История "африканского зарубежья" исчисляется столетиями. В Европе африканцы появились вместе с войсками Священной Римской империи в 1210 году, в Америке в 1619 году. Главным источником формирования африканской диаспоры было рабство. Именно из числа невольников вышли первые получившие европейское образование интеллектуалы. Жоао Латино (1516-1594), эрудит, ученый, музыкант, был привезен в Испанию в двенадцатилетнем возрасте вместе с матерью. В университете в Гренаде он изучал музыку, поэзию и медицину. Ж. Латино первым из африканцев был удостоен ученой степени бакалавра (1546 г.) и звания профессора (1577 г.).

В Лондоне в XVIII веке вышли в свет первые из известных историко-философских трактатов, написанных африканцами: "Мысли и переживания о злодействах и дьявольских грузах рабов и торговле человеческими особями" Оттоба Кугуано (1787 г.) и "Занимательное повествование о жизни Олауды Эквиано или Густавуса Вассы, африканца" (1789 г.). Их авторы в 1735 году в возрасте 10-12 лет были похищены и проданы в рабство и только после его отмены в Великобритании (1772 г.) обрели долгожданную свободу. Оба играли роль предтечей по отношенеию к негритюду, панафриканизму и афроцентризму. Африканские философы, историки, литературоведы, педагоги, социологи считали их родоначальниками африканской науки.

История литературы "африканского зарубежья" связана с именами Игнатиуса Санчо (1729 - 1780)и Филлис Уитли (1753 - 1784), поэтессы, снискавшей славу в Лондоне. "Письма" И. Санчо (1782 г.), опубликованные спустя два года после его смерти, рассматривались как свидетельство большого литературного дарования автора. Ф. Уитли родилась в Сенегале, в 1761 году в качестве рабыни попала в Бостон. Она писала оды в стиле неоклассицизма. В 1773 году ее произведения были впервые опубликованы в Лондоне. Одним из почитателей ее таланта был генерал Д. Вашингтон, будущий президент США. Ему она посвятила следующие строки:

"В итоге ты величие обретешь
И покровительство богинь во всем найдешь,
Венец правителя и трон
Твоими будут, Вашингтон".

Во Франции в XVIII веке военному делу учился прадед А.С. Пушкина - Абрам Петрович Ганнибал. Он приехал в Париж в 1717 году, бедствовал. Чтобы платить за учебу, квартиру, еду требовались средства, и Абрам вступил в ряды французской армии. Служил в инженерных частей, участвовал во взятии испанских крепостей, был ранен и за отличия пожалован чином инженер-поручика. Его военные заслуги, героизм и чин были приняты во внимание, так что он был принят студентом и затем стал выпускником высшей военной инженерной школы, куда ранее доступ иностранцам был закрыт.

В Германии в XVIII веке обрел изестность уроженец Золотого Берега (нынешней Ганы) поэт, философ, правовед Антоний Вильгельм Амо. Он изучал философию и юриспруденцию в университете в Халле (1727-1734), получил профессорскую кафедру, занимал должность государственного советника в Берлине, однако в 1740 году вернулся на родину. А. В. Амо написал две диссертации: "Права африканцев в Европе" (1729 г.) и "О беспристрастности человеческого сознания" (1735) - и трактат "Об искусстве философствовать трезво и грамотно" (1738 г.). и

В XIX веке число африканцев за пределами Африки продолжало расти. На рубеже XIX - XX веков мировую славу снискал живший в Великобритании музыкант и композитор Сэмьюэл Тэйлор (1875 - 1912).Он работал с лучшими оркестрами и хорами,много гастролировал, а его поездка в США вызвала настоящий триумф. Его вклад в развитие концертной музыки сравним с деятельностью И. Брамса и Э. Грига. Подобно им Тэйлор интегрировал народные африканские мотивы в классическую концертную музыку.

Африканские ученые, поэты, музыканты воспитывались в Европе и в Америке, но все же Африка жила в их воспоминаниях. Африканская культура была для них абстракцией или почвой для реабилитации черноты. Между тем именно они заложили основу для развития культуры "африканского зарубежья" во второй половине ХХ века.

Бурное развитие археологии, этнографии и искусствознания во второй половине XIX века, связанное с открытием первобытного искусства, проблемами колонизации и кризисом европейского искусства, создало благоприятные условия для более глубокого и серьезного отношения к художественному творчеству так называемых "примитивных" народов. В 1885 году немецкий историк Р. Андре высказывает предположение, что искусство народов, находящихся на относительно низкой ступени социально-экономического развития, может достичь высокого уровня. К тому же заключению приводят появляющиеся в это время теории, согласно которым художественная форма складывается под воздействием трех факторов - целесообразности, художественной техники и материала - и поэтому не находится в прямой зависимости от уровня социально-экономического развития. До этого считалось, что индустриальный и научный прогресс является непременным условием развития художественной культуры. Уровень художественного развития неевропейских цивилизаций оценивался по уровню их технической оснащенности.

Маркс еще в середине XIX века указал на неправомерность такого подхода: "Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной базы последнего..." (Маркс К. Введение (из экономических рукописей 1857-1858 гг.). Соч., т. 12, с. 736 ).

