ВЫСТУПЛЕНИЕ на ВСТРЕЧЕ

с ТВОРЧЕСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ

(1946 год)

Сталин. Что хотите мне сказать, товарищ Фадеев?

Фадеев (А. А. - в 1946-1954 годах генеральный секретарь Союза писателей СССР. - Ред.). Товарищ Сталин, мы пришли к Вам за советом. Многие считают, что наша литература и искусство как бы зашли в тупик. Мы не знаем, по какому пути их дальше развивать. Сегодня приходишь в один кинотеатр - стреляют, приходишь в другой - стреляют: повсюду идут кинофильмы, в которых герои без конца борются с врагами, где рекой льется человеческая кровь. Везде показывают одни недостатки и трудности. Народ устал от борьбы и крови.

Мы хотим попросить Вашего совета - как показывать в наших произведениях другую жизнь: жизнь будущего, в которой не будет крови и насилия, где не будет тех неимоверных трудностей, которые сегодня переживает наша страна. Одним словом, назрела необходимость рассказать о счастливой и безоблачной нашей будущей жизни.

Сталин. В Ваших рассуждениях, товарищ Фадеев, нет главного, нет марксистско-ленинского анализа задач, которые сейчас жизнь выдвигает перед литературными работниками, перед деятелями искусства.

Когда-то Петр 1 прорубил окно в Европу. Но после 1917 года империалисты основательно заколотили его и долгое время, боясь распространения социализма на их страны, перед Великой Отечественной войной представляли нас миру посредством своих радио, кино, газет и журналов как каких-то северных варваров - убийц с окровавленным ножом в зубах. Так они рисовали диктатуру пролетариата. Наших же людей изображали одетыми в лапти, в рубахах, подпоясанных веревкой и распивающих водку из самовара. И вдруг отсталая "лапотная" Россия, эти пещерные люди - недочеловеки, как нас изображала мировая буржуазия, разгромила наголову две могущественные силы в мире - фашистскую Германию и империалистическую Японию, перед которыми в страхе трепетал весь мир.

Сегодня мир хочет знать, что же это за люди, совершившие такой великий подвиг, спасший человечество.

А спасли человечество простые советские люди, которые без шума и треска, в труднейших условиях осуществили индустриализацию, провели коллективизацию, коренным образом укрепили обороноспособность страны и ценою своих жизней, во главе с коммунистами, разгромили врага. Ведь только за первые шесть месяцев войны на фронтах в боях погибло более 500 тысяч коммунистов, а всего во время войны - более трех миллионов. Это были лучшие из нас, благородные и кристально чистые, самоотверженные и бескорыстные борцы за социализм, за счастье народа. Их нам сейчас не хватает... Если бы они были живы, многие наши сегодняшние трудности уже были бы позади. Вот сегодняшняя задача нашей творческой советской интеллигенции и состоит в том, чтобы в своих произведениях всесторонне показать этого простого, прекрасного советского человека, раскрыть и показать лучшие черты его характера. В этом сегодня и состоит генеральная линия в развитии литературы и искусства.

Чем нам дорог литературный герой, созданный в свое время Николаем Островским в книге "Как закалялась сталь", Павел Корчагин?

Он дорог нам прежде всего своей безграничной преданностью революции, народу, делу социализма, своим бескорыстием.

Художественный образ в кино великого летчика нашего времени Валерия Чкалова способствовал воспитанию десятков тысяч бесстрашных советских соколов - летчиков, покрывших себя в годы Великой Отечественной войны неувядаемой славой, а славный герой кинокартины "Парень из нашего города" полковник-танкист Сергей Луконин - сотен тысяч героев-танкистов.

Нужно продолжать эту сложившуюся традицию - создавать таких литературных героев - борцов за коммунизм, на которых советским людям хотелось бы равняться, которым хотелось бы подражать.

У меня перечень вопросов, которые, как мне сказали, интересуют сегодня советскую творческую интеллигенцию. Если не будет возражений, я отвечу на них.

Возгласы из зала. Очень просим, товарищ Сталин! Ответьте, пожалуйста!

Вопрос. Какие главные недостатки, на Ваш взгляд, имеются в работе современных советских писателей, драматургов и кинорежиссеров?

Сталин. К сожалению, весьма существенные. В последнее время во многих литературных произведениях отчетливо просматриваются опасные тенденции, навеянные тлетворным влиянием разлагающегося Запада, а также вызванные к жизни подрывной деятельностью иностранных разведок. Все чаще на страницах советских литературных журналов появляются произведения, в которых советские люди - строители коммунизма изображаются в жалкой карикатурной форме. Высмеивается положительный герой, пропагандируется низкопоклонство перед иностранщиной, восхваляется космополитизм, присущий политическим отбросам общества.

В репертуарах театров советские пьесы вытесняются порочными пьесами зарубежных буржуазных авторов.

В кинофильмах появилось мелкотемье, искажение героической истории русского народа.

Вопрос. Насколько опасны в идеологическом отношении авангардистское направление в музыке и абстракционизм в произведениях художников и скульпторов?

Сталин. Сегодня под видом новаторства в музыкальном искусстве пытается пробиться в советской музыке формалистическое направление, а в художественном творчестве - абстрактная живопись. Иногда можно услышать вопрос: "Нужно ли таким великим людям, как большевики-ленинцы, заниматься мелочами - тратить время на критику абстрактной живописи и формалистической музыки. Пусть этим занимаются психиатры".

В такого рода вопросах звучит непонимание роли в идеологических диверсиях против нашей страны и особенно молодежи, которую играют эти явления. Ведь при их помощи пытаются выступать против принципов социалистического реализма в литературе и искусстве. Открыто это сделать невозможно, поэтому выступают под прикрытием. В так называемых абстрактных картинах нет реальных образов людей, которым бы хотелось подражать в борьбе за счастье народа, в борьбе за коммунизм, по пути которых хотелось бы идти. Это изображение заменено абстрактной мистикой, затушевывающей классовую борьбу социализма против капитализма. Сколько людей приходили во время войны вдохновиться на подвиги к памятнику Минину и Пожарскому на Красной площади! А на что может вдохновить груда ржавого железа, выдаваемая "новаторами" от скульптуры за произведение искусства? На что могут вдохновить абстрактные картины художников?

Именно в этом причина того, что современные американские финансовые магнаты, пропагандируя модернизм, платят за такого рода "произведения" баснословные гонорары, которые и не снились великим мастерам реалистического искусства.

Есть классовая подоплека и у так называемой западной популярной музыки, так называемого формалистического направления. Такого рода, с позволения сказать, музыка создается на ритмах, заимствованных у сект "трясунов", "танцы" которых, доводя людей до экстаза, превращают их в неуправляемых животных, способных на самые дикие поступки. Такого рода ритмы создаются при участии психиатров, строятся таким образом, чтобы воздействовать на подкорку мозга, на психику человека. Это своего рода музыкальная наркомания, попав под влияние которой человек уже ни о каких светлых идеалах думать не может, превращается в скота, его бесполезно призывать к революции, к построению коммунизма. Как видите, музыка тоже воюет.

Вопрос. В чем конкретно заключается подрывная деятельность агентуры иностранных разведок в области литературы и искусства?

Сталин. Говоря о дальнейшем развитии советской литературы и искусства, нельзя не учитывать, что они развиваются в условиях невиданного еще в истории размаха тайной войны, которую сегодня мировые империалистические круги развернули против нашей страны, в том числе в области литературы и искусства. Перед иностранной агентурой в нашей стране поставлена задача проникать в советские органы, ведающие делами культуры, захватывать в свои руки редакции газет и журналов, оказывать решающее воздействие на репертуарную политику театра и кино, на издание художественной литературы. Всячески препятствовать выходу в свет революционных произведений, воспитывающих патриотизм и поднимающих советский народ на коммунистическое строительство, поддерживать и продвигать в свет произведения, в которых проповедуется неверие в победу коммунистического строительства, пропагандируется и восхваляется капиталистический способ производства и буржуазный образ жизни.

В то же время перед иностранной агентурой поставлена задача добиваться в произведениях литературы и искусства пропаганды пессимизма, всякого рода упадничества и морального разложения.

Один ретивый американский сенатор сказал: "Если бы нам удалось показать в большевистской России наши кинофильмы ужасов, мы бы наверняка сорвали им коммунистическое строительство". Недаром Лев Толстой говорил, что литература и искусство - самые сильные формы внушения.

Надо серьезно подумать, кто и что у нас сегодня внушает при помощи литературы и искусства, положить конец идеологическим диверсиям в этой области, до конца пора, по-моему, понять и усвоить, что культура, являясь важной составной частью господствующей в обществе идеологии, всегда классовая и используется для защиты интересов господствующего класса, у нас для защиты интересов трудящихся - государства диктатуры пролетариата.

Нет искусства ради искусства, нет и не может быть каких-то "свободных", независимых от общества, как бы стоящих над этим обществом художников, писателей, поэтов, драматургов, режиссеров, журналистов. Они просто никому не нужны. Да таких людей и не существует, не может существовать.

Те же, кто не может или не хочет в силу пережитков, традиций старой контрреволюционной буржуазной интеллигенции, в силу неприятия и даже враждебности по отношению к власти рабочего класса преданно служить советскому народу, получат разрешение на выезд на постоянное место жительство за границу. Пусть они гам воочию убедятся, что означают на деле утверждения о пресловутой буржуазной "свободе творчества" в обществе, где все продается и покупается, а представители творческой интеллигенции полностью в своем творчестве зависят от денежного мешка финансовых магнатов.

К сожалению, товарищи, из-за острого дефицита времени я вынужден закончить нашу беседу.

Хочу надеяться, что в какой-то степени я все же ответил на интересующие вас вопросы. Думаю, что позиция ЦК ВКП(б) и Советского правительства по вопросам дальнейшего развития советских литературы и искусства вам ясна.

(По кн.: Жухрай В. Сталин: правда и ложь. М., 1996 . С. 245-251)

