Мне нравились его черты. А. С. Пушкин Названием романа Пушкин подчеркивает центральное положение Онегина среди других героев произведения. Онегин - светский молодой человек, столичный арис­тократ, получивший типичное для того времени воспитание под руководством француза-гувернера. Он ведет образ жизни «золотой молодежи»: балы, прогулки по Невс­кому проспекту, посещение театров. Хотя Онегин и учился «чему-нибудь и как-нибудь», он все же имеет высокий уровень культуры. Пушкинский герой - по­рождение общества, в котором живет, но вместе с тем он и чужд ему. Благородство души, «резкий охлажденный ум» выделяют его из среды аристократической молоде­жи, постепенно приводят к разочарованию в жизни и интересах светского общества, к недовольству политической и социальной обстановкой: Нет, рано чувства в нем остыли, Ему наскучил света шум... Пустота жизни мучает Онегина, им овладевает хандра, скука, и он покидает свет­ское общество, пробуя заняться общественно-полезной деятельностью. Барское вос­питание, отсутствие привычки к труду («труд упорный ему был тошен») сыграли свою роль, и Онегин не доводит до конца ни одного из своих начинаний. Он живет «без цели, без трудов». В деревне Онегин ведет себя гуманно по отношению к крестьянам, но он не задумывается над их судьбой, его больше заботят свои собственные настрое­ния, ощущение пустоты жизни. Онегин отвергает любовь Татьяны Лариной, одаренной, нравственно чистой де­вушки, не сумев разгадать глубины ее запросов, своеобразия натуры. Онегин убивает своего друга Ленского, поддавшись сословным предрассудкам, испугавшись «шепота, хохотни глупцов», В подавленном состоянии духа («в тоске сердечных угрызений») Онегин покидает деревню и начинает странствия по России. Эти странствия дают ему возможность полнее увидеть жизнь, понять, сколь бесплодно растратил он свои годы. Онегин возвращается в столицу и встречает ту же картину жизни светского обще­ства. («Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал»). В нем вспыхивает любовь к Татьяне - теперь уже замужней женщине. Татьяна отвергает любовь Оне­гина. В великосветской красавице, держащейся с таким холодным достоинством, он не может обнаружить и следов той, прежней Тани. Любовью Онегина к Татьяне Пуш­кин подчеркивает, что его герой способен к нравственному возрождению, что это не охладевший ко всему человек, в нем еще кипят силы жизни. Онегин пишет Татьяне письмо. Раскрывающий душу перед любимой женщиной, он теперь вовсе не похож на того столичного денди, который когда-то прочитал ей «проповедь». Пушкин оставля­ет своего героя в «злую» для Онегина минуту, после прощальных слов Татьяны: «Я вас прошу меня оставить». Последнюю главу романа Пушкин сжег, и мы не узнаем дальнейшей судьбы Оне­гина. Молодой дворянский интеллигент начала XIX века, Евгений Онегин - реалис­тический тип. Это человек, жизнь и судьба которого обусловлены как его личными качествами, так и определенной общественной средой 18-20-х годов. На образе Оне­гина Пушкин показал путь, которым шла часть просвещенной интеллигенции. С од­ной стороны, они отказались прислуживать царизму, критически относились к укла­ду жизни дворянского общества, с другой - стояли в стороне от общественно полезной деятельности. Это обрекало их на бездеятельность. В Онегине Пушкин показал черты «лишнего человека», которые позже мы увидим в Печорине и других персонажах Лермонтова, Тургенева, Гончарова.

Знаком он вам? - И да и нет.

А. Пушкин. «Евгений Онегин»

Роман в стихах назван именем героя; понять роман - это значит, прежде всего, постигнуть существо и судьбу того, чье имя - Евгений Онегин. Задача эта нелегкая; проще - вообще отказать этому странному герою в какой-либо собственной сущности и счесть его «ничтожной пародией», «пустым подражанием» иноземным образцам:

Чем ныне явится? Мельмотом,

Космополитом, патриотом,

Гарольдом, квакером, ханжой,

Иль маской щегольнет иной?

Убеждение в том, что Онегин «морочит свет» постоянными сменами своих масок - это только наизнанку вывернутая, недоброжелательно истолкованная действительная проблематичность героя.

Он в романе все время как бы под знаком вопроса: и причина этому не только в том, что герой движется во времени - то есть меняется от главы к главе, - но и в том, что само существо его многосоставно, оно скрывает в себе самые разные возможности. Какие черты образовывали для Пушкина состав того явления, имя которому было - «герой времени»?