На европейских выставках отдельные предметы африканского искусства стали появляться уже с конца XIX века. В 1879 году в Париже был основан первый этнографический музей - Трокадеро (Ныне - Музей Человека ), имевший специальную экспозицию "искусства и ремесла неевропейских народов". Тогда же в театре Шатле открылся временный Африканский музей, в экспозиции которого, в частности, находилась статуэтка, названная "Черная Венера". Африканские художественные изделия были представлены также на выставках в Лейпциге - 1892 год, в Антверпене - 1894 год, Брюсселе - 1897 год. В 1903 году в дрезденском Цвингере был открыт отдел деревянной скульптуры, в том числе африканской.

Обращение к изучению первобытного и традиционного (или, как его называли, "примитивного") искусства, стимулировавшееся сенсационными открытиями в Западной Европе, Центральной Америке, Океании, создало новую отрасль науки на стыке этнографии, археологии и искусствоведения. Работы историков и этнологов способствовали раскрытию смысла и значения художественной деятельности в первобытном и традиционном обществе, привлекали внимание к памятникам искусства неевропейских народов. Но непосредственное восприятие этого искусства широкой публикой по-прежнему оставалось на уровне эпохи "кабинетов курьезов" до той поры, пока в его освоение не включилась художественная практика.

Было бы неверно думать, что африканское искусство как-то неприметно вошло в художественную жизнь Европы; было бы также неправильно считать его открытие неким откровением, внезапно осенившим нескольких художников.

Генезис художественных течений, зарождающихся в этот период, дает представление о том, когда и каким образом африканские элементы появляются в европейском искусстве, как они адаптируются художественной практикой и получают дальнейшее развитие в мировом искусстве (См.: Мириманов В. Б. Встречи цивилизаций. - В кн.: Африка: встречи цивилизаций. М., 1970, с. 382-416; Мириманов В.Б. "L"art nègre" и современный художественный процесс. - В кн.: Взаимосвязи африканских литератур и литератур мира, М., 1975, с. 48-75.; Laude J. La peinture francais (1905-1914) et "l"art nègre". Paris, 1968 ).

Всесторонне рассматривая и оценивая течения 10-20-х годов, мы должны признать, что они сыграли значительную роль в деле открытия и признания африканского искусства.

До 1907-1910 годов положение африканского искусства в Европе практически не отличалось от того, каким оно было в XV веке, в эпоху "кабинетов курьезов". С 1907 -1910 годов африканская скульптура привлекла внимание французских художников-авангардистов, в европейском искусстве и литературе появляются новые течения (в первую очередь кубизм), практика и теория которых формируются в процессе этого открытия. С этого времени африканская скульптура начинает интересовать европейских коллекционеров, экспонируется на многочисленных выставках и, наконец, становится объектом специальных исследований. В XIX веке единственным "настоящим искусством" считалось только искусство развитых цивилизаций Запада и Востока. С конца 10-х годов XX века "примитивное" искусство быстро завоевывает симпатии не только художников и коллекционеров, но и широкой публики.

В 20-30-х годах увлечение Африкой достигло небывалых размеров. "Негритянский кризис" отразился во всех сферах европейской культурной жизни. В это время ювелиры имитируют африканские украшения, джаз становится господствующим направлением в музыке, обложки книг и журналов украшаются изображениями африканских масок. Пробуждается интерес к африканскому фольклору.

Необходимо заметить, что экзотизм не был изжит полностью даже в позднейшее время, в 10-х же годах поверхностное восприятие африканского искусства еще нередко бытует даже среди его первооткрывателей-художников. Если во Франции в эпоху рождения кубизма в среде художников-авангардистов экзотизм уступает место трезвому, аналитическому подходу, то у немецких художников еще долго сохраняется романтическое восприятие африканской скульптуры, увлечение ее "эмоционально-мистическим содержанием". В 1913-1914 годах, когда, по свидетельству Д.-А. Канвейлера, Пикассо, вдохновленный африканской скульптурой, создает пространственные конструкции, воплощающие принципиально новый подход к решению пластических задач, немецкие художники еще остаются на уровне простой имитации.

В 1912 году в Мюнхене издается под руководством В. Кандинского и Ф. Марка альманах "Голубой всадник", в котором воспроизводится большое количество африканской и океанийской скульптуры, играющей в данном случае ту же чисто декоративную роль, что и африканские маски в домах парижских интеллектуалов. (Характерным для этого времени примером "негро-фильства" можно считать своеобразные манифестации группы писателей и живописцев, собиравшихся в Цюрихе, в кабаре "Вольтер", и эпатировавших публику фантастическими "тамтамами" и мнимыми "негритянскими" песнями.) Вместе с тем первая выставка под названием "Негритянское искусство" была открыта именно в Германии, в Хагене, в 1912 году.