А.П. Чехов вошел в литературу 80-х годов XIX века как новатор, во многом не похожий ни на предшествующих, ни на окружавших его в то время писателей. Новаторство заключалось, в первую очередь, в выборе жанра: Чехов был мастером «малых форм», короткого рассказа. Также нетрадиционной была манера повествования, краткость, лаконизм; необычна и сама тематика рассказов. Так, одной из ведущих тем зрелого периода творчества Чехова становится изображение жизни русской интеллигенции. Используя разнообразные художественные средства, автор создал ряд ярких, типичных образов представителей трудовой и творческой интеллигенции, а также отразил проблемы и конфликты, возникавшие тогда в ее среде.
В рассказах вся интеллигенция как социальный слой, некая совокупность, людей, объединенных по профессиональному признаку и личным качествам, может быть разделена на трудовую (врачи, учителя) и творческую (артисты, художники, музыканты), причем такое разделение иногда даже перерастает в антитезу, например в рассказе «Попрыгунья». Здесь представители творческой интеллигенции описаны явно сатирически: автор с пренебрежением относится к художнику Рябовскому, равно как и ко всем артистам, музыкантам и литераторам, бывающим в доме Ольги Ивановны, главной героини. Подчеркивается наи- гранность, неестественность слов и поступков, однообразие и пошлость, царящие в «творческой» среде. Образ Ря- бовского снижен: Чехов иронизирует над вечным утомленным видом и фразой «Я устал», произносимой героем несколько раз с одной и той же театральной интонацией. Собственно, ход событий, развитие сюжета обнажают внутреннюю сущность, скрытые за приятной внешностью пороки Рябовского, считающего, как оказалось, любые свои действия, даже аморальные, оправданными «творческим» складом характера, непостоянством, склонностью к переменам.
В рассказе «Дом с мезонином» уже другой представитель творческой интеллигенции, художник, г-н N, показан с иных позиций. Повествование ведется от первого лица, автор как бы прячется за маску рассказчика и перепоручает повествование лицу, якобы принимавшему участие в описываемых событиях, что создает эффект присутствия. У читателя создается впечатление достоверности, правдивости истории. Никакой сатирической окраски образа нет, сама история любви художника и Жени Волча- ниновой довольно трагична. Но есть, пожалуй, и черта, общая для Рябовского и г-на N: безволие, неумение отстоять свои желания, интересы, убеждения; такие люди легко подвержены внешним воздействиям, они не борцы, предпочитают плыть по течению. Вероятно, поэтому судьба по воле автора даже не предоставляет им права нравственного выбора: для Рябовского моральных проблем вообще не существует, художник же, г-н N, оказался явно слабее обстоятельств.
Чехов презирал и высмеивал пошлость во всех ее проявлениях, в том числе и в творчестве. В рассказе «Ионыч» на вечере самой интеллигентной в городе С. семьи хозяйка читает роман, начинающийся словами: «Мороз крепчал...» Здесь Чехов демонстративно высмеивает литературные штампы, банальность, отсутствие новых, свежих идей и форм. Проблемы поиска нового в искусстве, в творчестве получат развитие в пьесах Чехова, в том числе в знаменитой «Чайке».
Не менее критично и строго изображает писатель и трудовую интеллигенцию. В основном это врачи, что, вероятно, связано с профессией Чехова, а также учителя как самая образованная часть интеллигенции, от которой зависит будущее. Своих героев, как правило, автор ставит перед выбором: приобщиться к серой массе пошлых, неинтересных людей, позволить втянуть себя в болото мещанского быта с его мелочностью и обыденностью или остаться личностью, сохранить человеческое достоинство, интерес к людям и ко всему новому. В рассказах показан весь спектр возможных решений проблемы. Пожалуй, крайним случаем является Беликов, герой рассказа «Человек в футляре». Образ типичен при всей гротескности; Беликов - человек ограниченный, живущий в своем маленьком, глухом, испуганном мире с одной мыслью: «Как бы чего не вышло». Чехов использует интересный художественный прием: перенос свойств человека, косвенно и иносказательно изображенных, на его вещи, прямо и конкретно: «И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике». Такие детали (как и многие другие, например, сам предмет, который преподавал Беликов, - греческий язык, мертвый, тоже помогающий герою уйти от реальности в свой мир) штрихами набрасывают четкий образ человека, живущего в «футляре», мешающего жить себе и другим, учителя, про которого коллега говорит: «Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие».
Беликов показан в рассказе статичным, застывшим. В другом рассказе, «Ионыч», Чехов изображает изменение внутреннего мира, деградацию человека, не воспротивившегося окружающей пошлости. Вначале героя зовут доктор Старцев, в финале - Ионыч. Чехов использует опять же деталь для изображения перемен в душе, в принципах, убеждениях, манере поведения, образе жизни доктора Старцева. Например, в начале знакомства с ним герой предпочитает ходить пешком, ведет активный образ жизни: «Пройдя девять верст и потом ложась спать, он не чувствовал ни малейшей усталости, а напротив, ему казалось, что он с удовольствием прошел бы еще верст двадцать»; во второй части у него уже «своя пара лошадей и кучер»; в третьей - «тройка с бубенчиками». Сама композиция рассказа, параллелизм сцен в саду, отношения с Катериной Ивановной выявляют основные черты характера, подчеркивают необратимость процесса деградации, столь логичного и закономерного в условиях всеобщего интеллектуального и духовного застоя.
Однако в рассказе «Учитель словесности» главный герой осознает опасность, заразительность быта и мещанства, хотя и после совершенной ошибки - женитьбы на внешне милой, но ограниченной девушке Манюсе. Рассказ заканчивается мыслью Никитина: «Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости. Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!» Для него окружающая обыденность невыносима. Чехов не показывает, что происходит с героем дальше, но важен сам факт решения бежать от пошлости. А в рассказе «Попрыгунья», как уже говорилось, творческой интеллигенции противопоставлены представители трудовой, доктора Дымов, Коростелев, Шрек. Пожалуй, их можно назвать наиболее близкими к авторскому идеалу: это люди труда, люди науки, самоотверженные и незаметные одновременно. Дымов погибает трагически, случайно, нелепо; только после его смерти жена, Ольга Ивановна, понимает, чем он был в жизни для нее, друзей и больных, для науки. Дымов не смог сопротивляться пошлости в отношениях, в семье; однако он оказывается нравственно несравнимо выше, чем Ольга Ивановна и ее друзья, а после его смерти Коростелев выносит приговор житейской пошлости, вульгарности, фактически обвиняя Ольгу Ивановну в смерти талантливого, кроткого, незаменимого человека.
Мастерство Чехова-новеллиста состоит в том, что в коротких зарисовках из жизни он сумел отразить типичные для своего времени типы, образы, отношения, сумел выхватить главное, сущностное, основное из происходящего вокруг. Изображение русской интеллигенции 90-х годов XIX века, для которого автор использовал искусную детализацию, сравнения, композицию рассказов, разные способы повествования, представляет собой не только литературную, но и историческую ценность, помогает проникнуть в мир русского общества того времени, пролить свет на вечную проблему роли интеллигенции в жизни России.

Формирование исторической памяти творческой интеллигенции и журналистов, освещавших Нюрнбергский процесс

Исследование исторической памяти представителей творческой интеллигенции имеет свою специфику. Во-первых, эти люди не были пассивными наблюдателями событий. Такие видные деятели как Лев Безыменский , Борис Полевой , Илья Эренбург и другие, участвовавшие и освещавшие события в Нюрнберге, имели большой вес в советской публицистике и литературе. Их репортажи, заметки, воспоминания и публицистические произведения о Нюрнбергском процессе оказывали огромное влияние на формирующуюся историческую память советского населения.

Во-вторых, в произведениях и воспоминаниях этих людей также содержатся различные оценки Нюрнбергских событий их современниками за рубежом. Это в свою очередь также представляет научный интерес.

В-третьих, представители советской творческой интеллигенции поднимают актуальные для всего общества проблемы, в частности проблему возрождения нацизма или необходимость недопущения войн и агрессий.

В своих мемуарах представители творческой интеллигенции ярко описывают увиденные события. Так, Борис Полевой в своих воспоминаниях «В конце концов. Нюрнбергские дневники» пишет : «Мы сейчас как бы находимся на кухне дьявола. То, что мы узнаем, заслуживает такого названия. Благодаря документам, предъявленным обвинением, мы видим, как кучка международных разбойников, опьяненная своими кровавыми успехами в Западной Европе, совершенно хладнокровно планировала не только расчленение нашей Родины, не только ограбление ее народов, но и физическое их истребление.

…Сейчас я записываю все это без особой надежды когда-либо опубликовать, ибо все попытки напечатать мои дневники в журналах или книгой до сих пор не удавались».

Илья Эренбург в своих обширных мемуарах «Люди, годы, жизнь» вспоминает : «Да, я на том апофеозе справедливости, о котором мечтал летом 1942 года. Я жадно разглядывал подсудимых, как будто искал разгадку происшедшей трагедии.…Судьям было нетрудно разобраться: состав преступления был налицо.

…Процесс длился долго – десять месяцев; очень скоро журналисты начали разъезжаться. Все было известно заранее – до процесса. Из двадцати одного подсудимого десяти удалось спасти голову, но и это, пожалуй, интересовало только ограниченный круг людей. Не скрою, во мне ужас смешивался со скукой – от несоизмеримости преступлений и преступников».

Таким образом, можно сделать вывод что оценка Нюрнбергского процесса советской творческой интеллигенцией как легитимного «суда народов» представляется очевидной. Эренбург, в частности, называет его «апофеозом справедливости». Справедливость обвинения и полнота представленных доказательств не вызывают сомнений. Особый интерес в этом плане вызывают доказательства преступной деятельности немецко–фашистских захватчиков на оккупированной советской территории: «…кучка международных разбойников хладнокровно планировала расчленение нашей Родины…». Компетентность членов трибунала оценивается по большей мере субъективно, и связана, прежде всего, с личностными факторами: отношением к советским обвинителям, журналистам и т.д. Это обстоятельство роднит мнение советских журналистов с мнением переводчиков. В этом же, личностном, русле происходит и оценка справедливости приговора по отношению к отдельным обвиняемым. Приговор, по наблюдениям Эренбурга, Полевого, Безыменского, зависел не только от содеянного немецкими военными преступниками, не только от доказательств их вины, но и в немалой степени от поведения самих обвиняемых на процессе. Именно поэтому дается столь тщательное описание поведения военных преступников на процессе, выражения их лиц, внешнего вида. Так, например, относительно мягкий приговор Гессу соотносился с его «сговорчивостью» . Исторические последствия и важность происходящих событий оценивались высоко. Кроме того, сам Нюрнбергский процесс оценивался не только как чисто юридическое событие, но как моральное назидание потомкам, а преступные деяния подсудимых как олицетворение кризиса всей европейской цивилизации и ее морально-нравственных ценностей.

Хотя в целом, мемуарные источники данной категории населения отличаются эмоциональностью, философскими рассуждениями, переживаниями за потери, которые понесла Родина, нельзя не отметить факт существования жестких рамок. Эти рамки определялись существующей в СССР идеологией и политическим режимом. Очень глубоки встречающиеся фразы: «…я записываю все это без особой надежды когда-либо опубликовать…» (Б.Полевой) , «…все было известно заранее – до процесса…» (И.Эренбург). Если учесть факт, что материалы Нюрнбергского процесса в СССР стали публиковаться только в 1960-х гг. – когда интерес к событию несколько снизился, в то время как в странах Запада материалы опубликовались уже в конце 1940-х гг., то становится явственным нежелание советского руководства обнародовать факты сотрудничества с «капиталистическим миром». Более наглядно это показывает анализ периодической печати СССР.

Освещение Нюрнбергского процесса в средствах массовой информации СССР

Первое сообщение непосредственно о Нюрнбергском процессе относится к 20 октября 1945 г., которое вышло под заголовком «К судебному процессу над главными военными немецкими преступниками». В статье приводилось краткое содержание обвинительного заключения, перечислялись представители обвинения от 4-х держав, 24 военных преступника, преступные организации, все преступные деяния, инкриминируемые подсудимым, должности подсудимых. Сама статья была посвящена первому заседанию Международного военного трибунала в Берлине (18 октября 1945 г.).

Освещение Нюрнбергского процесса в газете «Магнитогорский рабочий» происходило в двух видах: в виде сообщений ТАСС с места событий, либо в виде политического обозрения. Сообщения ТАСС печатались в разделе «За рубежом» и всегда имели один заголовок «Процесс главных немецких военных преступников в Нюрнберге». Освещались таким образом заседания Международного военного трибунала. В начале указывалось число заседания и время суток, например «Утреннее заседание 22 ноября», затем шло подробное изложение сути дела: оговаривалась повестка дня, ход заседания, решения трибунала по определенному вопросу. Аналитических выводов при этом не прилагалось и читатель, таким образом, сам имел возможность делать соответствующие выводы о ходе Нюрнбергского процесса. Такие сообщения могли делаться ежедневно.

Освещение Нюрнбергского процесса в виде политического обозрения осуществлялось в разделе «Международный обзор». В этой колонке освещался политический обзор событий, происходящих в мире, мнение иностранной прессы о Нюрнбергских событиях, оговаривается значимость Нюрнбергского процесса с юридической, политической и исторической точки зрения. Также присутствуют ссылки на «мировое общественное мнение», которое всегда совпадает с мнением политического обозревателя. Нюрнбергский процесс в этих статьях оценивался очень высоко. Вот лишь несколько цитат по данному вопросу: «Нюрнбергский процесс учит свободолюбивые народы мира бдительности, зовет их к борьбе за полное искоренение нацистского охвостья и уничтожение остатков гитлеровской военной машины», «Суд в Нюрнберге, по словам американского радиокомментатора Гордэ, «имеет целью не только наказать непосредственных виновников тяжких преступлений, но и вписать в анналы истории эту страницу с тем, чтобы она явилась назиданием будущему поколению» . Нюрнбергский процесс, таким образом, рассматривается как одно из важнейших мероприятий, призванных устранить опасность возрождения фашистской агрессии», «Понятно, что разоблачением и осуждением двух десятков фашистских ганстеров, сидящих на скамье подсудимых, задачи Нюрнбергского процесса не ограничиваются. Представители великих держав, а вместе с ними и вся мировая демократическая общественность судят в лице гитлеровских военных преступников фашизм, его сообщников и покровителей не только в Германии, но и в других странах». Авторами данных статей были И. Лапицкий и П. Рысаков.

Анализ частоты упоминания Нюрнбергского процесса в местной прессе видится следующим образом. Всего за период 20 октября 1945 г. по 20 октября 1946 г., то есть в период между первым упоминанием о Нюрнбергском процессе и последним упоминанием о казни военных преступников в Нюрнберге, было 314 выпусков газеты «Магнитогорский рабочий». Из них упоминания или статьи о Нюрнбергском процессе содержатся лишь в 30 номерах, это составляет 9, 55% от общего количества номеров в этот период. Всего было 36 статей, посвященных Нюрнбергским событиям. Таким образом, можно сделать вывод, что освещение Нюрнбергского процесса в Магнитогорской прессе было более чем скромным. Так в период с февраля по сентябрь 1946 года, то есть в самый «разгар» Нюрнбергского процесса, в «Магнитогорском рабочем» нет ни одного упоминания об этом событии: ни сообщений ТАСС, ни политического обозрения в связи с другими событиями.

С чем связано такое невнимание официальной советской прессы к завершающему Вторую мировую войну событию? Возможно, внимание советской прессы просто было приковано к другим важным событиям внешней и внутренней политики – освещались:

1.) Во внешней политике: Публикации Совета Безопасности ООН относительно мирного урегулирования проблем в Греции, Индонезии и Индии; Речь У. Черчилля в Фултоне, обострение советско-американских отношений и т.п.

2.) Во внутренней политике: выборы в Верховный Совет СССР и публикации результатов этих выборов, речь И. В. Сталина и её обсуждение, новые законопроекты и решения Верховного Совета и т.п.

Эти события действительно были очень важны для советского общества 1946 г. и обойти их было бы невозможно.