Первый подступ к изображению молодого героя времени Пушкин сделал в поэме «Кавказский пленник»: «Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни й к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века». Поэт остался недоволен этим первым опытом; проблемному герою были тесны границы романтической поэмы, нужен был иной жанр, что и осознал вскоре сам автор: «Характер главного лица... приличен более роману, нежели поэме». Итак, перед Пушкиным возникает сложнейшая творческая задача - роман о современном человеке. В русской литературе такого опыта еще не было; а что создала здесь европейская литература? Что здесь оказалось особенно важным для творца «Евгения Онегина»?

Как мы видели, пушкинский роман в стихах несет в себе активнейшее «литературное самосознание»; в частности, когда в третьей главе вопрос о герое впервые переводится в план «проблематичности» -

Но наш герой, кто б ни был он,

Уж верно был не Грандисон, -

Пушкин тут же (строфы одиннадцатая и двенадцатая) «устраивает смотр» героям старого и нового европейского романа. Весь этот материал имеет прямое отношение к проблеме пушкинского героя; но в этом смысле гораздо более важным оказывается другое место романа, по замыслу автора вплотную подводящее к разгадке героя. Это строфа двадцать вторая седьмой главы, где читателю открывается онегинское «заветное чтение», в центре которого «два-три романа» о современном человеке. Они не названы Пушкиным, вероятно, потому, что составляют ту «избранную европейскую литературу», которая более всего имела отношение к замыслу его собственного романа. Вот эти три романа (они названы в черновике двадцать второй строфы): «Мельмот» - «Рене» - «Адольф».

«Мельмот Скиталец» (опубликован в 1820 г.) английского романиста и драматурга Метьюрина, «Рене» (опубликован в 1801 г.) французского писателя Шатобриана и «Адольф» (опубликован в 1815 г.) французского литератора и общественного деятеля Констана - это те произведения, которые дают «печально верный» портрет современного человека: с душой «холодной» и «раздвоенной», «себялюбивой» и «больной», с умом «мятежным» и «сумрачным», льющим «хладный яд кругом» (черновик двадцать второй строфы).

Набор этих романов замечателен, помимо всего прочего, тем, что они демонстрируют два совершенно разных способа изображения современного человека. «Рене» и «Адольф» - это небольшие по объему психологические романы: они изображают тайники слабой и чувствительной души или сумрачные страсти сердца, жаждущего не любви, а победы; они рисуют людей странных и непоправимо одиноких, не находящих себе места в жизни, не способных дать счастье себе и несущих несчастье другим, - словом, эти романы дают психологический портрет современного «разочарованного героя», одержимого демоном скуки и скепсиса. В отличие от них, «Мельмот» - это колоссальных размеров произведение, синтезирующее самые разные литературные традиции, роман, метод которого можно было бы назвать философско-поэтическим. Для художественного решения проблемы современного человека Метьюрин создает образ Мельмота Скитальца, соединяя в нем воедино образы Фауста и Мефистофеля из гетевской трагедии. «Мельмот, по замыслу автора, - сложный человеческий образ, жертва дьявольских сил, их вынужденное орудие.... Хотя Мельмот не сам искуситель или воплощение дьявольской силы, а всего лишь жертва, обреченная творить зло против воли, но в нем ярко проявляет себя критическое начало... Это и было своеобразное и претворенное Метьюрином «мефистофелевское» начало в образе Мельмота, столь привлекавшие к этому литературному герою внимание целой Мироны первой трети XIX в.».

Выше мы уже говорили об «универсализме» как важнейшей особенности пушкинского романа; поэтому нет ничего удивительного, что такого же всеохватывающего синтеза самых разных художественно-смысловых возможностей ищет поэт и в изображении героя - ибо проблема современного человека охватывается Пушкиным во всем ее масштабе, от психологической точности и социально-исторической конкретности до вечных вопросов человеческого бытия. Поэтому ему одинаково важны разные литературные способы изображения современного человека. Значение «Рене» и «Адольфа» для пушкинского творчества, и в частности для «Евгения Онегина», давно выяснено. Было указано и на явную связь Онегина с героем Метьюрина: «Характер Онегина создавался на фоне... многочисленных демонических героев (Мельмот)». -Демонический Мельмот и его ближайший литературный «предок» - гетевский Мефистофель - оказались особенно актуальны для Пушкина в период так называемого южного кризиса, поэтическим выражением которого стали стихотворения «Демон» и «Свободы сеятель пустынный...». Два эти стихотворения показывают масштаб пушкинского кризиса: это отнюдь не только политический скептицизм, связанный с крушением вольнолюбивых надежд, но это переворот всего мировоззрения - полный пересмотр прежней «горячей восторженности» в свете нового «холода сомнения». Южный кризис - это важнейшее творческое и духовное перепутье всей жизни Пушкина; а тот факт, что кризисные стихотворения «Свободы сеятель пустынный...» и «Демон» в своем окончательном виде возникли из черновиков «Евгения Онегина» (они как бы рождены самим романом), есть очевидное свидетельство того, что главным творческим результатом южного кризиса - и одновременно преодолением, выходом из кризиса - стал всеобъемлющий замысел «Евгения Онегина»!