В 1914 году открывается выставка негритянского искусства в Нью-Йорке (галерея А. Штиглица). В 1917 году выставка в галерее П. Гийома знаменует официальный выход африканской традиционной скульптуры на парижский художественный рынок. Следующая парижская выставка (1919 г., галерея Девамбез) привлекает небывалое число посетителей. В 1921 году африканская скульптура экспонируется на XIII Международной художественной выставке в Венеции. В том же году выставка африканской скульптуры открывается в США, в Бруклинском художественном музее, а год спустя - в галерее Бруммера в Нью-Йорке.

До 1914 года существовало всего лишь несколько коллекционеров - собирателей африканской скульптуры. Наиболее известные из них - П. Гийом, Ф. Фенеон, Ф. Хавиланд, С. Щукин. С 1920 года во Франции, Бельгии, Германии, США создаются новые коллекции.

Триумфу африканского искусства помимо скульптуры способствует внедрение в европейскую жизнь африканской и афро-американской хореографической и музыкальной культуры. Уже знаменитая постановка 29 мая 1913 года в Париже балета И. Стравинского "Весна священная" обнаружила тенденцию к обновлению на основе фольклора. Следующим шагом в этом направлении был "Парад" Ж. Кокто с музыкой Э. Сати и декорациями П. Пикассо в исполнении дягилевского балета (Париж, 1917). Этими постановками был подготовлен шумный успех балета "Сотворение мира", с которым 23 октября 1923 года выступила в Париже шведская труппа Ральфа Маре (М. Лейрис считает, что постановка этого балета - "важная дата в истории распространения африканского искусства: большое парижское суаре прошло под знаком африканской мифологии, точно так же как 29 мая 1913 года... под знаком языческих ритуалов Европы в интерпретации русского балета Сергея Дягилева" (Leiris M.. Delange J. Afrique Noire. La création plastique. Paris, 1967, p. 29) ).

В том же 1923 году в Европе появляется первый афро-американский мюзик-холл. В 1925 году успех афро-американской эстрады закрепляет знаменитая Жозефина Беккер, выступающая в "негритянском ревю" в театре на Елисейских полях. Там же с шумным успехом проходят выступления "Южного синкопического оркестра" В. Вельмона, познакомившие европейскую публику с народными негритянскими песнями, спиричуэлсами, афро-американской джазовой и симфонической музыкой.

Увлечение африканской художественной культурой распространяется и на литературу. Все больший интерес в 20-х годах вызывает устная литература Тропической Африки. После "Черного Декамерона" Л. Фробениуса выходят сборник африканских сказок с репродукциями африканской скульптуры, составленный В. Гаузенштейном (Цюрих - Мюнхен, 1920), "Негритянская антология" Б. Сендрара (Париж, 1921), "Краткая антология" М. Делафосса (Париж, 1922).

Так начинает налаживаться двусторонняя связь между африканскими культурами и европейской цивилизацией, столь различными по уровню развития, что долгое время диалог между ними казался невозможным.

Пока первые научные данные не получили убедительного подтверждения, ученые - сторонники гипотезы исхода из Африки - полагали, что древнейший исход людей современного типа на север Африки и далее, на Левант, сформировал своего рода биологическое ядро, из которого впоследствии возникли народы Европы и Азии. Однако подобные аргументы страдали серьезным недостатком. Дело в том, что следы человека современного типа в этих местах около 90 тысяч лет тому назад практически исчезают. Благодаря климатологическим исследованиям мы знаем, что именно около 90 тысяч лет тому назад на Земле наступил краткий, но разрушительный по своим последствиям период резкого глобального похолодания и засухи, в результате чего весь Левант превратился в безжизненную пустыню. После отступления ледников и нового потепления Левант был быстро заселен, но на этот раз - представителями другого вида, нашего ближайшего «кузена» на генеалогическом древе - неандертальцами, которые, по всей вероятности, оказались оттесненными к югу, в регион Средиземноморья, в результате наступления ледников, надвигавшихся с севера. Мы не располагаем материальными свидетельствами пребывания людей современного типа на Леванте или в Европе на протяжении последующих 45 тысяч лет, до тех пор пока примерно 45-50 тысяч лет тому назад на арене истории не появились кроманьонцы (о чем говорит появление авгурисианской техники изготовления орудий), бросившие вызов неандертальцам, оттеснив их на север, на их древнюю прародину.

Таким образом, большинство специалистов сегодня полагают, что первые люди современного типа, выходцы из Африки, вымерли на Леванте в результате резкого похолодания и возврата засушливого климата, под влиянием которого Северная Африка и Левант быстро превратились в бесплодные пустыни.

Коридор, пролегавший через Сахару, захлопнулся, словно гигантская ловушка, и мигранты, оказавшиеся в ней, не смогли ни возвратиться назад, ни найти пригодных для жизни земель. Зияющая пропасть в 50 тысяч лет между исчезновением следов первых переселенцев на Леванте и последующим вторжением туда новой волны переселенцев из Европы, вне всякого сомнения, ставит под вопрос обоснованность широко распространенной версии о том, что первый исход из Африки на север якобы завершился успешно и создал биологическое ядро будущих европейцев. Давайте же задумаемся - почему.