Но возможны и другие причины забвения Нюрнбергского процесса в советской прессе. Так американский обвинитель Джексон в своей вступительной речи предостерегал: «Я думаю, что если, организуя процесс, мы начнем входить в обсуждение вопроса о политических и экономических причинах этой войны , то он может причинить определенный вред как Европе, так и Америке» . Не исключено, что и советское руководство разделяло эту позицию. Слишком подробное обсуждение Нюрнбергского процесса в советской прессе могло вызвать ненужные умозаключения у населения, тем более что большинство публикаций как по площади, так и по количеству (28 статей из 36) были отданы информационным сообщениям ТАСС, позволяющим на основе представленного материала самостоятельно делать соответствующие выводы о событиях в Нюрнберге, а не колонке «Международный обзор», преподносившей готовые выводы. Подробная публикация заседаний Международного трибунала, тем более с высказываниями обвиняемых в адрес мировых держав, могла породить вопросы относительно причин начала Второй Мировой войны, вскрыть нежелательные Мюнхенский сговор 1938 г. и советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. Также оставалось нежелательным обсуждение причин страшных потерь советской армии в первые месяцы войны, промахов руководства страны. Могла возникнуть идея суда военных преступников и внутри СССР, виновных в развязывании войны и её неудачах. Советское руководство, таким образом, опасалось общественного мнения внутри страны.

В любом случае ни одну из приведенных причин недостаточного освещения Нюрнбергского процесса в советской прессе не стоит абсолютизировать, более разумным представляется рассматривать комплекс причин, породивший невнимание советской прессы к Нюрнбергскому процессу.

Можно увидеть определенную закономерность в освещении советской прессой судебного процесса над главными немецкими военными преступниками: в период с 20 октября 1945 г. по 15 января 1946 г. насчитывается 25 статей, посвященных Нюрнбергскому процессу, то есть 70% упоминаний о нем. В этот период времени сообщения о Процессе публикуются, как правило, еженедельно. В то время как в период с 16 января по 1 октября 1946 г. нет вообще ни одного упоминания Нюрнбергских событий, публикуются лишь краткие сообщения ТАСС о судах над военными преступниками в Венгрии, Югославии и Румынии. Статьи, посвященные Нюрнбергскому процессу, возобновляются с 2 октября по 20 октября 1946 г. и составляют только 11 довольно кратких упоминаний. После публикации 20 октября 1946 г. последних сообщений из Нюрнберга нет ни одного упоминания о Процессе в рассматриваемый период (1945 – 1949 гг.). В годовщину «Суда народов» также не вышло ни одной заметки о нем.

Таким образом, с весны 1946 г. в советской прессе наблюдается явное охлаждение к суду над главными немецкими военными преступниками. По времени данное явление отчетливо совпадает с охлаждением отношений между СССР и его союзниками по антигитлеровской коалиции (главным образом с США и Великобританией). Рубежом в освещении Нюрнбергского процесса условно можно считать 5 марта 1946 г. – речь У. Черчилля в Фултоне (данному событию 13.03.1946 г. была отпущена целая полоса газеты «Магнитогорский рабочий»), предопределившая конфронтацию СССР и западных стран и ознаменовавшая начало «Холодной войны». После этой исторической речи интерес к Нюрнбергскому процессу в СССР ослабевает.

Центральная пресса демонстрирует подобную же тенденцию в освещении событий и анализа Нюрнбергского процесса. Среди центральных печатных изданий рассматривались газеты и журналы.

Освещение Нюрнбергского процесса в центральных газетах полностью подтверждала тенденции, проявленные в местной прессе. Освещение Нюрнбергского процесса до знаменитой Фултоновской речи У. Черчилля проходило с завидной периодичностью из номера в номер. Прежде всего, освещался фактологический материал: повестка дня, ход заседаний Нюрнбергского процесса, речи обвинителей, в том числе Р.А. Руденко и Р. Джексона, итоги заседаний, а также реакция публики и средств массовой информации других государств по результатам заседаний. Советский читатель с каждым выпуском имел возможность следить за основными итогами заседаний Нюрнбергского процесса.

Однако с обострением идеологической обстановки в мире в марте 1946 г. Прекращаются информационные сообщения в советских центральных газетах о ходе Нюрнбергского процесса. Их возобновление приходится на октябрь 1946 г. и связано с заключительным этапом заседаний Международного Военного Трибунала в Нюрнберге. Публикуются информационные сообщения относительно вердиктов трибунала немецким военным преступникам, а также приведения данных приговоров.

В целом, проявляется тенденция непоследовательного, эпизодичного освещения центральными газетами Нюрнбергского процесса.

Несколько иначе проходило освещение суда над немецкими военными преступниками в советских журналах. «Смена» - иллюстрированный популярный гуманитарный журнал с сильными литературными традициями . Информационно-публицистический раздел в советское время выполнял в основном пропагандистскую роль. Однако ни в одном номере молодёжного журнала упоминаний Нюрнбергского процесса, равно как и других судебных процессов над преступниками Второй Мировой войны не наблюдается. Данный факт свидетельствует о нежелании органов государственной пропаганды формировать представление молодежи о юридическом, правовом завершении Второй Мировой войны. К тому же схема международного наказания агрессии не вписывалась в концепцию неизбежности столкновения империалистического и социалистического блоков, господствовавшая в послевоенный период.

«Крокодил» - советский сатирический журнал . Журнал выходил три раза в месяц. В рассматриваемый период времени 1945 – 1949 гг. тираж журнала составлял 115 000 экземпляров. «Крокодил» основан в 1922 году одновременно с большим количеством других сатирических журналов (например, «Заноза», «Прожектор» и др.). С начала 1930-х годов «Крокодил» являлся единственным разрешённым сатирическим журналом в СССР, важнейшим официальным рупором политики на всех уровнях общественно-политической жизни. Сатира «Крокодила» не могла обойти такое важное событие как судебный процесс над главными немецкими военными преступниками. Необходимо выделить два типа освещения Нюрнбергского процесса в «крокодиле» - вербальный (текстовый) и невербальный (визуальный, в виде карикатур). Текстовый вариант сатиры на Нюрнбергский процесс включал своего рода «информационные сообщения», пародирующие соответствующие колонки «Правды» и «Известий». В сатирической форме высмеивалось поведение подсудимых процесса, тактические ходы их адвокатов, а также сам факт суда над высокомерными и могущественными властителями Третьего Рейха. Приведем яркую цитату: «Пришла осень в старую Нюрнбергскую тюрьму. Поблекли и ушли геринги и риббентропы. Зарубежные газеты, со слов английского офицера, коменданта тюрьмы, рассказывают, как сейчас проводят время эти арестанты. Сильно похудевший Геринг притворяется сумасшедшим, льёт слёзы и требует кокаина. Риббентроп тоже играет роль психопата, но у него свой репертуар: он прыгает по камере на одной ноге, с чувством исполняет похабные песенки… Близок день, когда все эти человеческие отбросы предстанут перед судом. Да, в этом году в Нюрнебрге ожидается небывалая осень. Г. Рыклин.» («Крокодил» №33, 20 окт. 1945 г.) . В таком ключе сатирически высмеивались главные «персонажи» Нюрнбергского процесса.

Следует отметить и второй тип освещения Нюрнбергского процесса в журнале «Крокодил» - визуальный. Данный тип материалов связан с публикацией карикатур на Нюрнбергский процесс. В означенных карикатурах сатирически высмеивались внешность подсудимых, их поведение во время процесса, облик их адвокатов, а также сочувствующих им в западной прессе. Необходимо отметить важный факт: сам Нюрнбергский процесс как суд над военными преступниками никогда не критиковался и не высмеивался в советской прессе. «Крокодил» не стал исключением. Сатира затрагивала в основном личностные, поведенческие особенности подсудимых.

В целом, и карикатуры, и сатирические истории «Крокодила» о Нюрнбергском процессе носили эпизодический характер, составил в период 20 окт. 1945 – 1 ноя. 1946 гг. не более 2-3 текстовых публикаций весьма небольшого формата (порядка 15 % страницы) и не более 2-3 карикатурных изображения. Таким образом, освещение процесса носило периодичный и эпизодичный характер.

Исходя из вышеизложенного анализа советской прессы, можно сделать вывод, что политика советского государства в 1945 – 1953 гг. в освещении Нюрнбергских событий была направлена:

1.) На формирование представления об абсолютной законности проведения судебного процесса над военными преступниками.

2.) На формирования представления о справедливости и полноте обвинений, а также компетентности членов трибунала.

3.) На формирование представления о полноте доказательств виновности всех обвиняемых.

4.) На формирование представления о справедливом приговоре в целом, но слишком мягком приговоре в отношении Папена, Шахта и Фриче, которых трибунал признал невиновными.

5.) На формирование представления об огромной исторической значимости Нюрнбергского процесса.

6.) В целом, на объективное освещение событий.

Таким образом, основные задачи, стоявшие перед советской прессой были выполнены.

Основные выводы исследования можно сформулировать следующим образом.

Нюрнбергский процесс являл собой совершенно новое для мирового сообщества явление суда над агрессией, над войной как методом разрешения внешнеполитических проблем.

Рассмотрев формирование исторической памяти народа, победившего фашизм, к судебному процессу над этой преступной идеологией, можно увидеть понимание и восприятие новых ценностей, заложенных после этой победы.

В ходе нашего исследования были выполнены следующие задачи:

Охарактеризовать формирование исторической памяти о Нюрнбергском процессе в различных социальных слоях советского общества.

Нами рассмотрен целый пласт исторических источников личного происхождения, которые дали ответы на проблемные вопросы формирования исторической памяти в советском обществе.

Представить альтернативный вариант формирования исторической памяти о Нюрнбергском процессе в лице осужденных им военных преступников.

В ходе рассмотрения особенностей формирования исторической памяти людьми, осужденными на Нюрнбергском процессе, нами были сделаны выводы о неоднородности данной категории лиц и неоднозначности их суждений. Означенные факторы явились главной причиной, по которой представители осужденной на Нюрнбергском процессе национал-социалистической идеологии не смогли составить убедительную идеологическую «оппозицию» официальной точке зрения относительно оценки Нюрнбергского процесса.

Рассмотреть освещение Нюрнбергского процесса советской прессой.

Рассмотрение освещения Нюрнбергского процесса средствами массовой информации СССР позволяет нам говорить об эпизодическом, непоследовательном характере освещения советской прессой суда над главными немецкими военными преступниками. Данный факт послужил причиной некоторого забвения «уроков Нюрнберга», которое мы можем наблюдать в современном российском социуме.

Главным результатом является достижение поставленной цели работы: исследовать историческую память советского общества 1945 – 1949 гг. о Нюрнбергском процессе. Соответственно можно сделать выводы по изучению исторической памяти советского общества 1945 – 1949 гг. о Нюрнбергском процессе и выделить ее характерные черты:

Неоднородность исторической памяти о Нюрнбергских событиях, причем не только в целом, но и внутри отдельных социальных слоев и групп.

Зависимость исторической памяти населения СССР от позиции официальной пропаганды и официальных СМИ.

Целеполагание при оформлении советских источников личного происхождения связано прежде всего с информативным аспектом событий и аполитично, в отличие от целей немецких подсудимых, стремящихся к политизации и актуализации своей точки по данному вопросу.

Исторические последствия событий оценены высоко: положено начало наказания военных преступлений, создан Международный Военный Трибунал, осуждена преступная идеология и ее наиболее одиозные представители.

Кроме того, в ходе нашего исследования были сделаны следующие выводы влияния Нюрнбергского процесса на советское общество в послевоенный период:

Формирование и утверждение пацифистских настроений в обществе.

Знакомство с бытовой, повседневной жизнью западного мира вело к усилению тенденций демократизации советского общества.

Открылась возможность сотрудничества со странами капиталистической ориентации, при сохранении идеологического противостояния.

Происходит снижение идеологизации правового сознания общества

Появляется юридическое обоснование опасности экстремистской идеологии.

Проявляется необходимость отстаивания итогов Второй Мировой войны и Нюрнбергского процесса как их правовой гарантии.

Происходит повышение интереса к юриспруденции и повышение правовой грамотности населения на бытовом уровне.

В целом, демократическая тенденция имевшая место в послевоенный период подготовила сознание советского общества к изменениям второй половины ХХ века – постепенному смягчению политического режима, повышению уровня жизни и социальных гарантий населению. В конечном итоге опыт знакомства советской армии в освобожденных европейских странах с уровнем жизни, бытом, демократическими тенденциями с одной стороны; элиты советского общества (то есть творческой, научной интеллигенции) на Нюрнбергском процессе с другой стороны, позволили расширить рамки сознания и правосознания в дальнейшем историческом развитии советского общества.

Необходимо обозначить то русло, которое на наш взгляд стало наиболее эффективным в формировании исторической памяти советского общества о Нюрнбергском процессе – источники личного происхождения, мемуары непосредственных участников событий, прежде всего советских юристов и представителей творческой интеллигенции СССР. Являясь для многих советских людей авторитетным источников информации, юристы, журналисты и литераторы смогли заложить новые ценностные ориентиры послевоенного мирового сообщества, раскрывшиеся на Нюрнбергском процессе, а именно пацифизм, равноправие народов, первенство закона.