Итак, задачей Пушкина было дать глубокое изображение «героя времени»; время же поистине было в власти «духа отрицания», когда ропот вечной неудовлетворенности, индивидуалистически-мятежная гордыня ума и «онемелость», охлажденность чувств были разными симптомами одной «болезни скепсиса», поразившей современного человека. Повторим еще раз справедливую мысль, что понимание образа Онегина «требует прежде всего сопоставления с демоническими героями мировой литературы» (И. Медведева). Но, задавая своему герою масштаб не «бытового типа», а «вечного», философского образа, Пушкин вместе с тем хотел найти для своего «духа отрицания» (си пушкинскую «Заметку о стихотворении «Демон») неповторимую индивидуальность современного человека переживающего «демонизм» как свою собственную, личную судьбу. И в этом снова сказался универсализм пушкинского произведения: это не только философское поэтический роман - но и «поэма историческая в полном смысле слова» (В. Белинский).

Синтетически-сложную природу онегинского образа не раз отмечали советские исследователи. «Онегину надлежало носить черты демонизма» - однако ему «прежде всего надлежало быть русским характером, органически связанным с русской действительностью» (И. Медведева); «образ Онегина синтетичен... Онегин вместил в себя и бездумного «молодого повесу», и «демона», искушающего провидение своей «язвительной речью» (И. Семенко).. Универсализм пушкинского романа требовал особого метода изображения героя. Уже в прижизненной Пушкину критике отмечалось, что «тысяче различных характеров может принадлежать описание Онегина», ибо автор не дал своему герою «определенной физиономии». В советском пушкиноведении это обстоятельство получило убедительное объяснение: «Характер» Онегина нельзя рассматривать как «характеры» героев, созданных на более позднем этапе развития реализма XIX в. ...Метод Пушкина - метод обобщений, иных, чем у «его предшественников и даже наследников... он строит образ проблемного героя как образ, в котором широта обобщения и многообразие аспектов преобладает над психологической детализацией... Онегин - художественный образ, в. котором каждая черта и особенно столь серьезная, как разочарование, является сгущением, концентрацией идеи». Вспомним здесь еще термин Ю. Тынянова - знак героя»; употребляя это выражение для обозначения пушкинского способа художественной типизации и отмечая, что некий комплекс противоречиво-разнообразных свойств и черт своего героя Пушкин как бы обводит «кружком его имени», исследователь, вероятно, имел в виду своеобразную эмблематичностъ построения образа в пушкинском романе. Не «психологический» портрет, а «эмблематический» силуэт - вот, кратко говоря, та особенность образности «Евгения Онегина», которая одновременно отвечала и универсальности романа, и обеспечивала возможность проявлении самых разных «ликов» героя по мере развертывания свободного романа во времени.

В том сложнейшем духовном явлении, которое именуется Евгением Онегиным, есть два главных центра - как бы два полюса этого образа. Один из них - скептическая охлажденность, «демонизм»; о другом Пушкин говорит в первой главе после перечисления «способностей» своего героя: «До в чем он истинный был гений» - и далее следует характеристика Евгения как «гения любви». Поначалу ее можно счесть за полуироническое определение того виртуозного донжуанства героя, тех успехов в «науке страсти нежной», которые демонстрирует «молодой повеса». Однако по мере приближения романа к финалу выясняется, что герой Пушкина есть действительно гений любви, что это "самый высший дар его натуры и что в многосоставном образе Евгения это начало противостоит другому - онегинскому демонизму. Эти два полюса - «гения любви» и «духа отрицания» - не только «аккумулируют» в себе драму героя, но и как бы хранят потенцию всего развития романа.