Чтобы понять, почему многие европейские авторитеты в области археологии и антропологии настаивают, будто европейцы возникли самостоятельно и независимо от первого исхода из Северной Африки, необходимо помнить о том, что здесь мы имеем дело с одним из проявлений культурологического европоцентризма, стремящегося объяснить последствия первого исхода. Наиболее важным проявлением такого мышления является несокрушимая убежденность европейских ученых XX в. в том, что именно кроманьонцы, мигрировавшие в Европу не позднее 50 тысяч лет тому назад, и явились основоположниками людей «современного типа» в полном смысле слова. Эта человеческая эпифания, принесшая невиданный расцвет всевозможных искусств, ремесел и технических возможностей и культуры в целом, известна среди археологов под сухим названием «европейский Верхний палеолит». По мнению многих ученых, это было нечто вроде творческого взрыва, знаменовавшего начало эпохи мыслящего человека на Земле. Именно к этой культуре восходят впечатляющие наскальные рисунки в пещерах Шове и Ласко, а также изысканные, тонко проработанные резные фигурки «Венеры», которые археологи находят по всей Европе.

При этом обычно можно слышать аргументы типа «если мы действительно вышли из Африки и если та древняя культурная революция, столь красноречиво говорящая о даре абстрактного мышления, пришла в Европу с Леванта, она в лучшем случае могла представлять собой краткий привал на пути из Египта». Ergo, «мы, люди Запада» (это «мы» объясняется тем, что сторонники этой гипотезы - исключительно европейцы или имеют европейские корни), - всего лишь потомки выходцев из Северной Африки. Таким образом, северный маршрут для многих специалистов является этакой концептуальной отправной точкой миграции или, лучше сказать, исхода из Африки. В следующей главе мы рассмотрим, почему с точки зрения логики невозможно допустить, что первыми «людьми полностью современного типа» были европейцы, и как случилось, что первыми современными людьми, способными говорить, петь, танцевать и рисовать, стали именно африканцы, причем произошло это задолго до исхода некоторых их групп со своего родного континента.

Однако попытки дать убедительное объяснение того, как конкретно предки современных европейцев, жившие некогда в окрестностях Сахары, задумали и осуществили исход из Африки, связаны с целым рядом серьезных проблем. Для начала надо заметить, что, поскольку пустыня Сахара на протяжении последних 100 тысяч лет служила непреодолимой преградой для мигрантов, любые позднейшие вторжения выходцев из Северной Африки в Европу могли начинаться с какого-нибудь зеленого прибежища - островка растительности, еще остававшегося в Северной Африке, например из района дельты Нила, после междуледниковой паузы. Предки европейцев не могли 45-50 тысяч лет тому назад совершить исход из региона Сахары напрямую, кроме как на плотах вниз по течению Нила, однако генетическая история решительно отвергает подобную возможность.

Зеленое прибежище в Египте?

Если на всем протяжении длительного засушливого периода после междуледниковой паузы в Северной Африке действительно существовало подобное зеленое прибежище, оно около 45 тысяч лет тому назад вполне могло послужить временным приютом и перевалочным пунктом для предков будущих европейцев. Да, в древности в Северной Африке действительно существовало несколько обширных зеленых оазисов, в частности, дельта Нила в Египте и Средиземноморское побережье нынешнего Марокко. Недавняя находка детского скелета в погребении на холме Тарамса в Египте, датируемая ориентировочно между 50 и 80 тысячами лет тому назад, свидетельствует о том, что там могли сохраниться реликтовые группы населения. Ряд ведущих сторонников гипотезы исхода из Африки сразу же обратили внимание на эту находку, поскольку она предлагает реальное и вполне убедительное объяснение паузы протяженностью в 45-50 тысяч лет. Наибольшей известностью среди них пользуется Крис Стрингер, убежденный приверженец гипотезы о происхождении современных людей из Африки и один из руководителей Лондонского музея естественной истории. Стрингер утверждает, что ребенок-египтянин из Тарамсы принадлежал к колонии обитателей оазисов Северной Африки и что выходцами именно из таких колоний и были мигранты, покинувшие около 50 тысяч лет тому назад Африку и ставшие предками жителей Леванта и Европы.

И все же археологические свидетельства присутствия кроманьонцев в Северной Африке крайне скудны и немногочисленны. Даже те каменные орудия эпохи Среднего палеолита, которые были найдены в захоронении ребенка на холме Тарамса, вполне могли быть созданы неандертальцами, и их никак нельзя считать доказательством взрывного роста новых технологий, проникших в ту эпоху в Европу.

Проблема Австралии

Но, пожалуй, наиболее серьезной проблемой для европоцентрической концепции культурного развития, в основе которой лежит гипотеза о северном маршруте исхода из Африки, является сам факт существования австралийских аборигенов, создавших свою собственную культуру пения, танца и живописи задолго до европейцев и, естественно, без какой бы то ни было помощи с их стороны. Но тогда выходцами из какого района Африки они были? Какой маршрут завел их в такую даль, на край света? Можно ли считать их ветвью того же исхода, в котором принимали участие и предки современных европейцев? И, наконец, самое главное: каким образом и почему они попали в Австралию гораздо раньше, чем предки европейцев - в Европу? Эта загадка породила целый ряд попыток объяснения.