Следует также отметить, что остается перспектива для дальнейшей работы. В частности, будет полезным для исторической науки расширить территориальные рамки исследования. Сопоставление исторической памяти о Нюрнбергском процессе не только в СССР, но и в США, Великобритании, Франции, Германии даст важную информацию, которая поможет разрешить актуальные для общества проблемы, такие как возрождение крайнего национализма, забвение собственного исторического прошлого и т.д.

СПИСОК ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ:

Безыменский Л.А. Германские генералы – с Гитлером и без него / Л.А. Безыменский. – М.: Мысль, 1964.

Гудериан Г. Воспоминания солдата / Г. Гудериан. – Смоленск.: Русич, 1999.

Дёниц К. Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935-1945 гг. / К. Дёниц. – М.: Центрполиграф, 2004.

Документы внешней политики СССР, Т.1. – М., 1957.

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления / Г.К. Жуков. – М.: Издательство агентства печати новости, 1971.

Кейтель В. 12 ступенек на эшафот / В. Кейтель; пер. с нем. – Ростов н/Д: Феникс, 2000.

Королёва М.А. Триста пятнадцать в Нюрнберге. Интервью с Татьяной Алексеевной Рузской, переводчицей на Нюрнбергском процессе / М.А. Королёва // URL: /printer_642.html (дата обращения: 01.02.2011).

Майский И. М. Воспоминания советского дипломата. 1925-1945 гг. / И.М. Майский. - Ташкент: Узбекистан, 1980.

Нюрнбергский процесс: сб. материалов: в 2 т. / под. ред. К.П. Горшениниа (гл. ред.) и др. – М., 1952.

Нюрнбергский процесс: сб. материалов: в 8 т. / отв. ред., авт. предисл. А.М. Рекунков. – М., 1987 – 1999.

Нюрнбергский процесс: сборник материалов. – М.: Юрид. лит., 1951 – 1952. – Т.1. – 1951. – 831 с. Т. 2. – 1952. – 607 с.

Нюрнбергский процесс. Суд над нацистскими судьями: сб. материалов. - М., 1970.

Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками: сборник материалов в 3-х тт. / под общей редакцией Р.А. Руденко. – М., 1965 – 1966.

Нюрнбергский процесс над немецкими военными преступниками: сб. материалов: в 7 т. – М., 1957 – 1960.

Полевой Б.Н. В конце концов. Нюрнбергские дневники / Б.Н. Полевой. – М.: Воениздат, 1968.

Полторак А.И. Нюрнбергский эпилог / А.И. Полторак. – М.: Воениздат, 1965.

Путлиц В.-Г. По пути в Германию / В.-Г. Путлиц; пер. с нем. – М.: Издательство иностранной литературы, 1957.

Рагинский М. Ю. Нюрнберг: перед судом истории: воспоминания участника Нюрнбергского процесса / М.Ю. Рагинский. – М.: Политиздат, 1986. – 207с., ил.

Рёдер Э. Гросс-адмирал / Э. Рёдер; пер. с нем. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2004.

Рокоссовский К. К. Солдатский долг / К.К. Рокоссовский. – М.: Военное издательство министерства обороны СССР, 1968.

Руденко Р.А. Вступительная речь главного обвинителя от СССР тов. Р.А. Руденко на процессе главных немецких военных преступников в Нюрнберге 8-го февраля 1946 г. / Р.А. Руденко. – М., 1946.

Сталин И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза / И.В. Сталин. – М., 1946.

Ступникова Т.С. Ничего кроме правды. Нюрнберг-Москва: воспоминания / Т.С. Ступникова. – М., 1998.

Тегеран. Ялта. Потсдам: сб. документов. – М., 1970.

Франк В. Морские волки / В. Франк. - М.: Центрполиграф, 2003.

Шпеер А. Воспоминания / А. Шпеер. - Смоленск: Русич; Москва: Прогресс, 1997.

Эренбург И. Г. Дороги Европы. Очерки / И.Г. Эренбург. – М., 1946.

Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь: воспоминания / И.Г. Эренбург. - М.: Советский писатель, 1966. – Книга 5 – 6.

Чуйков В. И. От Сталинграда до Берлина / В.И. Чуйков. – М.: Советская Россия, 1985. – 702 с.

Яртых И.С. Нюрнбергский процесс: Защитительные речи адвокатов / И.С. Ятрых. – М: Юрлитинформ в 2 т. – М., 2008.

МАТЕРИАЛЫ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ СССР:

«Известия» 1945 – 1949 гг., советская общественно-политическая и деловая ежедневная газета.

«Крокодил» 1945 – 1949 гг., советский сатирический журнал.

«Магнитогорский рабочий» 1945 – 1949 гг., ежедневная газета г. Магнитогорска.

«Магнитогорский Металл» 1945 – 1949 гг., ежедневная газета г. Магнитогорска.

«Правда» 1945 – 1949 гг., ежедневный центральный орган ВКП (б), фактически - главная газета СССР.

«Смена» 1945 – 1949 гг. «двухнедельный журнал рабочей молодежи», иллюстрированный популярный гуманитарный журнал.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

Абалкин Л. Историческая память как элемент познания / Л. Абалкин // Вопросы экономики. – 2003. – №11. – С. 133 – 140.

Агранат А. Воспоминания Прут Т.С., советской переводчицы на Нюрнбергском процессе, со слов ее внука Константина Штеймана А. Агранат//URL:/show_book.php?book=41998&page=1 (дата обращения 01.02. 2011); /81535.html (дата обращения 01.02. 2011).

Айрапетов А.Г. Вермахт в войне против СССР (историко-психологический аспект) / А.Г. Айрапетов, С.Н. Молотков (Тамбов) // Новая и Новейшая история. – М., 2010. - №4. – С. 32 – 47.

Александров. А.Г. Нюрнберг: вчера и сегодня / А.Г. Александров. – М., 1971.

Александров М. Внешнеполитическая доктрина Сталина / М. Александров. – Канберра, 1995.

Ассман Я. Культурная память. Письмо, память и политическая идентичность в высоких культурах древности / Я. Ассман. – М., 2004.

Афанасьева А.И. Великая Отечественная война в исторической памяти россиян / А.И. Афанасьева, В.И. Меркушин // Социологические исследования. – 2005. – №5. – С. 11 – 22.

Баранович-Поливанова А. Впечатления послевоенной поры / А. Баранович-Поливанова // Знамя. – 1996. - №5. – С. 145 – 158.

Бахныкин Ю. Миф-убийца: Идеология нацизма на Нюрнбергском процессе / Ю. Бахныкин // История: Прил. к газ. «Первое сент.». – 2005. – №21. – С. 16 – 23.

Без срока давности: К 60-летию Нюрнбергского процесса. – М., 2006.

Бергер П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. – М., 1995.

Биддис М. Правосудие победителей: Нюрнбергский процесс: свет и тени: [Ст. из Великобритании] / М. Биддис // Родина. – 1995. – №5. – С. 59 – 71.

Блищенко И. П. Дипломатическое право / И.П. Блищенко. – М.: Высшая школа, 1972.

Великая Отечественная Война 1941 – 1945. Мемуары и архивные документы. – М., 1995. – С. 84 – 86.

Гареев М.А. Об уроках и опыте Великой Отечественной войны / М.А. Гареев // Новая и Новейшая история. – М., 2010. - № 5. – С. 22 – 34.

Гернет М.Н. Преступления гитлеровцев против человечности / М.Н. Гернет. – М., 1946.

Гюнтер Х. Архетипы советской культуры / Х. Гюнтер // Соцреалистический канон. – СПб., 2000. С. 743–784.

Дэвидсон Ю. Суд над нацистами / Ю. Дэвидсон; пер. с англ. – Смоленск, 2001.

Епифанов А.Е. Ответственность гитлеровских военных преступников и их пособников в СССР (историко-правовой аспект) / А.Е. Епифанов. – Волгоград, 1997.

Звягинцев А.Г. Главный процесс человечества: репортаж из прошлого, обращение к будущему / А.Г. Звягинцев. – М., 2011.

Звягинцев А.Г. Нюрнбергский набат: репортаж из прошлого, обращение к будущему / А.Г. Звягинцев. – М., 2006.

Звягинцев А. Нюрнбергский процесс. Без грифа «Совершенно секретно»: неизвестные документы, исследования, воспоминания / А. Звягинцев. – М., 2010.

Иванов Л.Г. Новые труды советских ученых о ВОВ и Второй Мировой войне / Л.Г. Иванов // Новая и Новейшая история. – 1986. – №5.

История Германии. От создания Германской империи до начала XXI века. – М., 2008. Т 2. С. 348 – 352.

Карев Д.С. Нюрнбергский процесс / Д.С. Карев. – М., 1976.

Картье Р. Тайны войны. После Нюрнберга / Р. Картье. – М.: Вече, 2005.

Кун Г. Возвращение из преисподней: денацификация послевоенной Германии / Г. Кун // Историк и художник. – 2007. - №2. – С. 161 – 176.

Лебедева Н.С. Международная научная конференция «Нюрнбергский процесс: уроки истории» / Н.С. Лебедева// Новая и Новейшая история. – 2007. - №2. – С. 90 – 95.

Лебедева Н.С. Подготовка Нюрнбергского процесса / Н.С. Лебедева. – М., 1975.

Лебедева Н.С. Суд над фашизмом и агрессией / Н.С. Лебедева. – М.: Знание, 1985. – 64 с. Сер. «История», №8.

Лебедева Н.С. Суд народов в Нюрнберге: история и современность / Н.С. Лебедева // Новая и Новейшая история. – 1986. - №5. – С. 64 – 76.

Лиддел Гарт Б.Г. Вторая мировая война / Гарт Б.Г. Лиддел. - М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 1999.

Лосик А.В. Война. Народ. Победа. Взгляды учёных на историю Великой Отечественной войны / А.В. Лосик, А.Н. Щерба // Новая и Новейшая история. – М., 2010. – №2.

Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история / Ю.М. Лотман. – М., 1999.

Любищев А.А. Мысли о Нюрнбергском процессе: [Филос. Эссе от 1965 г.] / А.А. Любищев; подгот. текста и примеч. М.Д. Голубовского // Звезда. – 1991. – №2. – С. 130 – 144.

Мальцужиньский К. Преступники не хотят признать своей вины / К. Мальцужиньский; пер. с польск.; под ред. и с предисл. В.Д. Ежова. – М., 1979.

Матвеев О.К. Агония Третьего Рейха. Выставка архивных материалов / О.К. Матвеев // Новая и Новейшая история. – 2000. – №5.

Мир мнений советского человека 1945 – 1948 гг.// Отечественная история. – 1998. – №4. – С. 99 – 108.

Ни давности, ни забвения: по материалам Нюрнбергского процесса / ред. и авт. предисл. Л.Н. Смирнов. – М., 1983.

Нора П. Между памятью и историей. Проблематика мест памяти / П. Нора, М. Озуф, Ж. Пюимех, Д. Винок. // Франция – память. – СПб., 1999. – С. 17 – 50.

Нюрнберг предупреждает: от нацизма до терроризма: материалы междунар. конф. «Нюрнбергский процесс – история и современность», 2-3 окт. 2001 г. – М., 2002.

Нюрнбергский кодекс // Человек. – 1997. – №4. – С. 93 – 94.

Нюрнбергский процесс и современность / АН СССР, Ин-т государства и права; отв. ред. В.В. Пустогаров. – М., 1986.

Нюрнбергский процесс: право против войны и фашизма / под ред. И.А. Ледях, И.И. Лукашука. – М., 1995.

Общественная атмосфера после войны (1945 – 1946) // Свободная мысль. – 1992. – №6. – С. 4 – 14.

Ореховская Н.А. Парадоксальная ментальных проявлений в массовом сознании россиян / Н.А. Ореховская // Социология власти. – 2009. - №7. – С. 151 – 157.

Орлов А.С. ВОВ 1941 – 1945: события, люди, документы. Краткий исторический справочник / А.С. Орлов. – М., 1990.

Полторак А. И. Нюрнбергский процесс: основные правовые проблемы / А.И. Полторак. – М.: Наука, 1966.

Полторак А.И. От Мюнхена до Нюрнберга / А.И. Полторак. – М., 1960.

Потораков А.Ю. «Товарищ память»: политические функции исторической памяти / А.Ю. Потораков // Филосоция и культура. – 2009. – №8(20). – С. 87 – 92.

Пшибыльский П. Между виселицей и амнистией: процессы против военных преступников в зеркале Нюрнберга / П. Пшибыльский; пер. с нем. – М., 1985.

Расплата: Третий Рейх: Падение в пропасть / сост. Е.Е. Шемелова-Стенина. – М., 1994.

Репина Л.П. Историческая память и современная историография / Л.П. Репина // Новая и Новейшая история. – 2004. – №5. – С. 39 – 51.