Пушкинский роман - это исследование судьбы героя времени, исследование, осуществленное с помощью новаторской «свободной» формы. Само пушкинское определение собственного романа как «свободного» - многозначно: здесь и проблема свободы в романе, и его внутреннее строение («свободные» отношения между двумя авторами), и, наконец, та особенность сюжетного развития «Евгения Онегина», благодаря которой каждая глава его выходила отдельно и имеет, действительно, большую самостоятельность в общей композиции. Эта особенность органически связана -с начальной установкой Пушкина на движение, эволюцию его героя (и романа в целом) параллельно развитию реального исторического времени. Великий пушкинский культурно-идеологический роман стал еще и уникальным художественно-историческим исследованием, в котором решалась судьба Героя, судьба Автора и судьба Творца, а вместе с ними - судьба всего пушкинского поколения.

А. Тархов

Источники:

• Пушкин А.С. Евгений Онегин. Вступит, статья и коммент. А. Тархова. М., «Худож. лит.», 1978. 302. с. (Школьн. б-ка)
Аннотация: Вниманию читателей предлагается первый опыт комментированного издания романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» - величайшего творения поэта: «Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы. Оценить такое произведение значит - оценить самого поэта во всем объеме его творческой деятельности» (В. Г. Белинский).

Обновлено: 2011-09-10

.

Полезный материал по теме

• Творчество А.С.Пушкина. Культурное значение этики и нравственности в творчестве А.С.Пушкина, как главный смысл романа «Евгений Онегин». Примеры из романа «Евгений Онегин»

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН - ГЕРОЙ РОМАНА А. С. ПУШКИНА
Евгений Онегин… Сколько раз я слышала эти слова, еще до того, как прочитала роман. В повседневной жизни это имя стало уже почти именем нарицательным.
С самого начала произведения я поняла, что Евгений Онегин очень странный и, безусловно, особенный человек.

Он, конечно же, в чем-то походил на людей, окружавших его, имел те же увлечения и заботы, что и они, но и в то же время резко от них отличался. Общество, в котором жил Онегин, которое его воспитало, делало все ради собственного удовольствия, по собственному желанию, а Евгений все делал машинально, ни в чем не видел смысла и заставлял себя это делать потому, что это модно, престижно.
Онегин не может познать счастье, его душа закрыта для настоящих человеческих чувств, а подвержена только мимо¬летным, бесконечным и бесполезным увлечениям. Для него, наверное, существует только чувство собственного достоинства, независимости и та гордыня, с которой он относится ко всем окружающим его людям. Он не презирает их, нет. Просто Онегин ко всему равнодушен, ему все безразлично. Герой романа как бы подчиняется обществу, ни с кем не спорит, ни¬кому не противоречит, но в то же время и конфликтует с ним: ему плевать, что о нем подумают. Евгений как будто шутил со своей жизнью, никогда не задумывался о завтрашнем дне. И это ему опять же ни к чему. Ведь каждый его день подобен следующему. Он просто существует, тихо плывет по течению. Моду он ставит перед собой наивысшей целью, в ней он видит почти закон жизни.
Эта оглядка на мнение окружающих, эта зависимость от света лишает Онегина настоящей жизни, борьбы за счастье; он не может стать самим собой, ко всему относится поверхностно. Евгений Онегин даже иногда не задумывается, что делает: с поразительной легкостью переходит от одного занятия к другому.
Опять же, следуя той же моде, Евгений очень тщательно следил за собой, был ужасный пижон:
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
Прочитав дальше роман Пушкина, мы узнаем, что Онегин познакомился с Татьяной Лариной и что это знакомство в дальнейшем изменило его судьбу.
Онегин, воспитанный таким обществом, конечно же, считает себя очень мудрым, уже все испытавшим, все повидав¬шим в столь молодые годы и, узнав, что юная Татьяна влюбилась в него, постарался наставить ее на путь истинный, посоветовал «просто взять и выкинуть» из головы эти слабости души - любовь и нежность.
Для него это было все так просто. Как и ко всему, он и к высоким чувствам относился шутя, всего лишь играя в любовь. Мне кажется, его отношение к любви целиком рассудочно и притворно. Оно построено в духе светского общества, главная цель которого - обворожить и обольстить, казаться влюбленным, а не быть им на самом деле:
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать…
Нет, он не насмехался над чувствами Тани. Он просто из¬брал сам для себя и хорошо сыграл роль наставника, старшего друга, поучая ее «учиться властвовать собою». Но в разговоре он, может быть по привычке, не удержался и оставил Тане маленькую надежду:
Я вас люблю любовью брата
И, может быть, еще нежней…
Эти слова опять же говорят нам о нескрываемом эгоизме Онегина. Он никогда не задумывался над чувствами других.
В деревне Онегин познакомился со своим соседом Ленским, наверное, только из-за того, что умирал со скуки в этой глуши. Они вместе проводили время, заезжали к Лариным и уже считались друзьями. Но дружба их кончилась трагически из-за недоразумения, которое произошло по вине Евгения и Ольги - возлюбленной Ленского. Онегин решил пошутить и доказать всем, что любви не существует, не сознавая, что толкнет этим самым своего друга в могилу. Онегин и Ленский