Понятно, что ответить на все эти вопросы, исходя из гипотезы об одном-единственном северном исходе из Африки в Европу, имевшем место примерно 45 тысяч лет тому назад, за которым последовало расселение человека по всему остальному миру, как то утверждает чикагский антрополог Ричард Клейн в своем классическом труде «Развитие человека», попросту невозможно. Известный зоолог, знаток Африки, художник и писатель Джонатан Кингдон идет еще дальше, доказывая, что первый, «неудачный» северный исход африканцев на Левант, имевший место около 120 тысяч лет назад, привел к расселению уцелевших мигрантов и колонизации Юго-Восточной Азии, а затем и Австралии примерно 90 тысяч лет назад. Эта версия также допускает всего один исход из Африки, и притом по северному маршруту. Крис Стрингер избрал наиболее легкий путь, утверждая, что Австралия была колонизована независимо от этого исхода и задолго до освоения Европы в результате отдельного исхода африканцев в обход Красного моря (см. рис. 1.3).

Во многом соглашаясь с Крисом Стрингером, археолог Роберт Фоули и палеонтолог Марта Лар из Кембриджского университета тоже утверждают, что цепь зеленых оазисов в Северной Африке, простиравшаяся на всем протяжении северного маршрута через Левант, имела жизненно важное значение для предков европейцев и жителей стран Леванта. Эти исследователи не испытывают никаких проблем с количеством исходов из Африки, утверждая, что в глубокой древности имело место множество больших и малых миграций, отправными точками для которых служили оазисы, разбросанные по Эфиопии и всей Северной Африке. Эта точка зрения учитывает значительный рост численности населения в самой Африке во время междуледникой паузы, около 125 тысяч лет тому назад.

Лар и Фоули полагают, что возвращение прежнего холодного и засушливого климата привело к тому, что африканский континент как бы разделился на отдельные обитаемые районы-колонии, совпадающие с границами зеленых оазисов (см. рис. 1.6), обитатели которых на протяжении последующих 50 тысяч лет были разделены непреодолимыми пустынями. Согласно схеме Лар-Фоули, предки аборигенов Восточной Азии и Австралии могли быть выходцами из Эфиопии, которые, переправившись через Красное море, отправились в дальние странствия. Они могли выбрать южный маршрут и двинуться по нему в путь совершенно независимо от предков будущих европейцев. Не так давно Фоули и Лар получили «подкрепление»: ряды сторонников северного и южного исходов пополнил американский генетик Питер Андерхилл, специалист в области изучения Y-хромосомы. Он выступил с исследованием, в котором осуществил синтез генетических доисторических факторов. Все трое ученых постулировали древний исход в Австралию по южному маршруту, признавая, что основным маршрутом исхода из Африки был все же северный путь, через Суэц и Левант, в Европу и остальные регионы Азии (рис. 1.3) и что он имел место между 30 и 45 тысячами лет тому назад.

Таким образом, обоснованность высказываемого многими специалистами по Евразии мнения о том, что предки европейцев были выходцами из Северной Африки, зависит от целого ряда факторов. К их числу относятся наличие достаточно обширных прибежищ-оазисов в Северной Африке и либо многочисленные разновременные миграции из Африки, либо очень ранняя протомиграция с Леванта в страны Дальнего Востока.

Существует и проблема идеологического плана: это - попытка зарезервировать северный маршрут исхода только за предками будущих европейцев.

Высказываясь поначалу откровенно и прямолинейно, Джонатан Кингдон утверждал, что ранний северный исход из Африки произошел около 120 тысяч лет тому назад, во время так называемой Эмианской междуледниковой паузы. Поскольку многие коридоры в пустынях Африки и Западной Азии в ту эпоху пышно зеленели буйной растительностью, предполагаемые мигранты в Австралию могли без помех продвигаться все дальше на восток с Леванта до Индии. Разумеется, они могли остановиться на длительный привал в зеленых районах Южной Азии, прежде чем двинуться дальше, в Юго-Восточную Азию, куда они прибыли около 90 тысяч лет тому назад. (Под термином «Южная Азия» я имею в виду те страны, расположенные между Аденом (Йеменом) и Бангладеш, которые выходят на береговую линию Индийского океана. К числу этих стран относятся Йемен, Оман, Пакистан, Индия, Шри-Ланка и Бангладеш, а также государства, расположенные на побережье Персидского залива: Саудовская Аравия, Ирак, Бейрут, Объединенные Арабские Эмираты и Иран.)

В качестве доказательства присутствия еще в глубокой древности разумного человека на Леванте Джонатан Кингдон ссылается на многочисленные орудия эпохи Среднего палеолита, найденные в Индии. Возраст некоторых из них - 1бЗ тысячи лет. Однако наиболее серьезной проблемой здесь является полное отсутствие скелетных останков человека современного типа такой древности где бы то ни было за пределами Африки. Кингдон утверждает, что эти орудия могли быть изготовлены людьми предсовременного или архаического типа (или мапа, как он их называет), которые как раз в то самое время обитали в Восточной Азии.