Рикёр П. Память, история, забвение / П. Рикёр. – М., 2004.

Рогозный П.Г. Международный коллоквиум «Историческая память и общество в Российской империи и СССР (конец XIX – начало ХХ века)» / П.Г. Рогозный // Отечественная история. – 2008. – №2. – С. 211 – 213.

Розанов Г.Л. Конец Третьего Рейха / Г.Л. Розанов. – М. – 2000.

Сагалов З.В. Прелюдия к Нюрнбергу: повесть, основанная на документах / З.В. Сагалов. – Харьков, 1990.

Семиряга М.И. Коллаборационизм: Природа, типология и проявления в годы Второй Мировой войны / М.И. Семиряга. – М.: РОССПЭН, 2000.

Сенявская Е.С. Психология войн ХХ века / Е.С. Сенявская. – М. – 2001. – 127 с.

Сенявский А.С. Вторая мировая война в исторической памяти России и Запада / А.С. Сенявский // Уральский исторический вестник. – 2009. –№3. – С. 27 – 36.

Сенявский А.С. Историческая память о войнах ХХ века как область идейно-политического и психологического противостояния / А.С. Сенявский, Е.С. Сенявская // Отечественная история. – 2007. – №2. – С. 139 – 151.

Сергеев Е.Ю. Международная конференция «Причины мировых войн ХХ века. Сравнительный анализ» / Е.Ю. Сергеев // Новая и Новейшая история. – 1997. – №2.

Социология. Энциклопедия / сост. А.И. Фединский. – М, 2003. – С. 663.

Сухарев А.Я. Нюрнбергский процесс и проблемы международной законности / А.Я. Сухарев // Журнал российского права. – 2007. – №1. – С. 87 – 94.

Сытин А.Г. Международная конференция «1941 – 1945: уроки войны и современный мир» / А.Г. Сытин // Новая и Новейшая история. – 1991. –№5. – С. 98 – 112.

Тейлор А. Дж. П. Вторая мировая война: два взгляда / А. Дж. П. Тейлор. - М.: Мысль, 1995.

Типпельскирх К. История Второй мировой войны / К. Типпельскирх. –СПб.: Полигон; М.: АСТ, 1999.

Тощенко Ж.Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния / Ж.Т. Тощенко // Новая и Новейшая история. – 2000. –№4.

Уйбо А. Реконструкция исторического прошлого как междисциплинарная задача / А. Уйбо // Ученые записки Тартусского университета. Смысловые концепты историко-философского знания. Труды по философии XXXV, 1990. С. 76 – 92.

Уроки Нюрнберга и проблемы международной законности. – М., 2007.

Уроки Нюрнберга: материалы к Междунар. конф., Москва, 11-13 ноября 1986 г. : докл. сов. участников конф. / АН СССР, Ин-т государства и права; редкол.: П. И. Гришаев (отв. ред.). – М., 1986.

Успенский Б.А. История и семиотика (Восприятие времени как семиотическая проблема) / Б.А. Успенский // Избран. труды: в 2-х т. –М., 1996. Т. 1. С. 9 – 26.

Уткин А.И. Вторая мировая война / А.И. Уткин. - М.: Алгоритм, 2002.

Файхтингер Й. По ту сторону методического национализма. Перспективы культурной, исторической памяти и идентичности в Европе / Й. Файхтингер; пер. с нем. В.Ф. Колязина // Вопросы философии. – 2007. – №9. – С. 32 – 38.

Филитов А.М. Лондон-Москва. Британское общественное мнение и СССР 1939 – 1945 / А.М. Филлитов, Л.В. Позднеева // Новая и Новейшая история. – 2001. –№4. – С. 202 – 204.

Филлипов И.Ф. Записки о третьем рейхе / И.Ф. Филлипов. – М., 1966.

Фишман Д. Семь узников Шпандау / Д. Фишман; пер. с англ. – Смоленск, 2001. – (Мир в войнах).

Фрай Н. Государство Фюрера. Национал-социалисты у власти: Германия 1933 – 1945 / Н. Фрай. – М: РОССПЭН, 2009.

Фуллер Дж.Ф.Ч., Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор / Дж. Ф.Ч. Фуллер. – М.: Иностранная литература, 1956.

Хавкин Б.Л. Генералы и офицеры вермахта рассказывают. Документы из следственных дел немецких военнопленных. 1944 – 1951 гг. / Б.Л. Хавкин // Новая и Новейшая история. – М., 2010. – №3. – С. 237 – 239.

Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / М. Хальбвакс. – М., 2007.

Христофоров В.С. Органы госбезопасности СССР в 1941 – 1945 годах. Документы архивов ФСБ России / В.С. Христофоров // Новая и Новейшая история. – М., 2010. – №5.

Чаковский А. Нюрнбергские призраки / А. Чаковский // Роман-газета – № 23. (1149). – 1990.

Чекмарев Т.М. Вторая Мировая война: актуальные проблемы / Т.М. Чекмарев // Новая и Новейшая история. – 1996. - №6.

Черкасов П.А. Судебная петля. Секретная история политических процессов на западе / П.А. Черкасов, Е.Б. Черняк // Новая и Новейшая история. – 1993. – №1.

Чернобривец И.Г. Влияние Нюрнбергского процесса на правосознание советской элиты / И. Г. Чернобривец // Конструируя «Советское»?: Политическое сознание, повседневные практики, новые идентичности. – СПб, 2011. – С. 183 – 191.

Шерстянов Э. Германия и немцы в письмах красноармейцев весной 1945 / Э. Шерстянов (ФРГ) // Новая и Новейшая история. – 2002. - №2. – С. 137 – 151.

Ширер У. Крах нацистской империи / У. Ширер. – Смоленск.: Русич, 1999.

Шмаглевская С. Невиновные в Нюрнберге. Роман / С. Шмаглевская; перевод с польск. Е. Гессен. – М.: Радуга, 1988.

Сталин после войны 1945–1953 годыКнига

В память долголетней... имени СССР ), хотя Нюрнбергский процесс ... тем более после 1949 года, когда СССР ... мировая война. Актуальные проблемы. ... 1945 гг . М., 2001. Исторические чтения на Лубянке. 2001 г. Отечественные спецслужбы в послевоенные годы 1945 –1953 гг ...

1. Документ

   ... СССР в 1945 -1991г. Чем больше дрыхнем, тем ... Нюрнбергский процесс 20.11.1945 – 01.10.1946 гг процесс ... память ... СССР» СССР . 1945 - 1991”, Историческое ... актуальную ...

2. Несколько наивных вопросов к президенту рф «доколе ты катилина будешь злоупотреблять нашим терпением?» из речи цицерона перед римским сенатом открытое письмо к президенту рф

   Документ

   ... СССР в 1945 -1991г. Чем больше дрыхнем, тем ... Нюрнбергский процесс 20.11.1945 – 01.10.1946 гг . там судили нацистских преступников и Токийский процесс ... память ... СССР» (В.П.Кузин, В.И.Никольский, “Военно-Морской флот СССР . 1945 - 1991”, Историческое ... актуальную ...

3. Сельскохозяйственной академии «русское качество жизни» серия социально-гуманитарного образования

   Документ

   Период с 1945 по 1949 гг . США... этом свидетельствует историческая память народа, ... практики Нюрнбергским Трибуналом... тем в благословенном социалистическом прошлом все это уже было, ибо прошлое оказавшись актуально ... подобный "процесс пошел" и в СССР в период...

А. П. Чехов вошел в литературу 80-х годов XIX века сразу как новатор, во многом не похожий ни на предшествующих, ни на окружавших его писателей. Новаторство заключалось, в первую очередь, в выборе жанра: Чехов был мастером «малых форм», короткого рассказа. Также нетрадиционной была манера повествования, краткость, лаконизм; необычна и сама тематика рассказов. Так, одной из ведущих тем зрелого периода творчества Чехова становится изображение жизни русской интеллигенции. Используя разнообразные художественные средства, автор создал ряд ярких, типичных образов представителей трудовой и творческой интеллигенции, а также отразил проблемы и конфликты, возникавшие в ее среде.

В рассказах вся интеллигенция как социальный слой, некая совокупность людей, объединенных по профессиональному признаку и личным качествам, может быть разделена на трудовую (врачи, учителя) и творческую (артисты, художники, музыканты), причем разделение это иногда даже перерастает в антитезу, например в рассказе «Попрыгунья». Здесь представители творческой интеллигенции описаны явно сатирически: автор с пренебрежением относится к художнику Рябовскому, равно как и ко всем артистам, музыкантам и литераторам, бывающим в доме Ольги Ивановны, главной героини. Подчеркивается наигранность, неестественность слов и поступков, однообразие и пошлость, царящие в «творческой» среде. Образ Рябовского снижен: Чехов иронизирует над вечным утомленным видом и фразой «Я устал», произносимой героем несколько раз с одной и той же театральной интонацией. Собственно, ход событий, развитие сюжета обнажают внутреннюю сущность, скрытые за приятной внешностью пороки Рябовского, считающего, как оказалось, любые свои действия, даже аморальные, оправданными «творческим» складом характера, непостоянством, склонностью к переменам. В рассказе «Попрыгунья» творческой интеллигенции противопоставлены представители трудовой, доктора Дымов, Коростелев, Шрек. Пожалуй, их можно назвать наиболее близкими к авторскому идеалу: это люди труда, люди науки, самоотверженные и незаметные одновременно. Дымов погибает трагически, случайно, нелепо; только после его смерти жена, Ольга Ивановна, понимает, чем он был в жизни для науки, друзей и больных. Дымов не смог сопротивляться пошлости в отношениях, в семье; однако он оказывается нравственно несравнимо выше, чем Ольга Ивановна и ее друзья, а после его смерти Коростелев выносит приговор житейской пошлости, вульгарности, фактически обвиняя Ольгу Ивановнув смерти талантливого, кроткого, незаменимого человека.

Чехов презирал и высмеивал пошлость во всех ее проявлениях, в том числе и в творчестве. В рассказе «Ионыч» на вечере самой интеллигентной в городе семьи хозяйка читает роман, начинающийся словами: «Мороз крепчал...» Здесь Чехов демонстративно высмеивает литературные штампы, банальность, отсутствие новых, свежих идей и форм. Проблемы поиска нового в искусстве, творчестве получат развитие в пьесах Чехова.

Не менее критично и строго изображает писатель и трудовую интеллигенцию. В основном это врачи, что, вероятно, связано с профессией Чехова, а также учителя как самая образованная часть интеллигенции, от которой зависит будущее. Этих героев, как правило, автор ставит перед выбором: приобщиться к серой массе пошлых, неинтересных людей, позволить втянуть себя в болото мещанского быта с его мелочностью и обыденностью или остаться личностью, сохранить человеческое достоинство, интерес к людям и ко всему новому. В рассказах показан весь спектр возможных решений проблемы. Пожалуй, крайним случаем является Беликов, герой рассказа «Человек в футляре». Образ типичен при всей гротескности; Беликов - человек ограниченный, живущий в своем маленьком, глухом, испуганном мире с одной мыслью: «Как бы чего не вышло». Чехов использует интересный художественный прием: перенос свойств человека, косвенно и иносказательно изображенных, на его вещи, прямо и конкретно: «И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике». Эти детали (как и многие другие, например сам предмет, который преподавал Беликов, - греческий язык, мертвый, тоже помогающий герою уйти от реальности в свой мир) штрихами набрасывают четкий образ человека, живущего в «футляре», мешающего жить себе и другим, учителя, про которого коллега говорит: «Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие». Беликов показан в рассказе статичным, застывшим.

В другом рассказе, «Ионыч», Чехов изображает изменение внутреннего мира, деградацию человека, не воспротивившегося окружающей пошлости. Вначале героя зовут доктор Старцев, в финале – Ионыч. Чехов использует опять же деталь для изображения перемен в душе, в принципах, убеждениях, манере поведения, образе жизни доктора Старцева. Например, в начале рассказа герой предпочитает ходить пешком, ведет активный образ жизни («Пройдя девять верст и потом ложась спать, он не чувствовал ни малейшей усталости, а напротив, ему казалось, что он с удовольствием прошел бы еще верст двадцать»); во второй части у него уже «своя пара лошадей и кучер»; в третьей - «тройка с бубенчиками»; Сама композиция рассказа, параллелизм сцен в саду, отношения с Катериной Ивановной выявляют основные черты характера, подчеркивают необратимость процесса деградации, столь логичного и закономерного в условиях всеобщего интеллектуального и духовного застоя.

В своих рассказах Чехов показывает, как погибают лучшие представители русской интеллигенции. Таков рассказ «Ионыч». Сюжет рассказа "Ионыч" прост - это история несостоявшейся женитьбы Дмитрия Ионыча Старцева. Фактически же рассказ - это история всей жизни героя, прожитой бессмысленно. Это история о том, как неплохой человек с добрыми задатками превращается в равнодушного обывателя. Это молодой человек, полный неясных, но светлых надежд, с идеалами и желаниями чего-то высокого. Но любовная неудача отвратила его от стремлений к чистой, разумной жизни. Он поддался пошлости, окружающей его со всех сторон. Он утратил все духовные интересы и стремления. Из его сознания исчезло то время, когда ему были свойственны простые человеческие чувства: радость, страдание, любовь. Мы видим, как человек, умный, прогрессивно мыслящий, трудолюбивый, превращается в обывателя, в “живого мертвяка”. Мы видим его нравственную деградацию.