стрелялись на дуэли, которая тоже была как бы игрой для Ев¬гения. Он просто не ощущал всей глубины событий. Только потом, когда Евгений убил человека, он не чувствовал уже своего прежнего превосходства. Я думаю, именно в этот момент произошел перелом в его душе. После этого случая Евге¬ний Онегин отправился в путешествие, пытаясь забыть и вы¬черкнуть из памяти прошлое.
Несколько лет спустя Онегин вновь возвращается в столицу, уже теперь действительно повидавший мир. На одном из балов он встречает Татьяну. И образ Тани, который все это время жил где-то в глубине души Онегина, воскресает в памяти. Татьяна была все та же, но Евгений поразился, удивился и не смог скрыть своего восхищения ею:
Ужель та самая Татьяна?
Та девочка… иль это сон?..
Онегин влюблен. Наконец-то его сердце познало настоящее страстное чувство. Но теперь как будто судьба смеется над ним. Таня уже замужняя женщина и будет верна своему мужу до конца жизни. Она по-настоящему любит Евгения, но, несмотря на это, она преподнесла ему урок, который он будет помнить всю жизнь.
Стоит Евгений…
Как будто громом поражен.
В какую бурю ощущений
Теперь он сердцем погружен!
Не правда ли, в конце романа нам даже становится жаль Евгения. Но жизнь преподала ему незабываемый урок, благо¬даря которому ему будет дальше легче жить, не существовать, а жить!

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН - главный герой пушкинского романа в стихах, действие которого разворачивается в России от зимы 1819-го до весны 1825 года, (см.: Ю. М. Лотман. Комментарий.) Введен в сюжет сразу, без предисловий и прологов.

Евгений Онегин (гл. 1) едет в деревню к занемогшему дяде; застает его уже умершим, вступает в наследство, два дня наслаждается деревенским покоем, а затем вновь впадает в излюбленное состояние разочарованного денди - хандру. Скуку не способны развеять даже хозяйственные эксперименты в духе времени (замена барщины оброком); одиночество скрашивает только дружба с соседом Владимиром Ленским, молодым поэтом и свободолюбцем, вернувшимся из Геттингенского университета. Евгений Онегин старше Ленского на 8 лет (родился в 1795 или 1796 г.); в отличие от Ленского - изначально разочарован, но не спешит разочаровать Владимира, влюбившегося в соседку, Ольгу Ларину (гл. 2). Ленский вводит Онегина в дом Лариных; сестра Ольги, Татьяна, влюбляется в Евгения и отравляет ему любовное письмо, «скроенное» по лекалу любовного романа, притом предельно искреннее (гл. 3). Евгений тронут, но отказывается поддержать «романную» игру. Он - в соответствии с этимологическим значением своего имени (см. ст.: «Ленский») поступает как благородный светский человек; выдержав паузу, является в дом Лариных и в саду объясняется с неопытной девушкой. Его исповедь, перерастающая в проповедь, по-отечески тепла, но по-отечески и нравоучительна; он готов любить Татьяну «любовью брата» и даже чуть сильней - но не более того (гл. 4).

Наметившийся любовный сюжет кажется развязанным; Евгений живет анахоретом, подражая Байрону, летом плавает ранним утром в ледяной реке, зимой «со сна» принимает ванну со льдом; «с самого утра» играет «на бильярде в два шара». Онегин получает через Ленского приглашение пожаловать на именины Татьяны, 12 января 1821 г. (гл. 5). Здесь, раздраженный полуобмороком Татьяны (он продолжает «читать» ее поведение сквозь романную призму и не верит в непосредственность порыва), Евгений решает подразнить Ленского и приглашает Ольгу (которая через две недели должна выйти за Владимира замуж!) на танец. Танцует с ней вальс, мазурку, «шепчет нежно / Какой-то пошлый мадригал», добивается согласия на котильон - чем вызывает бешеную ревность Ленского (гл. 5). Наутро через соседа-дуэлянта Зарецкого (типовая литературная фамилия бретера) получает от Ленского вызов на дуэль. Отвечает - в соответствии с дуэльным кодексом - безусловным согласием; потом жалеет, но поздно: «<…> дико светская вражда / Боится ложного стыда» (гл. 6, строфа XXVIII). Чуть не проспав и прихватив вместо секунданта слугу-француза Гильо, Онегин является в рощу; начав с 34 шагов, дуэлянты сходятся; Онегин стреляет первым - Ленский убит (гл. 6). Евгений вынужден уехать; так, едва завязавшись, обрывается и нить сюжета светской повести.