Понятно, что для того, чтобы попасть в Австралию, предки австралийцев должны были пересечь с запада на восток всю Азию, однако у нас нет никаких материальных доказательств того, что анатомические современные люди совершали миграции через всю Азию около 90 тысяч лет назад, не говоря уж о более ранней эпохе - 120-163 тысячи лет назад.

Преграды на востоке

С предложенной Кингдоном датировкой временных рамок колонизации Юго-Восточной Азии - 90-120 тысяч лет - связана и другая серьезная проблема. Если, согласно его гипотезе, первая волна миграции в Юго-Восточную Азию покинула земли Леванта несколько позже 115 тысяч лет тому назад, она, по всей вероятности, бесследно сгинула на необозримых просторах Азии. Анализ массовых миграций человека и других видов млекопитающих из Африки в Азию за последние 4 млн. лет свидетельствует о том, что, за исключением первой междуледниковой паузы, мигрантов, продвигавшихся с Леванта во внутренние районы Азии, ожидало множество труднопреодолимых препятствий. В эпохи, когда мир не был согрет благодатным теплом междуледниковой паузы, переселенцам то и дело встречались высокие горы и иссушенные зноем пустыни, служившие непреодолимыми преградами на пути на север, восток и юг от Леванта. На севере и востоке протянулась огромная горная цепь Загрос-Таурус, которая вместе с Сирийской и Аравийской пустынями изолировала Левант от Восточной Европы на севере и индийского субконтинента на юге. При обычных климатических условиях оледенения это были непроходимые гористые пустыни. Не было удобного обходного пути и на севере, где высились хребты Кавказа и шумело Каспийское море.

В древности, как и во времена Марко Поло, самым удобным альтернативным путем из Восточного Средиземноморья в Юго-Восточную Азию было как можно скорее добраться до Индийского океана и далее двигаться вдоль его береговой линии. Однако к югу и востоку от Леванта простирались Сирийская и Аравийская пустыни, и единственно возможный маршрут вел из Турции через долину Тигра и далее на юг, вдоль западного склона горной гряды Загрос, до самого побережья Персидского залива (см. рис. 1.6). Однако этот маршрут, пролегавший через так называемый Плодородный Полумесяц, в периоды похолодания и засухи по окончании междуледниковых пауз также лежал через безжизненные пустыни и, естественно, был закрыт для древних мигрантов.

Практическая невозможность для людей современного типа попасть из Леванта в Египет или Юго-Восточную Азию в период от 55 до 90 тысяч лет тому назад означает, что северный маршрут исхода из Африки в те времена позволял покинуть Черный континент только предкам будущих европейцев и жителей Леванта, а никак не праотцам обитателей Юго-Восточной Азии или Австралии. Между тем, как это ни странно, Европа и Левант не подвергались сколько-нибудь активной колонизации примерно до рубежа 45-50 тысяч лет тому назад, тогда как Австралия, лежавшая на другом конце света, напротив, интенсивно заселялась задолго до этой рубежной эпохи. А это означает, что для того, чтобы «зарезервировать» северный маршрут исхода только за предками европейцев, Крис Стрингер, Боб Фоули и Марта Лар должны были принять гипотезу о существовании в древности отдельных южных маршрутов, которыми воспользовались предки австралийцев и даже жителей Азии. Решить эту загадку позволяет только изучение генетической истории.

Чернокожих невольников, привычных к жаркому климату, главным образом широко использовали для работы на хлопковых и сахарных плантациях в Северной и Южной Америке. Но рабы-африканцы были и в Европе, где их использовали в качестве «экзотической» домашней прислуги. Точная дата, когда первые чернокожие невольники попали в Европу, до сих пор неизвестна. Из дошедших до нашего времени сочинений некоторых древнегреческих историков, философов и литераторов, можно сделать вывод, что какое-то (весьма небольшое) количество рабов-африканцев было в Афинах и некоторых других городах-полисах Эллады.

Скорее всего, древнегреческие путешественники покупали чернокожих рабов-нубийцев в Египте и привозили к себе на родину. А после того как Рим одержал победу над Карфагеном во 2-й Пунической войне (218 – 201 гг. до н.э.), и особенно после взятия и уничтожения римлянами Карфагена (146 год до н.э.) количество рабов-африканцев в Европе резко увеличилось. Во многих домах и виллах богатых римлян появились чернокожие невольники. Они, как и их белые собратья по несчастью, не имели никаких прав, полностью завися от гуманности и прихоти хозяев. Не случайно римский ученый Марк Теренций Варрон указывал, что раб – это всего лишь говорящее орудие.

Когда рабы-африканцы появились в средневековой Европе

После падения Римской империи о чернокожих рабах в Европе на много столетий забыли. Однако в первой половине XV века, с началом эпохи Великих географических открытий, португальцы, отыскивая морской путь в Индию для налаживания бесперебойных поставок пряностей и других экзотических товаров, стали регулярно обследовать западный берег Африки. Они продвигались с каждым годом все дальше, нанося неизвестное прежде побережье на карту, часто высаживались, вступали в контакт с вождями местных племен. И в 1444 году капитан Нунью Триштан, достигший устья реки Сенегал, захватил там десять негров, которых привез в Лиссабон и продал по высокой цене.Так первые чернокожие невольники попали в средневековую Европу.