Такие герои Чехова, как Ионыч, утрачивают то человеческое, чем наделила их природа. Но сами они довольны собой и не замечают, что лишились главного - живой души.

В своих произведениях Чехов показывает, как бездумная радость повседневного существования может незаметно привести даже человека живого и восприимчивого к полному духовному опустошению.

Мастерство Чехова-новеллиста состоит в том, что в коротких зарисовках из жизни он сумел отразить типичные для своего времени типы, образы, отношения, сумел выхватить главное, сущностное, основное из происходящего вокруг. Изображение русской интеллигенции 90-х годов XIX века, для которого автор использовал искусную детализацию, сравнения, композицию рассказов, разные способы повествования, представляет собой не только Литературную, но и историческую ценность, помогает проникнуть в мир русского общества, того времени, пролить свет на вечную проблему роли интеллигенции в жизни России.

Билет.

Тематика и поэтика романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».

«Братья Карамазовы» (1879 - 1880) - последний и самый великий роман Достоевского, вобравший в себя почти все типы его героев, все коллизии и все приемы их изображения.

В романе с самого начала ощущается житийная ориентация повествования. Это касается сюжетных линий, связанных со старцем Зосимой, семьей Карамазовых: Алешей, Митей, Федором Павловичем и Иваном. Сама манера и принципы изложения событий также ориентированы на древнерусскую традицию: установка на безыскусную беспристрастность, назидательные пассажи, включение религиозно-философских рассуждений и моралистических сентенций и т. д. Вновь, как и в «Бесах», повествователь-хроникер (вымышленный рассказчик) выступает как летописец и агиограф. Придает достоверность повествованию. Рассказ: местами торопливый (полон противоречий и даже вульгаризмов), местами растянут (полон торжественности и патетики, но всегда взволнован и лишен подчеркнутого бесстрастия. Дост-й – агиограф, он не мб бесстрастным.

В центре писательского внимания - события, развернувшиеся в городке с говорящим именем Скотопригоньевск, где (по сравнению со столицей) очевидней противоречия, раздирающие русскую натуру и национальный дух. Семья Карамазовых, вариант «случайного семейства», художественная модель общероссийских антиномий. Это, с одной стороны, разрушение патриархальных начал, утрата православных основ жизни, духовный нигилизм и имморализм, с другой, - христианское подвижничество, центростремительные духовные силы, обуславливающие прочность кровного и религиозного братства, наконец - соборность.

Каждый из Карамазовых – тип русского человека. В психологическом аспекте изображения личности герои реализуют эстетическую установку Достоевского на гиперболизацию страстей и страданий.

Глава семейства - провинциальный дворянин Федор Павлович Карамазов - «насекомое», дошедшее в необузданном сладострастье до края. Позерское юродство сочетается в нем с неприкрытым цинизмом. Отрицает смысл жизни, равнодушное принятие смерти, как абсолютного небытия. Связана важнейшая черта сюжетосложения «Б К» - авантюрность. Типовые фабульные ситуации, как череда «приключений» в прошлом, роковое любовное столкновение, таинственное убийство.

Каждый из четырех братьев воплощает и проверяет свою «правду». Все вместе они, словно зеркала, отражают друг друга, в чем-то повторяют, в чем-то противостоят друг другу. Полюсами этого противостояния являются лакей Смердяков - сын Карамазова от безумной Лизаветы Смердящей, ненавидящий не только отца, братьев, но и Россию вообще (он - крайний вариант «подпольного человека»), - и младший из братьев Алеша Карамазов. Алеша - тип праведника в миру. На его счету больше добрых слов. Алешу со старшим братом Дмитрием объединяет природное жизнелюбие. Митя Карамазов представляет тип «русских безобразников». Человек темпераментный, необузданный в желаниях, он не в силах обуздать свои дурные порывы. Не случайно его имя также несет «прозрачную» смысловую нагрузку: Деметра - греческая богиня земли, плодородия. И Дмитрий раздираем земными страстями, полон необузданных стихийных сил. (Заметим, что фамилия Карамазовы буквально означает «черная земля».) Он истово верует в бога, но в момент совершения безобразия христианские ценности теряют для него свою силу. Но осознав это, принимает каторгу со смирением

С Иваном, нигилистом-интеллектуалом, Алешу неожиданно для него самого связывает бунтарский порыв отмщения тем, кто губит невинных. «Расстрелять!» - восклицает он после рассказа Ивана о бесчеловечной расправе над ребенком.

Иван Карамазов - герой-идеолог. Глава «Pro и contra» - кульминация конфликта идей в романе. Иван в трактире (трактир - значимая в мире Достоевского точка художественного пространства) спорит с Алешей о «последних вопросах» бытия: экзистенциальные смыслы проверяются вселенскими масштабами, проблема свободы прямо смыкается с религиозной верой. Иван подает преступную идею - Смердяков ее осуществляет. Оба в равной степени отцеубийцы.

Давно подмечено, что отцеубийство в романе - это метафора цареубийства. Скрытый романный миф об Эдипе актуализировал политическую злободневность и пророческий импульс романа: через несколько месяцев после публикации был убит Александр II.

Тематика: тема семьи - через семью здесь показаны все общественные катаклизмы. Отец совсем не зан-ся детьми, практически бросил на произвол судьбы. Извращенные отн-я: отец и сын люб одну дев-ку

Философская тема – основы мироустройства, неуспокоенность человеческого духа.

сквозная для всего творчества Достоевского религиозно-философская проблема теодицеи в художественном мире «Б К» аллегорически замыкается на имени ветхозаветного Иова. Этот библейский персонаж по-разному оценивается в богословской и философской (экзистенциальной) традициях: как выразитель долготерпения и отчаянного вопрошания бога, Иван акцентирует «диспут» Иова с богом, его резкие вопросы, его дерзание. По-иному размышляет об Иове старец Зосима. Бога он принимает не как внешнюю силу, а как внутреннее основание человека.

Религиозная тема - тема воплощения библейского мироучения и образности. Зосима, понимающий силу религиозных сомнений, - сознательный проповедник христианских принципов и идеологии самопожертвования, и еще - проповедник иночества в русском миру. Алеше, мыслившему уйти в монастырь, он завешает преобразовывать жизнь через себя, находясь в миру - в обычном человеческом общежитии.

Тема отцеубийства (Смердяков убивает не только из мести, но и из теории все позволено, кот придумал Иван – если есть Бог и бессмертие, то есть и добродетель; если нет бессмертия – нет добродетели = все позволено) и ложного обвинения, тема добра и братской любви, тема смерти

Тема Иова, тема слабости человека перед земными дарами, тема многострадальности - страдальцы- члены семьи Снегиревых, не отдельный человек, а именно семья, в которой, кажется, сошлись все несчастья семейного свойства: смерть ребенка (Илюшечка), слабоумие (Мамочка), немощь (Ниночка), отчуждение детей от родителей (Варвара), общая для всех нищета.

ПОЭТИКА: жанровая разновидность – роман-трагедия, идеологический, социально-философский роман. Полифонический роман, ибо слово автора здесь звучит в хоре равноправных голосов героев, у каждого из которых - свое «слово о мире», своя правда. (для смердякова убийство Федора Павловича месть за поруганную и униженную мать, за позор своего собственного существования сына- лакея).

ЗАВЯЗКА: приезд Мити (подозрение отца в обмане при разделе имущества), встреча ФП и Мити в монастыре, их соперничество из-за Грушеньки. РАЗВЯЗКА: признание Смердякова Ивану во время последнего свидания. Суд Мити. КУЛЬМИНАЦИЯ: глава про и контра. См выше.

ВАЖНЕЙШИЙ МОТИВ: трагическая и темная кончина ФП.

Действие развивается чрезвычайно стремительно. 3 дня до «катастрофы» и 3 дня после, с небольшими промежутками.

ИДЕЯ преступления (Смердяков, Митя – чудо уберегло его от убийства отца)

Роман строится на резком противопоставлении лиц и событий: на одном полюсе нравственные уроды – Федор Павлович, Смердяков, на другом – «ангелы», Алеша и Зосима. Скотопигоньевску противостоит монастырь, сладострастнику – русский инок.

Тематика и поэтика повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича».

Прозрение героя, нравственное, духовное преображение на пороге смерти – сюжет повести Смерть Ивана Ильича (опубликована в 1886). Смертельно больной крупный чиновник Иван Ильич убеждается, сколь пуста была его жизнь, в которой он следовал тем же правилам и привычкам, что и другие люди его круга. Повесть строится на контрасте новых представлений Ивана Ильича о жизни и мнений, свойственных его семье и сослуживцам.

Перед лицом смерти, утверждает Л. Толстой, человек осознает бессмысленность деятельности только для самого себя, и он ищет нового смысла жизни. Перед кончиной Иван Ильич приходит к осознанию противоречий своих поступков, своей жизни с «совестью» и «разумом», к мысли о необходимости нравственного возрождения, «просветления», которое он находит в самоусовершенствовании. Велика разоблачающая, сатирическая сила мыслей и образов этой повести.

Во время создания «Смерти Ивана Ильича» Толстой считал, что «просветление» возможно для всех людей, в том числе и для тех, которые подвергнуты разоблачению. Здесь положен предел сатирической силе повести, которая уступает в этом плане «Воскресению». Самая сильная сторона «Смерти Ивана Ильича» в гениальном проникновении художника в душевную жизнь умирающего человека, в раскрытии «диалектики души» перед смертью.

Член Судебной палаты Иван Ильич Головин, женившись в свое время без любви, но весьма выгодно для собственного положения, делает очень важный шаг в жизни - переезд. Дела его на службе идут хорошо, и, на радость жены, они переезжают в более достойную и престижную квартиру.

Все хлопоты и переживания по поводу покупки мебели, обстановки квартиры занимают первое место в помыслах семьи: "Чтобы было не хуже, чем у других". Какие должны быть стулья в столовой, обить ли розовым кретоном гостиную, но все это должно быть непременно "на уровне", а другими словами, в точности повторить сотни таких же квартир.

Чувствуя себя обузой, Иван Ильич еще больше раздражался и капризничал, но вот наконец-то смерть-избавительница приблизилась к нему. После долгой агонии вдруг произошло чудо - никогда не задумывавшийся о том самом "великом", Иван Ильич ощутил неведомое для него чувство всеобъемлющей любви и счастья.

Он больше не был обижен на черствость родных, напротив, он чувствовал к ним нежность и с радостью прощался с ними. С радостью же он и отправился в чудесный, сверкающий мир, где, он знал, его любят и встречают. Только теперь обрел он свободу.

Положение «среднего сына» и его роль в раскрытии авторского замысла.

И.И.Головин был средним сыном чиновника, сделавшего обычную карьеру, человеком средним во всех отношениях: в характере, поведении, уме. Веселый и общительный, И.И. отличался подчеркнуто честным, щепетильным отношением к своим служебным обязанностям, умением достойно держаться в свете, где он интуитивно тянулся к обществу людей, находящихся на более высокой ступени социальной лестницы.

Л. Толстой стремится подчеркнуть не столько индивидуальные особенности личности человека, сколько типические черты людей определенной среды и занятий. Например, описывая квартиру, которую устраивал с такой тщательностью Иван Ильич, Л. Толстой пишет: «В сущности же было то самое, что бывает у всех не совсем богатых людей, но таких, которые хотят быть похожими на богатых, и потому только похожи друг на друга».

Вещи обнажают царящую холодность и фальшь.

У Толстого не вещи сами по себе, а отношение к ним человека характеризует его душевное состояние. Бедность внутреннего мира жены Ивана Ильича подчеркнута ее рассказом о страданиях мужа. По ее словам, он, «не переводя голосу», кричал трое суток. Но не его муки, а то, как его крик действовал на ее нервы, занимало Прасковью Федоровну.

Поэтика: Смерть Ивана Ильича – стержень, на который нанизано все повествование. Основные проблемы, поставленные в ней, являются главнейшими вопросами человеческого бытия. Это анализ душевного состояния человека, Головина Ивана Ильича, проживающего без смысла и без сознания свою жизнь и поставленного тяжкою болезнью и ожиданием смерти лицом к лицу с вечным вопросом о тайне жизни.

ЗАВЯЗКА: повесть начинается с сообщения о смерти Ивана Ильича Головина. Таким образом, мысль о смерти человека сопутствует, по замыслу Толстого, всему, что рассказано об его жизни. Так, каждый из сослуживцев Ивана Ильича думает не о смерти товарища, а сразу же начинает соображать, как отразится эта смерть на нем и на его близких (перемещение по должности, получение более высокого оклада).