Зато любовный сюжет, после ложной развязки 4-й главы, получает неожиданное продолжение, в конце концов восстанавливая и жанровые «декорации» светской повести. После длительного путешествия по России [с июля 1821 г. по август 1824 г.: Москва, Нижний Новгород, Астрахань, Кавказ, Таврида (Крым), Одесса; о маршруте читатель узнает позже, из «Отрывков из Путешествия Онегина», публикуемых в виде «приложения» пропущенной главы к основному тексту романа] двадцатишестилетний Онегин на светском рауте встречает Татьяну, вышедшую замуж за «важного» генерала и ставшую московской княгиней. Он потрясен переменой, произошедшей с нею. Зеркально повторяя сюжетный «ход» самой Татьяны, влюбленный Онегин отправляет ей письмо, другое, третье и не получает ответа - лишь гнев в ее глазах и «крещенский холод» при встрече в «одном собранье». Потеряв голову, Онегин едет к Татьяне без предупреждения; застает ее за чтением своего письма; выслушивает слезную проповедь («Я вас люблю <…>/ Но я другому отдана; / Я буду век ему верна»); стоит «как… громом поражен», - и в этот момент раздается «шпор незапный звон» Татьяниного мужа. Кульминация заменяет развязку; финал открыт; читатель расстается с героем на крутом переломе его судьбы (гл. 8).

Имя. Литературная родословная. Дав герою имя Евгений и фамилию Онегин, Пушкин сразу вывел его за пределы реального, жизненного пространства. Со времен Кантемира (вторая сатира; здесь и далее см.: Ю. М. Лотман. Комментарий) имя Евгений сатирически связывалось с литературным образом молодого дворянина, «пользующегося привилегиями предков, но не имеющего их заслуг» (ср. образ Евгения Негодяева в романе А. Е. Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества», 1801). Фамилия Онегин - равно как и Ленский - подчеркнуто «вымышленная»: дворянин мог носить топонимическую (реже - гидронимическую) фамилию только в том случае, если топоним указывал на его родовое владение, а крупные реки не могли полностью протекать в пределах родовых вотчин. (По той же модели, восходящей к опыту русской комедии XIX в., но с оглядкой именно на Пушкина, будут построены фамилии Печорин - у Лермонтова, Волгин - у Бестужева-Марлинского и др.) Едва дав герою «литературное» прозвание, Пушкин тут же соотнес его с живыми людьми 1820-х годов: Евгений знаком с Кавелиным, он «второй Чедаев»; на дружеской ноге и с Автором романа [хотя образ Автора (см. ст.), в свою очередь, лишь условно совпадает с личностью Пушкина]. Но, связав Евгения Онегина с живой жизнью, Пушкин отказался проводить параллели между его судьбой и судьбами реальных людей, «прототипов» (правда, впоследствии предпринимались попытки указать в этой связи на А. Н. Раевского, саркастического знакомца Пушкина периода южной ссылки и др.). «Второй Чедаев» отражен в многочисленных литературных зеркалах, подчас взаимоисключающих. Онегин сравнивается то с авантюрным героем романа Ч. Метьюрина «Мельмот-скиталец» (также начинающегося поездкой Мельмота к больному дяде), то с разочарованным Чайлд Гарольдом Дж. Г. Байрона, то с Грандисоном (таким видит его Татьяна; Автор с ней не согласен), то с Чацким из «Горя от ума», то с Ловласом. В подтексте - с Паоло, возлюбленным Франчески из «Божественной комедии» Данте, то с «пиитом» из стихотворения «Богине Невы» М. Н. Муравьева. Так достигается замечательный оптический эффект: образ героя свободно перемещается из жизненного пространства в литературное и обратно; он ускользает от однозначных характеристик.