Ободренные примером Триштана, некоторые португальские капитаны занялись этим позорным промыслом, приносящим хороший доход (надо отметить, что ремесло работорговца в те времена не считалось не только позорным, но даже предосудительным). Примеру португальцев немного позже последовали испанцы, французы, англичане. Целые флотилии кораблей ежегодно отправлялись в Африку за рабами. И это продолжалось несколько столетий, пока работорговля не была объявлена вне закона.

ТАТЬЯНА СДВИЖКОВА

Обзор

Несмотря на то, что эпоха географических открытий была в XV-XVI веках, к XIX-му веку практически никто в Европе не представлял, что такое африканское искусство. И только в конце XIX – начале XX века художники открыли для себя Африку и Японию. Про Японию и импрессионистов известно много, поэтому сегодня я хочу рассказать про Африку, которая часто остается в тени. К началу XX века художники устали от классики и начали искать какого-то отдыха. Для многих источником вдохновения стало как раз примитивное искусство. Давайте посмотрим, как Африка из чего-то странного и экзотического превратилась для художников в то, без чего сложно представить искусство.

«Фрукты и бронза»

Наш первый герой – Анри Матисс. В 1906 году он впервые поехал в Африку, чтобы, как он сам говорил, «увидеть своими глазами пустыню». Конечно, художник был восхищён. Освежить воспоминания помогла выставка африканской скульптуры, проходившая в Париже в 1910 году. Собственно, африканскую скульптуру мы и видим на этом натюрморте. Но корректно ли вообще называть эту картину натюрмортом? Ведь натюрморт в переводе с французского – «мёртвая природа». Картина «Бутылка схидама » больше похожа на классический натюрморт, правда? Чем отличаются эти две работы?

Анри Матисс, «Фрукты и бронза» (1909-1910).

Анри Матисс, «Бутылка схидама» (1896).

Что меняется:

• Художник всё предельно упрощает;
• Цвета становятся ярче;
• Появляются африканские мотивы;
• Композиция картины становится более ритмичной благодаря ткани;
• Исчезает трёхмерность;
• Художник отказывается от теней;
• Отсутствует перспектива;
• Изображение становится похоже на орнамент;
• Появляется ощущение «беседы» между предметами.

Получается, что картина «Фрукты и бронза» не очень похожа на натюрморт в его классическом понимании: нет строгости и реалистичности.

Матисс по-прежнему ищет новых средств изображения. И в этом он не одинок.

На работы какого художника похожи «Фрукты с бронзой»? На Гогена. Гоген изображает культуру Азии, а Матисс вдохновляется скорее Африкой, однако многое берёт у Гогена. Кроме того, если вспомнить, похожие фрукты можно увидеть у Сезанна. Мне кажется, что картины Сезанна находятся где-то «между» «Фруктами и бронзой» и «Бутылкой схидама». Он не настолько углубился в цвет, как Матисс, но зато много работал с формой.

Цвет и линия – главные художественные средства Матисса. Этим он близок к первобытным культурам. Он вообще говорил, что в равновесии цвета и линии и заключена тайна творения. Художнику не важна передача полного сходства настоящего яблока с яблоком нарисованным. Пара мазков – и зритель может понять, что изображено. Такая вот первобытная примитивность и максимальное упрощение.

МАРОККАНСКИЙ ТРИПТИХ

«Вид из окна»

Первым бросается в глаза, конечно цвет. Синий наполняет все три картины, но везде играет разные роли. Посмотрим поближе на «Вид из окна». Очень многое здесь написано синим цветом. Но разве из-за этого становится непонятно, что изображено? Художник играет с цветом и оттенками. По сравнению с «Фруктами и бронзой» цвет здесь более сложен.

Что на картинах должны обозначать такие яркие оттенки синего? Синий здесь – контрастный по отношению к желтому цвет. Он будто бы заливает желтый и, несомненно, передаёт тень. Но пока ещё утро, зной не так силён, и мы не видим, как свет слепит глаза. Посмотрим, что будет твориться ближе к вечеру, когда жара станет совсем невыносимой.

Анри Матисс, «Вид из окна» (1912-1913).

«Вход в Касбу»

Что здесь изменилось, по сравнению с предыдущей картиной?

Синий стал немного более глухим, он будто бы обгорел на солнце. Вместе с тем, желтый почти превращается в белый и немного розоватый. Уже вечер. Тем не менее, от жары все дрожит. На картине уже нет свежести «Вида из окна». Всё превращается в какой-то мираж, и силуэт человека слева едва различим.

Африка для Матисса – удивительная экзотическая тайна, занавес которой он нам чуть-чуть приоткрывает. Ему нравится писать вещи, типичные для арабов, но необычные для него самого. Как, например, те цветы на подоконнике, или типичные простые белые марокканские постройки. Ещё Матиссу явно по душе причудливые арки. На этой картине она похожа на замочную скважину, через которую мы видим новый, чудесный мир.

