московский академический драматический театр сатиры
32. «Sociopath/Гамлет» / Новосибирский государственный драматический театр «Старый дом»