Автор и герой. Во многом это объясняется и подвижностью авторского отношения к герою. Оно меняется не только от главы к главе (роман печатался отдельными выпусками по мере написания; замысел менялся по ходу работы), но и в пределах одной главы. Судя по первой из них, в Евгении Онегине должен был узнаваться тип современного Пушкину (практически одно поколение!) петербуржца, получившего домашнее «французское» воспитание, поверхностно образованного [знание латыни, чтоб «эпиграфы разбирать», анекдотов (т. е. забавных случаев из мировой истории, имевших место в действительности или по крайней мере правдоподобных); неумение отличить «ямб от хорея»], зато постигшего «науку страсти нежной». Онегин «жить торопится и чувствовать спешит». (Распорядок его дня в 1-й главе полностью соответствует традиции светского времяпрепровождения: позднее, за полдень, пробуждение; занятия в «модном кабинете», прогулка по бульвару; дружеский ужин; театр; бал.) Затем он разочаровывается во всем и охладевает душой ко всему; попытки заняться писательством ни к чему не приводят. Евгения Онегина охватывает модная английская болезнь - сплин («русская хандра»).

В начале 1-й главы Автор готов сблизить онегинскую разочарованность с разочарованностью оппозиционной молодежи из круга преддекабристского «Союза благоденствия». (Евгений читает Адама Смита; его равнодушие к поэзии уравновешено вниманием к политической экономии; его модный туалет, франтовство и повесничанье по-чаадаевски отдают фрондерством.) Но к концу главы психологические мотивировки образа меняются; разочаровавшись в наслаждениях света, Онегин не становится «серьезным» бунтарем; причина его томления - душевная пустота; его внешний блеск указывает на внутренний холод; его язвительные речи свидетельствуют не столько о критическом взгляде на современный мир, сколько о презрительности и высокомерии. «Байронический» тип поведения лишается романтического ореола. Автор, поспешивший записать Евгения Онегина в свои приятели, постепенно дистанцируется от него, чтобы в конце концов признаться: «Всегда я рад заметить разность / Между Онегиным и мной».

Мало того, «серьезная» точка зрения на Евгения Онегина как на оппозиционера передоверена глуповатым провинциальным помещикам, его соседям по дядиному имению (где-то на северо-западе России, в семи днях езды «на своих» из Москвы, т. е. в глуши, подобной Михайловскому). Только они способны считать Евгения Онегина «опаснейшим» чудаком и даже фармазоном. Автор (и читатель) смотрит на него иным, все более трезвым взглядом. Что в той же мере отдаляет Автора от Онегина, в какой и заново сближает его с героем, - но на ином уровне.

Евгений Онегин, Татьяна и Ленский. Постепенно к этому взгляду должна прийти и Татьяна, которая (будучи, как всякая уездная барышня, читательницей романов) сама, с помощью воображения, привносит в равнодушный облик Онегина черты «модного тирана», по характеристике Автора, - таинственно-романтические. То он ей кажется спасителем Грандисоном, то искусителем Ловласом, то демоническим разбойником, главарем шайки, балладным злодеем (таким он входит в ее сон; см. ст. «Татьяна»), Именно в такого, литературного Евгения влюбляется она без памяти; именно такому, литературному Онегину адресует она свое любовное письмо, ожидая от него литературной же реакции. («Спасительной» или «искусительной» - это уж как получится.) Онегин, хотя и тронут письмом, действует как хорошо воспитанный светский человек - и только; это Татьяну устроить никак не может. Однако Евгений не в состоянии измениться. Как светский человек, он дразнит Ленского мнимым увлечением Ольгой; как светский человек, холодно принимает вызов (при том, что смертельную обиду другу нанести совсем не хотел и драться с ним не желает); как светский человек, убивает своего приятеля-антипода. Не из жестокости (над мертвым Ленским он стоит «в тоске сердечных угрызений»), а по обстоятельствам. И когда после отъезда Онегина в Петербург Татьяна попадает в его деревенский кабинет, всматривается в детали (груды книг, портрет лорда Байрона, столбик с чугунной куклой Наполеона), пытается его глазами читать романы, - скорее всего, «Рене» Шатобриана и «Адольфа» Б. Констана (см.: Ю. М. Лотман. Комментарий), следя за резкими отметками холеного онегинского ногтя на полях, то ее точка зрения на Евгения Онегина сближается с авторской. Он - не «созданье ада иль небес», а, может статься, всего лишь пародия на свою эпоху и свою среду.

Герой, презирающий мир за его пошлость, противопоставляющий свое поведение старомодной норме, вдруг оказывается предельно несамостоятельным; и то, что приговор вынесен Татьяной, по-прежнему любящей Онегина, - особенно страшно.

В таком эмоциональном «ореоле» герой появляется перед читателем и в 8-й главе. (Промежуточное звено онегинской судьбы, способное вновь резко осложнить его образ - «Отрывки из Путешествия», - пропущено, перенесено в конец романа.) Теперь уже не Автор, не Татьяна, но пушкинская Муза пытается разгадать загадку Евгения Онегина - сплин или «страждущая спесь» в его лице? Какую маску он носит теперь? Мельмота? Космополита? Патриота? Но в том-то и дело, что психологическому портрету героя предстоит претерпеть еще одну существенную перемену.