Анри Матисс, «Вход в Касбу» (1912-1913).

«Портрет Зоры»

Картина вновь заполнена синим и голубым, но в этом случае цвет – вовсе не главное. Матисса увлекает необычный узор костюма девочки. Мы не видим здесь портретного сходства, то есть черты лица общие, и художник мог бы изобразить меня так же, как и эту девочку. Почему же Матисс не назвал картину «Портрет Зоры»? Потому что, несмотря на то, что лицо её больше похоже на маску, она сама уникальна благодаря необычному узору костюма. Костюм, по сути – единственное, что заботит Матисса на этой картине. Многие критики сильно удивлялись и ругали художника за то, что он с меньшим вниманием прописывает, например, руки. С перспективой и фоном тут тоже не всё идеально, но Матисса это и не заботит.

Анри Матисс, «Зора на террасе» (1912-1913).

Скульптура «Ягуар, пожирающий зайца»

В 1899 году Матисс начал ходить на вечерние курсы по скульптуре. И вот перед нами самая первая его работа, «Ягуар, пожирающий зайца». Больше всего художника привлекала возможность показать в объеме экспрессию и дикость существа. Все линии резкие и четкие, мышцы животного напряжены. Если мы посмотрим на скульптуру эпохи Возрождения, увидим, что мастер старается разделить одежду от кожи и земли с помощью разной шлифовки и полировки. Здесь же ягуар и заяц неотделимы друг от друга и от земли. Незаметно даже, где кончаются ноги ягуара, и где начинается земля. Матисс показывает, что ягуар и заяц – такие же дикие, как и природа. Скульптурная техника Матисса очень похожа на технику Родена – такая же грубая фактура материала. От африканской культуры Матисс ничего не берёт, даже сюжет он взял у другого французского скульптора (Антуана-Луи Бари).

Завершая разговор про Матисса, можно сказать, что его интересуют не традиции африканского искусства, а африканские сюжеты. Художника цепляет экзотика и непривычный для него быт.

Анри Матисс, «Ягуар, пожирающий зайца» (1899-1901).

«Дама с веером»

Пикассо очень дружил с Матиссом и даже прятал некоторые его полотна в свой банковский сейф. Несмотря на это, Матисс писал: «мы с Пабло разные, как Северный и Южный полюс». Это хорошо заметно, если посмотреть на их картины. Перед нами «Дама с веером», это ранний кубизм. Можно заметить, что сюжет, в отличие от работ Матисса, совсем не африканский. Но вот исполнение… Давайте рассмотрим поподробнее. Что здесь от Африки, как вам кажется?

• Лицо-маска
• Грубые линии
• Вырубленные очертания предметов
• Внутренняя напряженность.

Здесь гораздо больше африканских черт, чем у Матисса. Удивительно, но Пикассо, как и Матисс, заинтересовался Африкой после того, как увидел африканскую скульптуру. Поэтому, как мне кажется, лицо женщины так похоже на африканскую, выдолбленную из дерева маску. Пикассо поразило то, что африканское искусство стремится воплотить мысли и идеи с помощью самых примитивных средств. Он увидел, что африканское искусство – это то, к чему применима известная поговорка «краткость – сестра таланта». Хотя африканская скульптура – не Поликлет , она тоже несёт в себе много идей, и европейцам есть чему поучиться у Африки. Вот о чем говорит Пикассо в «Даме с веером».

Пабло Пикассо, «Дама с веером» (1909).

Теперь посмотрим, что изменилось к середине ХХ века.

Голова лошади на желтом фоне и юноша с цветком

Следующий художник – француз Фернан Леже. В своих работах он опирается на кубизм, но, конечно, меняет его. Что изменилось по сравнению с Пикассо?

• Яркий цвет
• Контур, как у Матисса
• Более плавные линии, чем у Пикассо

Леже был другом Пикассо, но, понимал кубизм немного иначе. Его кубизм иногда называют «тубизмом» , потому что он вдохновлялся механикой, машинами и трубами. Он даже снял фильм «Механический балет», который представляет из себя танец разных деталей. По поводу этой ленты он писал: «Ошибка в живописи – сюжет, ошибка в кино – сценарий». Поэтому мы не видим сюжета на рельефах, это просто сидящий юноша и просто лошадь.

На самом же деле, Леже никогда не вдохновлялся Африкой и не интересовался ей. Просто к пятидесятым годам Африка стала уже неотъемлемой частью европейского искусства. Даже если художник не интересуется Африкой, она на него влияет.

Фернан Леже, «Голова лошади».

Фернан Леже, «Фигура с цветком и птица», «Цветок с птицей».

А что происходит в Африке сейчас? Для того, чтобы это понять, можно посмотреть, например, на экспозицию музея современного африканского искусства Зейтс (Zeitz) в ЮАР. Видно, что африканские мастера работают с такими традиционными сюжетами, как, например, охота, но все же европейское влияние сильно возросло. Два континента влияют друг на друга, с этим не поспоришь. Тем не менее, в каждой работе виден и художник, и его личный стиль. Можно сказать, что африканское искусство стало более индивидуальным.