Повесть «Смерть Ивана Ильича» - «описание простой смерти простого человека»; в основу ее положена известная писателю история болезни и смерти бывшего прокурора тульского суда Ивана Ильича Мечникова. Герой повести - Иван Ильич Головин - средний сын чиновника, сделавшего обычную карьеру, средний во всех отношениях человек, сознательно положивший в основу своей жизни идеал «приятности и приличия», стремление всегда ориентироваться на общество людей, находящихся на более высокой ступени социальной лестницы. Эти принципы никогда не изменяли герою, поддерживая во всех жизненных обстоятельствах, пока его не настигла внезапная неизлечимая болезнь. Под влиянием развивающейся болезни и непонимания близких Иван Ильич, лишенный сколько-нибудь существенных интересов, глубоких и искренних чувств и настоящей цели в жизни, с ужасом осознает пустоту своего прежнего существования, лживость жизни окружающих его людей, понимает, что вся его жизнь, за исключением детства, была «не то», что существует главный вопрос жизни и смерти, в момент которой он освобождается от страха и видит свет.

Если в повести «Смерть Ивана Ильича» герой переживает острейший конфликт, в котором сплетаются нравственноэтические и социальные причины, то в «Крейцеровой сонате» писатель возвращается, на первый взгляд, к частной теме семьи и брака, которая уже была предметом изображения в романе «Анна Каренина». Однако Толстой углубляет эту тему, выдвигая на первый план обличение современного института брака как отношений купли-продажи. Повесть - исповедь ее главного героя Позднышева, из ревности убившего свою жену и под впечатлением этого поступка переосмыслившего прошлую жизнь. С героем происходит нравственный переворот. Вспоминая молодость и историю семейной жизни, Позднышев признает главную свою вину в том, что не видел и не хотел видеть в жене человека, не знал ее души, а смотрел на нее лишь как на «орудие наслаждения». В этой повести особенно отчетливо звучит постоянно присутствующая в поздних произведениях мысль Толстого о том, что из отношений между людьми ушло все живое, искреннее, человеческое, что определяться они стали ложью и материальным расчетом. Под влиянием подобных обстоятельств в сознании Позднышева, например, рождается «зверь» ревности, берущий начало в животной чувственности, с этим «зверем» он не может справиться, и тот приводит героя к трагическому финалу.

Билет.

В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» центральное место занимает Легенда о Великом Инквизиторе. Это - пространный пересказ Иваном Карамазовым брату Алеше содержания своей якобы сочиненной поэмы. Здесь - один из кульминационных пунктов композиции романа – средоточие идейных споров героев романа.

Значение Легенды для Достоевского: «вселить в души идеал красоты».

ЦЕЛЬ: «изображение крайнего богохульства и зерна идеи разрушения того времени в России, в среде оторвавшейся от действительности молодежи», которую представляет в романе Иван Карамазов.Достоевский считал, что природа человеческая не может быть сведена к сумме рациональных оснований. В основе ее сюжета – выдуманное пришествие Христа в средневековую Италию, где свирепствовала католическая инквизиция. (+ др. т.зр. Основа – сюжет о 3х искушениях Христа дьяволом в пустыне – хлебом, властью, идеальным знанием о мире. Возрастающая сила искушений. Принимая их человек превращается в тварь дрожащую). Сицилийский инквизитор готов отпр Сына Божьего, Учителя на костер, лишь бы тот не мешал проповедью гуманизма и свободы осуществить Учение способами инквизитора (несовместимые). Способы инквизитора повторяют доводы Раскольникова и Шигалева: люди, ничтожные по своей природе, не справляются со свободой. => отдали свободу за хлеб, свобода отнята у людей для их счастья. Инквизитор в этом уверен, так он по-своему заботится о человечестве. Он человек идеи. У Христа другое понимание человека – высокое. Он целует уста Инквизитора, видя в нем самую заблудшую овцу из своего стада.

Алеша чувствует бесчестность Инквизитора, кот исп-ет имя Христа для достижения своих целей. Иван, сопоставляя 2 тчки зрения, слонется к инквизиторской. Он не верит в людей, отрицает сам мир, богом созданный. Иван на стороне тех, кто бунтует против Творца. Рассуждения Ивана: если Бог допускает страдания ни в чем не повинных, абсолютно безгрешных существ, значит, или Бог несправедлив, неблагостен или не всемогущ. И от установленной в мировом финале высшей гармонии он отказывается: «Не стоит она слезинки хотя бы одного только… замученного ребенка». Но, «возвращая билет» в Царствие небесное, разочаровавшись в высшей справедливости, Иван делает роковое, алогичное по сути умозаключение: «Все позволено».

**Великий Инквизитор противопоставляет: духовные ценности Vs первобытная сила инстинктов, идеал героической личности Vs суровой стихие человеческих масс, внутреннюю свободу Vs потребности каждодневно добывать хлеб насущный, идеал красоты Vs кровавому ужасу исторической действительности. Образ Инквизитора помогает Достоевскому развенчать два важнейших тезиса сторонников преобладания материального над духовным. Первый - что люди - невольники, «хотя созданы бунтовщиками», что они слабее и ниже Божественного Промысла, что им не нужна и даже вредна свобода. Второй - будто подавляющее большинство людей слабы и не могут претерпеть страдание во имя Божье ради искупления грехов, и, следовательно, Христос в первый раз приходил в мир не для всех, а «лишь к избранным и для избранных». Писатель опровергает эти по виду очень складные рассуждения Инквизитора. И в Легенде финал, помимо воли автора поэмы, Ивана Карамазова, свидетельствует о торжестве идей Христа, а не Великого Инквизитора. Финал: Инквизитор умолк, он оч хотел, чтобы тот ответил ему что-нибудь, но тот лишь поцеловал его в губы. Поцелуй оказывается самым сильным возражением против всех хитроумных и вроде бы логичных теорий строителей царства Божьего на земле. Чистая любовь к человечеству начинается лишь тогда, когда любят не телесную, внешнюю красоту, а душу. К душе же Великий Инквизитор в конечном счете остается безразличен.

Достоевский рисует нам картину борьбы добра и зла в душе человеческой. При этом носитель злого начала наделен многими привлекательными чертами, общими с самим Христом: любовью к людям, стремлением к всеобщему, а не личному счастью. Однако все благие намерения сразу рушатся, как только оказывается, что Великий Инквизитор вынужден прибегать к обману. Писатель был убежден, что ложь и обман недопустимы на пути к счастью. Гордыня Великого Инквизитора, мечтающего заместить собою Бога, прямиком ведет его душу в ад. Христос же, которому, как показывает писатель, при втором пришествии был бы уготован застенок инквизиции и костер, остается победителем в споре. Палачу-инквизитору нечего противопоставить его молчанию и последнему всепрощающему поцелую.

Своей нигилистической философией, идеями «вседозволенности» Иван толкает лакея Смердякова на преступление - убийство Федора Карамазова.

Трилогия Л.Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность». Замысел. Образ главного героя и его эволюция. Особенности психологизма.

Живя на Кавказе, Л.H. Толстой задумал большое произведение - роман, состоящий из четырех повестей, под названием «Четыре эпохи развития». Содержанием задуманного романа должно было стать описание постепенного формирования личности молодого человека в детстве, отрочестве, юности и молодости. Толстой несколько раз корректировал план своего произведения, в одном из вариантов плана он так определил свою основную задачу: «Резко обозначить характеристические черты каждой эпохи жизни: в детстве теплоту и верность чувства; в отрочестве скептицизм, сладострастие, самоуверенность, неопытность и (начало тщеславия) гордость; в юности красота чувств, развитие тщеславия и неуверенность в самом себе; в молодости - эклектизм в чувствах, место гордости и тщеславия занимает самолюбие, знание своей цены и назначения, многосторонность, откровенность». Этот план обнаруживает, что основное внимание молодого писателя обращено к внутренней жизни его героя, к возрастным особенностям психологического состояния молодого человека. Из задуманной тетралогии Толстым была осуществлена лишь трилогия «Детство», «Отрочество» (1854), «Юность» (1856) с незавершенной последней повестью.

Все три повести претерпели не одну редакцию, прежде чем автор добился желаемого результата - повествования не столько о событиях жизни своего героя, сколько о богатстве и сложности изменений, совершающихся внешне неприметно во внутреннем мире человека. Такая задача могла быть решена только писателем, глубоко проникающим во внутренний мир своего героя. Герой повестей Толстого Николенька Иртеньев во многом автобиографичен, понять его молодому писателю помогал богатейший опыт самонаблюдения и самоанализа, подкрепленный постоянным обращением к ведению дневниковых записей. Основанное на собственном опыте знание тайников человеческой души позволяло писателю наделять своих героев автобиографическими чертами, что проявлялось не столько в сходстве событий и поступков, сколько в сходстве состояния внутреннего мира автора и его героев. Именно поэтому с возмужанием и зрелостью самого Толстого изменялись его герои, их мысли и устремления.

Николенька Иртеньев занимает особое место в ряду главных героев толстовских произведений: он открывает эту галерею, без него невозможно правильно понять ни характеры последующих персонажей, ни самого автора. Истоком повести был также весь уклад дворянской усадебной жизни эпохи толстовского детства, семейное окружение писателя и литературно-бытовые традиции, хранившиеся дворянской интеллигенцией первой половины XIX в. Из их числа наибольшее значение для Толстого имели эпистолярная культура его круга и широко распространенный обычай ведения дневников, записок, являющихся литературными формами, так или иначе связанными с мемуаристикой. Именно в кругу этих литературно-бытовых форм писатель чувствовал себя наиболее привычно и уверенно, что психологически могло поддерживать его в начале творческого пути.

Первая редакция «Детства» была написана в традиционной мемуарной форме, отойдя от которой, Толстой как бы совместил в своей повести два взгляда на прошедшее: чуткую восприимчивость и наблюдательность маленького Николеньки и интеллект, склонность к анализу, мысль и чувство взрослого «автора». Времени и событий, описанных в первой повести, едва достанет на рассказ с энергично развивающимся сюжетом, но у читателей создается впечатление, что они были свидетелями нескольких лет жизни героя. Загадка подобного восприятия художественного времени «роется в том, что Толстой верно описывает особенности детского восприятия, когда все впечатления ярки и объемны, а большинство описанных действий героя принадлежит к числу ежедневно повторяющихся: пробуждение, утренний чай, занятия. В «Детстве» перед нами разворачиваются живые картины жизни дворянского семейства пушкинской эпохи. Герой окружен любящими его и любимыми им людьми, среди которых родители, брат, сестра, учитель Карл Иваныч, экономка Наталья Савишна и другие. Это окружение, очередность занятий с редкими запоминающимися событиями охоты или прихода юродивого Гриши составляют поток жизни, охватывающий Николеньку и позволяющий ему много времени спустя восклицать: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней?» Счастье детства сменяется «бесплодной пустыней» отрочества, раздвинувшего для героя границы мира и поставившего перед ним трудноразрешимые вопросы, вызвавшего мучительный разлад с окружающими и дисгармонию внутреннего мира. «Тысячи новых, неясных мыслей» привели к перевороту в сознании Николеньки, почувствовавшего сложность окружающей жизни и свое одиночество в ней. В отрочестве под влиянием друга Дмитрия Нехлюдова герой усваивает и «его направление» - «восторженное обожание идеала добродетели и убеждение в назначении человека постоянно совершенствоваться» . В это время «очень легко и просто казалось исправить самого себя, усвоить все добродетели и быть счастливым...». Так заканчивает Толстой вторую повесть трилогии. В пору юности Иртеньев пытается найти свой путь, обрести истину. Так в творчестве Толстого впервые определяется тип ищущего героя, стремящегося к самосовершенствованию. В юности для Иртеньева очень много значит дружба, общение с людьми иного социального круга. Многие из его аристократических предрассудков не выдерживают проверки жизнью. Недаром повесть завершается главой со знаменательным названием «Я проваливаюсь». Все пережитое в юности воспринимается героем как важнейший для него нравственный урок.

«наблюдательность и тонкость психологического анализа», поэтичность, ясность и изящество повествования. Проницательнее других критиков оказался Н.Г. Чернышевский, заметивший, что из «различных направлений» психологического анализа Толстого более привлекает «сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души». Последние слова стали классическим определением особенностей толстовского психологизма.

Билет.

Билет.

Роман-эпопея Л.Н. Толстого «Война и мир». Жанровая специфика. Ведущие темы. Система образов.

"Война и мир" – роман-эпопея: это история не одного конкретного лица или семьи, это история целого в важную для истории эпоху – эпоху Наполеоновских войн. Действие романа начинается в 1805 году, а заканчивается в 1825. В центре романа хроника жизни нескольких семейств: Болконских, Ростовых, Курагиных + Пьер Безухов. Главный герой не один, их несколько – Наташа Ростова, Андрей Болконский, Пьер Безухов, Марья Болконская – эти герои воплощают в себе лучшие для Толстого черты характера.