Встреча с Татьяной заставляет что-то шевельнуться в глубине «души холодной и ленивой»; эпитет, который однажды уже был закреплен за поэтичным Ленским, в начале 8-й главы как бы ненароком применен к Онегину («безмолвный и туманный»). И эта «переадресовка» эпитета оказывается неслучайной и вполне уместной. Продолжая зависеть от «законов света» (любовь к Татьяне тем сильнее, чем слаще запретный плод и чем неприступнее молодая княгиня), Онегин тем не менее открывает в своей душе способность любить искренне и вдохновенно - «как дитя». Письмо (которое он пишет по-русски, в отличие от Татьяны, писавшей по-французски) одновременно и светски-куртуазное, дерзко адресованное замужней женщине, и предельно сердечное:

Чужой для всех, ничем не связан,

Я думал: вольность и покой

Замена счастью. Боже мой!

Как я ошибся, как наказан.

Но так и быть: я сам себе

Противиться не в силах боле;

Все решено: я в вашей вол

И предаюсь моей судьбе.

Недаром Пушкин вводит в это письмо парафраз своего собственного стихотворения о покое, счастье и воле: «На свете счастья нет…» (условно датируется 1834 г.).

И когда, не получив ответа, Онегин в отчаянии принимается читать без разбора, а затем пробует сочинять - это не просто повтор эпизодов его биографии, о которых читатель знает из 1-й главы. Тогда (равно как и в деревенском кабинете) он читал «по обязанности» - то, что «на слуху», подражая духу времени. Теперь он читает Руссо, Гиббона и других авторов, чтобы забыться в страдании. Причем читает «духовными глазами / Другие строки» (строфа XXXVI). Ранее он пробовал писать от скуки, теперь - от страсти и, как никогда, близок к тому, чтобы действительно стать поэтом, подобно Ленскому или даже самому Автору. И последний поступок Евгения, о котором читатель узнает - незваный визит к Татьяне, - столько же неприличен, сколько и горяч, откровенен.

Пустота начала заполняться - не легковесным свободомыслием, не поверхностной философией, но непосредственным чувством, жизнью сердца. Именно в этот миг Онегину суждено пережить одно из самых горьких потрясений своей жизни - окончательный и бесповоротный отказ Татьяны, которая преподает тайно любимому ею Евгению нравственный урок верности и самоотверженной силы страдания. Этот отказ перечеркивает все надежды Евгения на счастье (хотя бы и беззаконное!), но производит в нем такой переворот чувств и мыслей, который едва ли не важнее счастья:

Она ушла. Стоит Евгений,

Как будто громом поражен.

В какую бурю ощущений

Теперь он сердцем погружен!

Но шпор незапный звон раздался,

И муж Татьянин показался,

И здесь героя моего,

В минуту, злую для него,

Читатель, мы теперь оставим,

Надолго… навсегда. <…>

(Строфа XLVIII)

Евгений Онегин замирает на границе, где завершается замкнутое романное пространство и начинается пространство самой жизни. Восприятие онегинского образа оказалось поэтому необычайно противоречивым - как восприятие живого, постоянно меняющегося человека.

В процессе публикации романа отдельными главами смещалось отношение к образу Евгения Онегина у писателей декабристского круга; ожидание того, что Пушкин «выведет» второго Чацкого, контрастно противопоставленного свету и обличающего общество (А. А. Бестужев), не оправдалось: «франт», поставленный в центр большого романа, казался фигурой неуместной; близкой к бестужевской точки зрения на Евгения Онегина придерживался К. Ф. Рылеев. Молодой И. В. Киреевский, еще не ставший славянофилом, но имевший внутреннюю склонность к почвенничеству, определил Онегина как пустоту, у которой нет определенной физиономии («Нечто о характере поэзии Пушкина», 1828). В более поздней (1844–1845) оценке В. Г. Белинского Евгений Онегин - эпохальный тип, в котором отразилась российская действительность; «эгоист поневоле», трагически зависимый от «среды». Как тип «лишнего человека» воспринимала Онегина не только «натуральная школа», но и писатели поколения М. Ю. Лермонтова (типологическое родство Печорина с Онегиным). В «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского (1880) Онегин полемически определен как тип европейского «гордеца», которому противостоит образ русской смиренницы Татьяны Лариной; тема «наполеонизма» Онегина, лишь кратко намеченная Пушкиным, разрастается до общефилософского масштаба.