Толстой изучает историю страны сквозь призму рядовых судеб граждан страны, разделивших со своим народом общую судьбу. + среди персонажей романа много реальных исторических лиц (император, Кутузов, Наполеон)

Кутузов и Наполеон – 2 типа войны: 1) Наполеон - захватническая, агрессивная; 2) Кутузов – «решался вопрос жизни и смерти отечества».

Духовное слияние с русским народом сконцентрированы в образе Кутузова. Толстой считал, что истинное величие Кутузова как полководца и человека заключалось в том, что его личный интерес освобождения родины от неприятеля полностью совпадал с интересом народа. Силой, определяющей успех любого сражения Толстой считал дух войска и его силу воли.

Толстой не принимает образ Наполеона с его стремлением власти над миром, эгоизмом, жестокостью, он отмечает тщетность его самолюбивых устремлений.Холодный эгоизм, ложь, самовлюбленность, готовность ради достижения своих низких целей жертвовать чужими жизнями, даже не считая их,- таковы черты этого героя. Он тоже лишен пути, ибо его образ-предел духовной деградации.

Ведущую роль в истории толстой оставляет за народом, считая его главной движущей силой всех событий. + Толстой показывает представителей всех сословий того времени, исследуя характер русского народа в переломный момент истории.

С точки зрения системы образов, героев романа можно условно разделить на «живых» и «мертвых», то есть на развивающихся, меняющихся с течением времени, глубоко чувствующих и переживающих и - в противоположность им - застывших, не эволюционирующих, а статичных..

В центре романа три семьи: Болконские, Ростовы, Курагины. С большой авторской симпатией описана семья Ростовых. Атмосфера добра, благожелательности, душевной щедрости, любви, заботы друг о друге создана в доме Ростовых взаимными усилиями старого графа Ильи Андреевича, графини и их детей. Душой этой семьи, несомненно, является Наташа.

Семья Болконских основана на традициях, порядке, логике. К этому приучил своих детей стрик Болконских. Он проявляет жестокость по отношению к своим детям, считая, что это пойдёт им на пользу. Бывший екатеринский вельможа держит в страхе своих детей и всех, кто его окружает.

Курагины представляют собой тип семьи, где подлость, ложь и лицемерие проявляют себя в наибольшей степени. Унаследовав эти качества от отца, Анатоль и Элен готовы пойти на всё лишь бы добиться своего, не считаясь с чувствами и мнением других людей.

У Толстого в романе есть любимые герои и нелюбимые. Любимые герои Толстого, в отличие от нелюбимых, обычно некрасивы внешне, но наделены внутренней красотой. Они способны к самосовершенствованию, к нравственным, духовным исканиям. Им свойствен самоанализ. Настоящие герои для Толстого те, в чьей внешности подчеркнуто все негероическое, кто в промахах винит себя, а не других, кто скромен и честен.

Тема Красоты и Тема Семьи: Наташа, Марья, Элен. Наташа и Марья некрасивы внешне, но обладают красотой душевной. Они эволюционируют, нравственно возвышаются. В эпилоге Наташа представлена как любящая мать и жена, совсем не думающая о своём внешнем облике. Она, как и княжна Марья, посвятила себя мужу и детям. Вывод: женщина в этом мире, чтобы рожать детей (позиция Толстого). Антипод Наташи и Марьи - красавица Элен. В романе постоянно подчеркивается привлекательная внешность героини. Однако Элен не смогла создать семью, у неё нет детей. С её характером она вряд ли смогла бы стать детям и мужу опорой.

Тема философских исканий: Пьер, Андрей. Андрей Болконский вначале романа мечтает только о славе, беременная жена его угнетает. Его герой – Наполеон, но будучи раненым в битве под Аустерлицем, он разочаровывается в своём идоле, он видит лишь небо над головой – в этот момент происходит перерождение души героя. Он понимает, что важно на самом деле – семейное счастье, сожалеет о своих прежних ошибках в отношении жены. Однако ему не удается найти то семейное счастье, о котором он мечтал. Жена Лиза умерла при родах. Этот период становится периодом духовного возрастания героя. Он начинает жить не для себя, а для других. Под впечатлением встречи с Наташей Ростовой и возникшего к ней чувства, князь возвращается к активной жизни, но измена Наташи вновь сделала его холодным. Участвуя в Отечественной войне, Болконский обретает общую с народом цель. Получив тяжелое ранение в бородинской битве, князь начинает понимать людей, прощать их слабости, обнаруживает, что истинные связи между людьми строятся на любви к ближним (прощает своего врага – Анатоля Курагина). Примирившись с Наташей, он обретает душевный покой.

Пьер Безухов после смерти отца наследует его состояние и титул, и это превращается в первое серьёзное испытание героя. Несчастный брак и склонность к философствованию приводят его в ряды масонов, но и в этом Пьер разочаровывается. Даже попытка улучшения жизни крестьян принесла ему лишь неудачу. 1812 год - происходит переоценка своего кумира – Наполеона – он видит в нем узурпатора и убийцу. Ключевой момент в его жизни – встреча с Платоном Каратаевым (для Толстого это идеал русского человека). Пьер проникается идеей самопожертвования и внутренне меняется. Затем: Наташа, свадьба, дети…..декабристские идеи.

В пятницу, 12 августа, в Самаре впервые прошла конференция работников культуры Самарской области. Деятели культуры, представители муниципалитетов, творческих союзов, общественных организаций обсудили итоги работы, обозначили существующие проблемы и наметили планы по активному и содержательному развитию культурной сферы региона. В форуме принял участие губернатор Николай Меркушкин.

Открыл конференцию министр культуры региона Сергей Филиппов. Он отметил первоочередную задачу, которую перед творческими людьми поставил президент Владимир Владимирович Путин.

"Наша основная задача — укрепление духовности и культуры нашей страны. В нынешней непростой социально-политической ситуации культура является тем духовным и нравственным стержнем, который позволяет нам сохранять свою самобытность и уверенно смотреть в будущее. Для этого мы должны идти в ногу со временем и не отставать от тенденций современного общества", - сказал министр.

Сергей Филиппов подчеркнул: "Если мы не будем внедрять новые формы работы, использовать современные технологии, которые привлекут к нам людей, мы не сможем выполнить поставленные задачи".

Глава минкульта отметил, что в последние годы многое сделано для развития культуры в регионе. На территории идет серьезная работа, направленная на сохранение классического театрального наследия. Яркие премьеры, драматические и оперные постановки, гастроли ведущих отечественных театров, фестивали стимулируют у самарцев интерес к учреждениям культуры. Творческие коллективы региона успешно защищают честь региона на крупных фестивалях, в том числе на "Золотой маске".

Развивается музейное направление благодаря в том числе активной совместной деятельности с крупнейшими музеями России. Один из ярких примеров — сейчас работы из коллекции Самарского художественного музея экспонируются в рамках выставки Ивана Айвазовского в Третьяковской галерее.

Для поддержки талантливой молодежи в регионе проводятся десятки фестивалей, в сотнях общероссийских форумов и обучающих мероприятиях принимают участие юные самарцы. Как правило, без наград они не возвращаются. Одаренные дети получают именные стипендии губернатора, а в целом, до 10% выпускников Самарской области выбирают вузы творческой направленности.

Важнейшее направление работы минкульта — национально-культурные организации региона. Как правило, фестивали и национальные праздники в регионе отмечаются всеми конфессиями вместе. "Мы показываем пример, как можно организовать жизнь, исключающую взаимные конфликты", - отметил Сергей Филиппов.

Отметил министр и проблемы, прежде всего, кадровые: средний возраст работников культуры — более 50 лет, в отрасли занято около 25% людей пенсионного возраста. Однако поддержка молодых специалистов — творческие стипендии, губернаторские премии и гранты — постепенно меняют процентное соотношение.Средняя заработная плата работников культуры за последние годы выросла в 2-3 раза и является самой высокой в ПФО.

На капитальный ремонт 115 муниципальных учреждений культуры был выделен 1 млрд рублей. Закончены работы в Сызранском драматическом театре, в КДЦ "Нефтяник" в Нефтегорске, отреставрирована школа искусств в Чапаевске и библиотека в Дубовом Умете.

Скоро откроется отреставрированный "СамАРТ", детские школы искусств в Отрадном и Кинель-Черкассах, через год — театр кукол и крупный культурно-оздоровительный центр в Большой Глушице. И это только малая часть сделанного при поддержке губернатора Самарской области, правительства региона, меценатов, отметил Сергей Филиппов.

Резюмируя, министр культуры обратился к коллегам: "Перед нами стоит задача выйти на новый уровень развития культуры региона. Мы как творческие работники должны не только совершенствовать свою деятельность, но и иметь активную жизненную позицию, сознательно участвовать в общественной жизни, формировать общественное мнение и являться примером для сограждан. Работники культуру наряду с учителями и врачами всегда составляли основую гражданского общества. Им всегда верили, за ними шли".

"Наша с вами работа перекликается, - обратился к творческой интеллигенции Николай Меркушкин. - Мы делаем одно дело — воспитываем подрастающее поколение и формируем культуру в целом. Именно она определяет уровень развития нашего общества".

Глава региона обратил внимание, что львиная доля просьб и пожеланий самарцев всегда связана с искусством и творчеством. "Это особенность нашего менталитета. Именно поэтому мы занимает лидирующие места в округе и стране по самым важнейшим направлениям культуры. Тягу к прекрасному мы должны всячески поддерживать", - сказал губернатор.

Он отметил, что каждое отреставрированное или построенное учреждение культуры "должно расширять наше представление о прекрасном и привлекать молодежь к искусству". Объекты культуры, словам Николая Меркушкина, должны максимально соответствовать своему предназначению и приносить радость долгие годы.

Николай Меркушкин также сказал, что грантовая поддержка одаренных детей и детских школ искусств будет продолжена. Что касается последних, глава региона предложил поддерживать не только лучших, но и перспективные учреждения: "Это будет для них стимулом и возможностью активнее развиваться".

Он подчеркнул, что поддержка культуры необходима для общества: "Шаг за шагом мы будем делать все возможное, чтобы у нас подрастало воспитанное, творческое, образованное, здоровое и конкурентоспособное поколения. Без этого рассчитывать на успех страны, родной земли невозможно. Мы должны держать планку культуры Самарской области на высоком уровне".

Директор ДШИ Отрадного Ираида Зюльманова со сцены отметила, что "во все времена культура была на передовом рубеже в борьбе за души и сердца людей".

"В культуре работают подвижники, преданные своему делу душой, готовые положить на алтарь профессии личные пристрастия, - сказала она и обратилась к главе региона: - Николай Иванович, вы защищаете Самарскую губернии и ее людей, находите истинно творческие, неординарные решения в сложных ситуациях. Могу сказать: вы - наш, вы — человек культуры. Только люди творческие способны работать так самоотверженно, как вы".

Народный ансамбль "Шенталинка" от имени всех самодеятельных коллективов региона поблагодарил Николая Меркушкина за губернский фестиваль "Рожденные в сердце России": "Николай Иванович, вы не даете нам скучать и всегда держите в творческом тонусе".

В рамках культурного форума губернатор наградил представителей творческой интеллигенции и вручил грантовые сертификаты на новые проекты. Почетный знак "За труд во благо земли Самарской" получили заслуженный художник РФ Рудольф Баранов, народный артист РСФСР Анатолий Пономаренко, писатель Иван Никульшин.

Замдиректора "СамАРТа" Ольга Шапиро также получила награду. "Хочу сказать слова благодарности всем, кто эти годы был рядом: актерам, зрителям, министерству культуры и вам, Николай Иванович, за понимание важности нашего театра для губернии", - со слезами на глазах произнесла она.

Заслуженной артисткой Самарской области стала солистка балета Ксения Овчинникова, а заслуженными работниками — президент Поволжского историко-культурного фонда Мария Серкова и представитель национально-культурной автономии казахов "Ак Жол" Айгуль Жалелова.

Памятный знак "Куйбышев — запасная столица" был вручен Самарскому академическому театру оперы и балета.

Получила награду генеральный директор Наталья Глухова. Она отметила, что в истории театра было немало ярких страниц. В частности, эвакуированные во время войны в наш город творческие коллективы не только выступали на сцене, но и сдавали кровь, ухаживали за ранеными. "Это была позиция людей. Почетный знак — эстафета того времени. Это дорогого стоит. У нас высокая миссия - мы были и остаемся центром культурной, музыкальной и общественной жизни города", - сказала руководитель театра.

В завершении конференции глава региона отметил, что особенность творческих людей — пропускать все через себя. "Когда это происходит, вы выдаете вещи, которые трогают душу. Спасибо вам за это!", - сказал он.

После окончания форума губернатора еще полчаса не отпускали. Николая Меркушкина попросили оказать поддержку журналу "Самарская Лука", а также помочь в укреплении дружбы между Самарской областью и Узбекистаном: "Давайте будем это делать, а потом их делегацию пригласим на самарскую землю, на "iВолгу"".

Отдельную благодарность глава региона получил от представителей культурно-просветительского центра "Наследие" из Чапаевска. Натальи Широкова и Марина Кириллова выразили общее мнение: "Творческая интеллигенция всегда с вами!".